Спин

— У вас есть желуди?

— Читал. Общая метафора. Дуб из желудя. Так, да? Желудь — потенция дуба, и не одного, а обширных дубрав. Древесина для строительства целых городов. Ваши города построены из дуба?

— Нет, но это неважно.

— Значит, у вас в руке желудь. Спящий. Может быть, и погибший, если учесть, сколько времени материал провел при здешней температуре. Анализ выдаст вам следы различных химических соединений.

— Но?

— Но в холодном вакууме, где-нибудь в облаке Оорта, этот желудь прорастет. Начнет медленно, но уверенно развиваться. И репродуцироваться.

Облако Оорта. Знал я о нем немного, из бесед с Джейсоном и фантастических повестей и рассказов. Облако Оорта представляет собой расплывчатую туманность из всякой космической мелочи, размазанную начиная примерно с орбиты Плутона и на половину расстояния до ближайшей звезды. Конечно, расстояния между составляющими его объектами внушительные, но общая масса вещества облака в двадцать, а то и в тридцать раз превышает массу Земли. По большей части состоит из грязного льда.

Хорошенькая трапеза для любителей поживиться пылью со льдом.

Ван подался вперед. Глаза его, окаймленные морщинистой черной кожей, сверкали. Он улыбался — марсиане всегда улыбаются, когда говорят серьезно, от души.

— Не обошлось без споров. То, что вы держите в руке, может непредсказуемо изменить не только нашу Солнечную систему, но и всю галактику. Что из этого получится? Репликаторы не органические существа, но они живут, они живые. Живые автокаталитические системы с обратной связью. На них влияет окружающая среда, и они меняются. Так же, как люди, как бактерии, как… — Он замялся, подыскивая пример.

— Как меркиды, — подсказал я.

— Как меркиды.

— То есть речь идет об эволюции.

— Да, несомненно. Причем о непредсказуемой эволюции. Мы, конечно, внесли определенные ограничения. Во всяком случае, мы так считаем. Много, много противоречий, споров.

Когда Ван упоминал марсианскую политику, я представлял себе морщинистых марсиан и марсианок в светлых тогах, выступающих со сверкающих подиумов, выполненных из нержавеющей стали. Ван усмехнулся и разочаровал меня замечанием, что ведут себя марсианские парламентарии, как фермеры на зерновой бирже в неурожайный год, а одеты они примерно как бубновые дамы и вальты походной карточной колоды.

Споров идея породила много, длительных и ожесточенных, а замысел относительно прост. Репликаторы следовало рассеять в далеких окраинах Солнечной системы. Какая-то их часть, пусть небольшая, внедрится в два-три кометных ядра, начнет рост и воспроизводство.

Их генетическая информация закодирована в молекулах, термически нестабильных ближе к Солнцу, чем луны Нептуна. Но на достаточном удалении от горячих звезд субмикроскопические нити репликаторов инициируют медленный метаболизм. В сравнении с темпами их роста остистая сосна покажется призовым рысаком, но растут они неуклонно, усваивают встречающиеся частицы, органические молекулы, формируют стенки, ребра жесткости, перемычки.

Достигнув габаритов в несколько сот кубических футов и развив сложные внутренние связи, система начинает вести себя более целенаправленно. Она выращивает «глаза» из льда и углерода, сканирующие пространство.

За какой-то срок, скажем, лет в десять, колония репликаторов создаст сложный организм, способный регистрировать происходящее вне его и передавать эти данные. Она с интересом вглядывается во Вселенную, выискивая, в частности, темные тела типа планет, обращающиеся вокруг ближайших звезд.

На это уйдут десятилетия, и первыми из таких обнаруженных темных тел окажутся Земля и Марс.

Репликаторы зарегистрируют эти данные и передадут их в точку своего происхождения, к нам. Их примут наши спутники, вышедшие за оболочку.

«Состарившаяся» колония репликаторов распадется, разделится на составляющие кластеры простых «дочерних» клеток, которые, используя разные возможности, отправятся к другим звездным мирам, оставляя за собою крохотные клетки-ретрансляторы, узлы разрастающейся сети.

