Страница 19 из 48
Рота старшего лейтенанта Солоненко сдавала проверку. Зайцев, который был назначен туда проверяющим, обвел тоскливыми после вчерашнего коньяка глазами присутствующий личный состав и безаппеляционно заявил:
— Ну сто, Солоненко, рота, откровенно говоря, сла-а-абенькая.
— Не хотите ли чаю, — спросил ротный, предварительно наполнив графин коньяком.
— Нет, Солоненко, не хосю.
Потом подумал и решил, что чай хоть как-то облегчит состояние здоровья и согласился. Солоненко протянул ему приготовленную конфету. Зайцев тоскливо взглянул на него и протянул: «Не на-а-до».
— Сяй хоть холодный?
— Холодный, товарищ полковник.
Зайцев налил полный граненый стакан и начал пить. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Солоненко даже усомнился, коньяк ли там. Спокойным движением поставил стакан и протянул под столом руку за конфетой.
Тем временем бойцы что-то отвечали. Зайцев был безучастен. Выпив еще полстакана чаю, он сказал:
— Ты знаес, Солоненко, я осибался, рота в селом сянет на хоросую осенку.
— Нет ли у тебя толкового взводного, стобы он принял проверку у остальных?
— Есть, товарищ полковник. Лейтенант Якимов-ский.
— Ну, занимайся, лейтенант, — сказал Зайцев, — а мы пока с ротным расположение посмотрим и подумаем, как роту отлисьной сделать.
В каптерке роты был накрыт стол. Увидев его, Иван Игнатьевич оживился и с уверенностью сказал что рота может вполне претендовать на звание отличной.
Уже за столом он рассказал анекдот про проверяющего, который никуда в полку не ходил, но в конце проверки написал очень четкий отчет обо всех недостатках. «Откуда Вы все знаете? — спросил его командир полка. — Ведь вы дазе из моего кабинета не выходили». А тот ему отвесяет: «Сынок, я сам этим полком шесть лет назад командовал, думаю, нисего не изменилось».
— Вот так и я, если сейсяс пойдем, показу, где бой-сы батальона связи на сердаке гразданку прясют.
— Наливай!
Иван Игнатьевич за два-три года перед увольнением в запас получил квартиру в городе Тбилиси, но жилищу требовался ремонт. Стройматериалы в советскую пору, как впрочем и все остальное являлись дефицитом. За дефицит можно было переплачивать, если знаешь кому, либо доставать его как-то иначе.
В кабинете Солоненко раздался звонок из штаба Округа. Звонил Иван Игнатьевич:
— Послусай Сорлоненко! Не знаес ли ты, где достать сесть банок польского бесцветного бесплатного импортного лака?
Зарабатывая что-то для части, бойцы заработали и нужный лак. Для Зайцева было не жаль.
(Записано со слов В.Т.Солоненко и В.И.Якимовского)
Беги, предатель!
В ходе учений группы специального назначения зачастую получали задачи, которые выполнить, ведя только поиск или наблюдение, весьма затруднительно. Кроме того, у настоящего спецназовца склонность к авантюрам в крови. Поэтому группы частенько действовали, используя официальный термин, «с частичной легализацией», переодеваясь в форму пехотинцев, танкистов или ракетчиков, против которых им приходилось работать.
Осенью 1982 года в Закавказском военном округе проводились ежегодные учения. Группы двенадцатой бригады спецназ были разосланы по всему Закавказью с «разведывательными» задачами. Группе под командой старшего лейтенанта Бородина, моего товарища по училищу и совместной службе, предстояло вести разведку зенитно-ракетной бригады, расположенной в Марнеули. Заставив бойцов отпороть голубые и пришить черные погоны, а также приколоть эмблемы «палец о палец…», Гриша занялся своим внешним видом. У каждого уважающего себя разведчика, на случай учений, в гардеробе хранились бриджи с красным кантом, офицерский бушлат, который спецназовцы никогда не носили, но носили офицеры всех остальных родов войск. Среди фурнитуры можно было найти полевые эмблемы связистов, пехотинцев, артиллеристов и еще кого угодно, а также погоны с красным просветом. Нашив на полевой френч именно такие капитанские погоны и вколов в петлицы артил-леристские эмблемы, Гриша примерил полевую форму на себя. Взглянув в зеркало, он остался доволен: на него смотрело отражение типичного артиллеристско-го офицера. Полевая сумка с флажками довершала сходство. Улыбнувшись себе, Гриша удовлетворенно выговорил «Мазута!»[3], и отправился проверять внешний вид своих разведчиков. Бойцы предусмотрительно сняли голубые «тельники» и надели майки неопределенного цвета. Вместо десантных ранцев у ребят были армейские вещмешки, типа «котомка», образца «одна тысяча восемьсот лохматого года». Все было очень правдоподобно, но выдавало группу два момента: автоматы со складывающимися прикладами и радиостанции. И то, и другое уложили в обычные спортивные сумки. Повторный строевой смотр оставил Григория удовлетворенным.
