Страница 31 из 53
- Звучит как фантастика, - продолжала сомневаться Анжелика. Для человека, верящего в жертвоприношения кошек, она оказалась удивительно скептична. - Ты переживал что-нибудь такое?
- Да. Только у моих фантомов хватало мужества принять смерть без истерик. Наверное, лишь поэтому я ещё не свихнулся окончательно, но не всем так везет. Я видел человека, чья временная личность действовала по принципу "после меня хоть потоп", фактически уничтожая своё тело. Так она мстила своему стабильному предшественнику (и будущему наследнику) за мучительную краткость своей жизни. И достигла своего - теперь он законченный идиот в медицинском смысле этого слова.
Это происходит нечасто - полного перевоплощения непросто добиться. Не каждый способен проявить должную интеллектуальную и моральную гибкость, чтобы в самом деле стать другим человеком, а не просто притвориться. Но это возможно.
Личность человека не является чем-то незыблемым, это процесс, а не статичное состояние. В этом смысле конкретных личностей вообще не существует: тот, кто дает обещания, и тот, кто нарушает, - разные люди. Но биологическая основа достаточно инертна, чтобы обеспечивать разным субличностям прошлого и будущего связь, отчего нам кажется, будто в теле парня, с которым мы познакомились два года назад, обитает та же сущность. Или что мы сами имеет какое-то ядро внутри себя, ту самую мнимую "душу". Однако это иллюзия.
И резкое вмешательство разрушает сей самообман.
Личность - это процесс, и память - часть этого процесса. Воспоминания не иллюзорны, они записаны в нервных связях и блуждающих по ним сигналах, поэтому они сохраняются даже после смерти временной личности.
И поэтому, "придя в себя", можно вспомнить о том, кто побывал тобой, пока волшебство действовало. О его мыслях. О его действиях.
О его смерти.
Вспоминать о том, как умирал тот, кто был тобой несколько часов назад, довольно-таки непросто. Это угнетает. Видеть, как его ощущение собственной целостности постепенно тает, как его способность мыслить застывает, как эмоции глохнут, тяжело.
- Это ложная смерть, без сомнения, но она дает представление о смерти реальной. Позволяет понять, насколько та страшна и уродлива. Поэтический вымысел ничтожен на фоне угрозы подлинного разрушения.
Я замолчал, подавленный собственной речью.
- Да, теперь понятно, почему тебе хочется жить вечно, - усмехнувшись, сказал Костя. - Даже завидно.
- Тут нечему завидовать, - пробормотал я, глядя под стол.
- А ты получил откровение до того, как в твоей голове установился этот хаос, или сначала всё же надо свихнуться, чтобы пробудить свою силу? - тревожно спросила Анжелика.
- Откровение? Силу? - заинтересовался Костя.
Я пристально глянул девушке в глаза и вслух заметил, что её зрачки уже почти перекрыли всю радужку. Костя расхохотался.
- Это крепкая трава, девочка. Пожалуй, у тебя сегодня тоже случится пара откровений.
Анжелику, тем временем, действительно куда-то понесло.
- А я не хочу жить вечно. Какой в этом смысл? Мир состоит из боли, все злые и пытаются друг друга обмануть. Небытие меня пугает, потому что я не могу его представить, но вечности боюсь ещё больше.
- Тогда твое желание или, вернее, нежелание сбудется, - хмыкнул Костя. - Бессмертных я ещё не встречал. Но, строго говоря, любая жизнь вечна.
Мы с Анжеликой непонимающе посмотрели на бородатого курильщика, отдаленно напоминавшего Иисуса.
- Это же элементарно, - удивился нашему непониманию поддельный мессия. - Вселенная не вечна, рано или поздно она или прекратит своё существование, или перейдет в состояние, в котором мышление человека будет невозможно. Так что даже если ты физически бессмертен, то продолжительность твоей жизни равна сроку существования нынешней версии Вселенной. С другой стороны, даже если срок твоей жизни меньше, то ты, как воспринимающий субъект, исчезаешь раньше, чем осознаешь свою смерть - ведь та и является процессом уничтожения тебя. Некому осознать смерть - поэтому её субъективно не существует. И, опять же, субъективно срок твоей жизни всегда равен продолжительности существования твоей личной вселенной, построенной в твоем сознании.
