Страница 24 из 53
- Но он всё-таки твой друг.
- Да. А я его друг. И с его, моего друга, стороны весьма благородно не рисковать мной в своих имущественных интересах. Всё зависит от угла зрения, знаешь ли.
- Как это благородно: позволять другим быть благородными.
- И мудро, согласись.
- Да ты просто средоточие достоинств, - засмеялась демоница, присаживаясь на край постели.
Мне нравилось слушать звонкий смех суккуба. В моей тоскливой жизни никогда не было никого, смеющегося с такой охотой. И даже если демон лишь имитировал веселье, то было лучше всеобщей раздражающей серьезности. Легкомысленность считают пороком лишь те, кому нравится страдать. Ненавижу таких людей: в своих проблемах они видят признак своей исключительности, приводят беды как аргумент правоты, как будто боль имеет сакральный смысл, а не является следствием глупости.
Я мысленно перебил сам себя. Рассуждения, выгодно противопоставлявшие демона человечеству, могли быть внушены мне искусственно. В моём положении следовало мыслить строже, не прибегая к абстрактным обобщениям. Влечение к жизнерадостной демонице заметно усилило мою злобу ко всему остальному миру, и это следовало обдумать.
- Как могу я не быть врагом посредственности, если видел шедевр?
Вопрос застал суккуба врасплох. Она перестала улыбаться и сосредоточилась.
- Конечно, ты скажешь, что три дня - малый срок для понимания чужого мышления, но что, черт возьми, происходит в твоей голове?
Я сконфузился.
- Просто притворяюсь одним их тех бездарных болтунов, разглагольствующих невнятными метафорами и называющими свою болтовню "философией".
- Нет уж, отвечай честно.
Моё смущение усилилось, но я подчинился и описал демонице свои сомнения. В конце концов, разве не простейший способ узнать правду - прямо спросить у того, кто, предположительно, что-то скрывает?
Демоница выслушала меня, недобро прищурившись. Колкий зелёный взгляд пробирал до позвоночника, однако я не поддавался давлению: правила трансактной игры были мне неплохо известны.
- Это правда, - кивнула она, не меняя выражения лица. - Я действительно хочу, чтобы ты любил меня больше, чем кого бы то ни было. Есть возражения?
- В целом - нет.
Лицо суккуба смягчилось.
- Тогда я снова не понимаю, что тебя беспокоит.
- Ты направляешь мои мысли?
- Нет. Я этого не умею.
- Значит, я в уме превозношу тебя над всеми прочими земными существами только из-за твоего неотразимого великолепия?
- Да, - без тени стеснительности подтвердила демоница. - Это называется "любовь".
Я фыркнул, словно уставший конь.
- Больше напоминает религиозный фанатизм.
- Религиозное чувство имеет общие корни со сладострастием. Испытывая ко мне сексуальное влечение, ты тем самым обожествляешь меня и разжигаешь в себе злобу ко всему, что не является мной. Между тремя этими чувствами нет границ, они сплетаются в твоей развращенной душе воедино, превращая тебя в жестокого сластолюбца, убежденного в непогрешимости объекта своей страсти. Такова истинная любовь. Так устроен человек, и ты можешь лишь искать баланс между своими возрастающими страстями, чтобы не лишиться рассудка.
Я несколько раз моргнул.
- Ты говоришь о ком-то другом. Я не итальянец Эпохи Возрождения или средневековый перс.
- Я редко ошибаюсь.
В полном смятении от таких откровений, я замолчал. От растерянности в голове даже утих обыденный рокот мыслей, и до моего освобожденного слуха донесся необычный шум.
- Ты это слышишь? - прищурившись, будто это помогает слуху, и глядя в стену, спросил я.
- Я слышу только визг и скрежет твоей стиральной машины. Ты всегда включаешь её ближе к ночи, чтобы у соседей перед сном болела голова, и от этого их сны обращались жуткими кошмарами?
- Да, таков мой темный замысел. Но я о другом шуме: кто-то кричит в подъезде.