Начальник штаба части, проверив содержимое вещмешков, тоже не сделал замечаний. После короткого строевого смотра начштаба и комгруппы удалились для уточнения задачи. Она была до обидного простой — зафиксировать момент покидания городка ракетчиками при объявлении тревоги. Это решалось организацией простого наблюдения. Поэтому Гриша решил усложнить задачу. Еще не зная, что он будет делать, на всякий случай запасся чистым командировочным предписанием со смазанной печатью.
В Марнеули прибыли на автобусе и, спросив у местных жителей, как пройти в городок ракетчиков, без труда нашли нужную им часть. Недалеко от нее, за железнодорожными путями, находилось кладбище. В этом тихом месте и разместились разведчики. Сторожка находилась в километре-двух от места расположения группы. Правда, недалеко был сарай, в котором лежало два новеньких гроба. Больше ничего интересного найдено не было. Погода была хорошая — не учения, а «лафа». Под утро вторых суток наблюдения разведчики обнаружили выход ракетного дивизиона в направлении запасного района и «дали радио» в Центр. Задача была выполнена.
«Скучно! — подумал Гриша, закурив. — Надо что-нибудь придумать». Докурив сигарету, он, хитро усмехнувшись, достал бланк командировочного предписания и начал его заполнять. Потом отобрал трех разведчиков, имевших не очень матерый вид. Почистившись и приведя себя в порядок, они направились в расположение бригады, оставив на месте дневки радиста и заместителя командира группы.
На часах было около трех пополудни. Офицеры и прапорщики разошлись на обед. В части под осенним закавказским солнышком жизнь потекла, как густой кисель. Гудящая муха периодически стукалась об оконное стекло контрольно-пропускного пункта и убаюкивала дежурного, сидящего за столом. Голова его медленно свешивалась все ниже и ниже. Дневальный, из молодых, кемарил стоя, как лошадь. Идиллию нарушило появление какого-то капитана, который, по его словам, привез трех бойцов «из учебки».
Дежурный по КПП связался с дежурным по части, но то ушел проверять несение службы суточным нарядом в подразделениях. Это была официальная версия, а скорее всего, завалился он спать, оставив «на телефонах» дежурного по штабу. Капитан оказался офицером настойчивым и потребовал, чтобы его проводили к дежурному немедленно. «Проводи его», — сказал молодому дневальному сержант. «А эти пусть посидят в курилке», — кивнул он на солдат.
Гриша шел за дневальным ни много ни мало, а с целью выкрасть дежурного по части, но, к его великому сожалению, дежурного в комнате отдыха не оказалось. Вместо него за столом сидел сержант. Поговорив с «отличником боевой и политической» минут пять, Бородин выяснил, что ждать дежурного — занятие напрасное, поскольку он, скорее всего, спит в каптерке у себя в батарее. Понятно, что там его по таким пустякам, как прибытие командированных, будить не станут. Командир с начальником штаба — на учениях. За главного остался зам по тылу, поэтому даже к его прибытию дежурный вряд ли вернется в дежурку.
— Да! Бардак тут у вас! — сказал Гриша.
Сержант согласно улыбнулся.
Григорий, как бы между делом, достал из кобуры пистолет и извлек обойму с боевыми патронами, которые ему совершенно официально выдавались перед учениями для охраны имевшейся в группе секретной техники и документов.
3
Мазута — обидное прозвище родов войск, имевших на вооружении боевую технику.