- "Пока я есть - смерти нет, а когда она придет, меня уже не будет?" - вопросительно процитировала Анжелика.
- Точно, - одобрительно кивнул Костя. - Эпикур был чертовски неглупым парнем.
"Если мы такие умные, то почему мы такие психи?" - задумчиво шевельнулось нечто внутри меня, но я не позволил ему спросить это вслух.
В дальнейшем наша беседа несколько растеряла осмысленность и свелась к беспорядочному цитированию древних греков и римских стоиков. Костя обнаружил великолепную память и воспроизводил без запинок целые диалоги Платона и Аристотеля и, чуть менее уверенно, афоризмы императора Марка Аврелия и Сенеки, слушать которые, впрочем, было непросто из-за того, что Анжелика начала засыпать и периодически падала на моё плечо, сбивая концентрацию.
- Так я и знал: мои знания не привлекают девушек, - глядя на нее, самокритично заявил Костя. - Слушай, наверное, тебе стоит отвести её домой. Вообще, моя трава не должна расслаблять так сильно...
- Она просто больше суток не спала, - объяснил я.
Костя скабрёзно ухмыльнулся и протянул:
- Ясно.
Я не стал его разубеждать.
Вместе мы разбудили Анжелику и начали допытываться, где она живет. Девушка, с пятой попытки поняв, чего от неё хотят, кое-как объяснила и снова уснула. Путь, по её словам, предстоял неблизкий, и рисковать быть арестованным, таща на себе бессознательное женское тело, я не хотел. Пришлось вызвать такси.
Долго ждать не пришлось. Таксист, парень нашего возраста, заломив бровь, наблюдал, как двое не вполне нравственно развитых индивидов втаскивают в желтую машину сонную девицу, и явно думал, стоит ли звонить в полицию. Но мы вели себя достаточно скромно, не распускали руки, и сомнения парня несколько улеглись. Поскольку Анжелика едва ли имела силы самостоятельно найти дверь своего дома, мне оставалось только поехать с ней и проследить, чтобы таксист не проявил наклонности жестокого насильника, как известно, живущего в глубине души каждого мужчины. Я попрощался с Костей и полез на заднее сидение автомобиля к девушке.
За всю дорогу водитель не проронил ни слова, но косился на нас через зеркало каждые двадцать секунд с погрешностью в полторы секунды. Да, я считал.
Район новостроек, в коем находился дом Анжелики, приятно отличался от привычной зловещей окраины, как позднее Возрождение от раннего Средневековья. Чистые улицы, не заваленные шуршащим целлофаном и опавшими листьями, нарядные белые и красные многоэтажные дома, впрочем, жить в которых я бы не захотел по причине всеобщей паранойи, обычно царящей среди жильцов, считающих себя порядочными людьми. Средний класс - эти стайные грызуны, покупающие в кредит автомобили и гигантские телевизоры, чтобы соответствовать искусственно выдуманному идеалу жизни, всегда вызывали у меня только один вопрос: "А зачем?"
Я не враг удобных вещей, но решить уравнение, выражающее качество жизни через количество имущества, несмотря на мои не самые слабые математические способности, мне не по силам.
Посему старые добрые Средние века с их жадным зверством мне были ближе, нежели запутавшееся в своих ценностях Возрождение, по сути, остающееся варварской Темной эпохой, лишь надевшей кружева.
Вытащив Анжелику из салона и расплатившись с таксистом. Я встряхнул девушку за плечи. На некоторое время в её глаза вернулся огонек разума.
- Это твой дом? - уточнил я, указав на высокое здание, в обнесенный кирпичным забором двор которого уходила узкая асфальтовая тропа.
Анжелика ответила утвердительно и, обняв меня за шею, снова уснула на моем плече. Ощущая себя героем американского боевика, спасающим раненого напарника, я потащил девушку к дому.