- Вопли звучат в разных концах этого дома, - пожала плечами демоница. - Трудно их различить.
Я рывком поднялся, чуть не столкнув суккуба.
- Прости, - смущенно выдавил я и скользнул к входной двери.
Закрыв глаза, я сосредоточился на шуме. Распространен миф, что слепые люди слышат гораздо лучше зрячих. Формально, это не так: острота слуха зрячих не хуже. Разница только в том, что мозг людей, способных видеть, выделяет под обработку зрительной информации огромный объем клеток. Но эти нервные клетки не являются узкоспециализированными, посему, в случае отказа зрения, их можно бросить на решение иных задач, например, на анализ данных, пришедших по иным каналам: например, слуха или осязания. Слепые не слышат лучше, их мозги просто тщательнее анализируют услышанное.
Обычно, чтобы подобным образом перековать своё восприятие, требуются месяцы сознательных или невольных тренировок. Но людям вроде меня, обладающим раскрепощенным мозгом, это дано с рождения. Сложность лишь в том, чтобы научиться отличать раздражения, производимые внешним миром, от тех, что рождаются внутри разума.
Последнему меня учили настоящие специалисты, и у них получилось, пусть они и сами не до конца понимали значения своих действий.
В общем, постояв десяток секунд в искусственной темноте, я распахнул глаза и сообщил:
- Там соседка ругается с каким-то парнем. На лестнице или около неё, поэтому звук хорошо отражается.
- Ого, - восхитилась демоница. - У тебя всегда был такой слух?
- Сколько себя помню, - ответил я. И тут же сообразил о причине вопроса. - А что, контакт с тобой может обострить восприятие?
- Да, такое нередко случается. Я вообще приношу одну лишь пользу. Некоторые даже умнеют, причем, сами собой, а не благодаря общению со мной, как можно подумать.
Я потратил секунду, чтобы остановиться на мысли, что демоница, возможно, способна оптимизировать мышление своего хозяина. Разум обычного человека постоянно занят перевариванием всяческого информационного мусора: обрывков разговоров, навязчивых мелодий, эротических фантазий и прочих лишних, не несущих никакой пользы забот. Чтобы облегчить мышление, демону, обустраивающемуся в голове человека, достаточно просто избавить своего носителя от всей этой ерунды.
Возникла пошлая аналогия между суккубом в мозгу и антивирусом в компьютере, но мне тут же стало за неё стыдно. Прекрасная демоница заслуживала лучшего сравнения: скажем, её скорее следовало уподобить огню, в коем, подобно инструменту полевого хирурга, обеззараживался мой ум. Но это уподобление попахивало фанатизмом и выставляло в невыгодном свете уже меня, так что я просто тряхнул головой и бросил копаться в мыслях о своих мыслях. Временами действительно стоит быть проще.
- Я хочу посмотреть, кто там, - сообщил я, отпирая дверь.
Демоница мученически закатила глаза, однако возражать не стала. Мне весьма нравилась эта её манера: притворяться этакой старшей сестрой, порой надменной, временами ироничной, как бы скрывающей свою любовь, но неизменно заботливой. Я никогда не думал, что мне нравятся именно такие женщины, но для суккуба вскрыть мои тайные фетиши, похоже, не составило никакого труда.
И это также было достойно восхищения.
Как только демоница переступила порог вслед за мной, я запер свою обитель. Если бы кто-то спросил меня, почему нельзя оставлять замок незапертым, я бы ударил такого умника, дабы скрыть своё смущение.
В подъезде голоса стали слышны отчетливее, но большую часть слов разобрать я не мог, лишь понял, что соседка со второго этажа - вредная бабка, которую я не стеснялся открыто называть ведьмой, - срываясь на крик, пытается кого-то прогнать. Спустившись на три пролета, я услышал жертву этой Мойры: незнакомый мне парень, чей голос только начал обретать мужской тембр, неуверенно огрызался.
- Бастинда! - весело воскликнул я, спускаясь по последнему пролету. - Что за шум?