Эти клетки второго поколения продрейфуют в межзвездном космосе годы, века, тысячелетия. Большая часть их погибнет, угаснет на безнадежных траекториях, втянется в поле притяжения нашего Солнца, вернется в облако Оорта и повторит процесс, терпеливо поедая лед и собирая избыточную информацию. Повстречавшись, клетки обменяются материалом, откорректируют накопившиеся ошибки, произведут потомство похожее, но в чем-то отличное от родителей.

Какая-то ничтожная их часть достигнет системы ближней звезды и начнет в ней процесс, собирая свежую информацию, которую тоже отошлет домой пакетами данных, краткими оргастическими информационными вспышками. «Двойная звезда без темных планет», — будет гласить их сообщение. Или: «Белый карлик, одно темное планетное тело».

И снова, снова, снова…

От звезды к звезде, шаг за шагом, в течение столетий, тысячелетий, мучительно медленно, но достаточно быстро по галактическому времени, достаточно быстро для нас, отрезанных и замурованных в оболочках. Десяток наших медленных лет — и они заполонят чуть ли не всю нашу галактику.

Информация, передаваемая со скоростью света от узла к узлу, будет учитываться, корректировать поведение системы, направлять новые репликаторы в перспективных направлениях, будет систематизироваться, исключать избыточность, чтобы не допустить перенасыщения каналов. Мы опутаем галактику своей рудиментарной паутиной. Репликаторы закинут в небо всеохватывающий невод, рассказывающий нам о том, что в него попалось.

Негативные аспекты? А как же без них. Конечно, предприятие связано с определенным риском.

Не будь «Спина», марсиане ни за что не решились бы на такое наглое вторжение во Вселенную. Это ведь не просто исследовательская миссия. Это полномасштабное вмешательство, использование галактических ресурсов по своему усмотрению, изменение галактической экологии. Если во Вселенной существуют другие разумные существа, а гипотетики — явное тому свидетельство, то распространение репликаторов может быть расценено как агрессия. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Лишь появление искусственных структур над полюсами Марса заставило марсиан пересмотреть свое отношение к проекту.

— «Спин» поколебал стойкость сомневающихся, — сказал Ван. — Если повезет, репликаторы откроют нам какие-то тайны гипотетиков или хотя бы дадут представление об их деятельности в галактике. Может быть, мы узнаем назначение «Спина». Репликаторы могут также послужить предостережением другим разумным формам жизни, столкнувшимся с такой же проблемой. Другие цивилизации могут подхватить наше знамя. Наше упавшее знамя. Они смогут сделать выводы, преуспеть там, где мы оплошали.

— А мы уже оплошали? Окончательно?

Ван пожал плечами:

— Скорее всего, да. Солнце уже одряхлело, вы это знаете, Тайлер. Ничто не длится вечно. А в наших обстоятельствах и «вечность» — это не так уж долго.

Улыбка, с которой он произнес это, искренняя марсианская улыбка, наклон головы к спинке плетеного кресла подчеркнули весомость сказанного.

Нельзя сказать, что я удивился услышанному. Все мы знали, что обречены. По меньшей мере обречены на прозябание под скорлупкой, охраняющей нас от гибели во враждебной Солнечной системе. Солнечный свет, сделавший Марс обитаемым, изжарил бы Землю, если бы не мембрана «Спина». И даже Марс в его собственной темной оболочке быстро покидал так называемую обитаемую зону. Умирающая звезда, мать всего живущего, завершала жизнь в старческом безумии, бессовестно губя все порожденное ею.

Жизнь родилась «па краешке» неустойчивой ядерной реакции. Эту истину никто не оспаривал и до «Спина», когда небо над землей еще ничто не затмевало и по ночам в нем мерцали далекие звезды. Эта истина, однако, никого не волновала, ибо жизнь человеческая была коротка, между двумя биениями солнечного пульса на земле сменялись бессчетные поколения. Но вот — Господь, спаси и помилуй! — случилось невероятное: нам суждено пережить свое Солнце. Нам суждено вращаться вокруг трупа своего светила в виде рассеянного по орбите пепла либо жить в вечной ночи герметичной оболочки, вне времени и галактического дома.