Наследница

- Не торопись, я еще не поговорил с тобой.

- Говорите, теперь я готова отвечать на любые вопросы.

- За что тебя низвергли?

- За ослушание. Я предала дело Отца.

- Да, самоубийца и Рай – ты разгневала небожителей. И меня лишила очередной радости. Получается, насолила всем сразу. Но, зачем? Зачем нужно было спасать пропащую душу? Ты же знала, что последует сразу за твоим грехом. К чему такая бессмысленная добродетель? Душа той грешницы все равно отправилась ко мне, а ты вместе с ней.

- Я не сожалею. И пусть душа той несчастной не нашла себя в Раю, однако я выполнила ее посмертную просьбу.

- И какую же? Провела по Райским кущам? – и снова ирония в голосе.

- Нет. Она встретилась со своей семьей.

- Все равно глупо. Она могла бы дожить до глубоких седин и отдать Отцу душу как положено, тогда была бы вечно с семьей. Теперь же, увы, будет отрабатывать вечность здесь. Ты совершила не просто грех, ты совершила ошибку.

Но Елейла ничего не ответила, вместо слов она резко развернулась, и ее глазам предстал Он – Люцифер, Повелитель Ада. Взгляды пересеклись.

- Я не позволял тебе…, - но он не договорил. Люцифер смотрел на нее, пытался что-то найти в лице, во взгляде, однако не мог, поэтому продолжал искать, блуждая по лику ангела.

- Каково будет мое наказание? – тихо спросила Елейла, смотря в черные глаза Владыке.

- Я еще не решил, - заключил тот и отвернулся, желая покинуть залу.

- Что же мне делать, Люцифер?

- Ждать…

И он ушел, оставив падшую в одиночестве. Елейла снова села на скамью и принялась чертить большим пальцем ноги по мрамору, она пыталась вывести его лик, лик того, в чьей власти ее вечность.

Глава 3

Детдом! Как много в этом слове… много дерьма…

Дом Малютки по сравнению с этим местом просто Рай на земле, не иначе. И лучше было бы все детство терпеть не совсем адекватных воспиталок-курилок, чем абсолютно больных на голову работников детдома и таких же нездоровых воспитанников. Понятное дело, все мы тут в одной лодке, все «безродные бесплеменные» и, тем не менее, здесь было пострашнее чем в подвале маньяка из любого фильма ужасов.

Меня отправили в сельский детдом, он оказался единственным, где на тот момент было свободное место. Да и чего желать от приюта в захолустье? Мы ж находились в самой заднице российской глубинки, в селе Жупровица. Говорят, у России две беды – дороги и дураки на дорогах, здесь же были только дураки, а о дорогах так никто и не позаботился, посему жили мы нормально только в сухое время года, когда же начинались дожди или не дай Бог ливни – все, «Атлантида» стабильно уходила под воду.

Но это ерунда, Жупровица, как в очередной поговорке, она не тонет. Серьезная проблема, с которой пришлось столкнуться – это выживание в суровых детдомовских условиях. Здесь воистину царили дикие законы, законы стаи. Руководство плевать хотело на ребят, они занимались более важными вопросами, как бы с города выбить очередную матпомощь и справедливо распилить ту между собой. Ну, а воспитанники жили своей жизнью: старшие гоняли мелких, мелкие лупили себе подобных – авторитет нарабатывали, выслуживались перед старшими; наши слегка повзрослевшие девушки вовсю спали с сельскими, правда, тайком от своих детдомовских парней. Узнай те об этом, все… зажали бы стаей в углу и пустили по кругу, раз негодяйка так вероломно отдалась чужаку. Парни тоже особо не отставали, после школы бегали на заброшенный продсклад, там братва снабжала их травой, а те уж снабжали школяров из как бы благополучных семей. Законы бизнеса здесь постигались быстро. Девки давали взрослым дядям, чтобы взрослые дяди давали им на мороженое и ту же самую траву, а пацаны толкали траву, чтобы купить хотя бы б/у плеер.

И это оказалось не самой большой бедой нашего детдома, страшнее были внутренние разборки как между ребятами, так и между работниками и ребятами. В такие моменты все разбегались по своим комнатам как тараканы. Мелкие вообще сидели под одеялами и прудили на матрасы, а старшие нервно курили, высунув носы в форточки.

Да, разборки здесь были покруче любых  боев без правил. Если детки разбирались между собой, неважно парни или девчонки, то клоки волос летели в разные стороны, зубы россыпью возлежали на коридорном линолеуме, гематомы украшали невинные детские мордашки, которые приходилось вскрывать в медпункте, иначе не рассасывались, а также разодранные бока, разбитые головы и прочие прелести. Победивший в сей схватке выходил хоть и без зубов, но счастливый, его сразу начинали уважать, бывалые даже слезали с подоконников, чтобы пожать руку и поделиться заветным бычком. А проигравший тихо зализывал раны, получая параллельно пендалей от сверстников.

Что же случалось, когда работники вступали в бой с воспитанниками, естественно, в воспитательных целях?  Взрослые всегда оказывались изобретательнее и изощреннее в методах. Вот в эти моменты дети были едины, сплочены. Никто и никогда не вставал на сторону «царей» детдома, никто и никогда не вторил им и не насмехался над наказанными.

У нас практиковались обливания ледяной водой, раздевания догола и порка ремнем со стальной пряжкой по всем возможным местам, прижигания бычками, а еще много такого, о чем у нас не принято говорить вслух, поскольку то было крайней степенью унижения.

Конечно, существовали в нашем «адовом пекле» и нормальные взрослые, этакие сердобольные бабули из местных, они много причитали, жалели, тайком угощали чем-нибудь домашним. Наши девчонки зачастую бегали к этим старушкам за жизненным советом, мол, какое снадобье выпить, если случайно залетела или как быть с первой и настоящей любовью к мальчику из хорошей семьи, куда заныкать краденое ну и  всякое прочее. Бабки всегда помогали, что многим позволило миновать детдомовский подвальный абортарий, колонию для несовершеннолетних и бегства, ведь беглецов здесь ловили быстро. Сами посудите, село в окружении полей, единственная остановка до ближайшего городка, а водители автобусов хорошо осведомлены о некоторых непокорных, посему, если видели подозрительного оборванца, тут же звонили нашим «царям». В общем, беглецам потом ой как трудно приходилось.

А я? А что я? Рокси жить особо никому не мешала, меня долгое время вообще обходили стороной как нашенские собратья, так и царьки, лет эдак до десяти, потом  я проявила характер и задружилась с некоторыми, с теми, что были постарше. Так у меня появились два лучших друга. Костик по прозвищу Гелик, он любил лапшу на уши вешать, будто есть у него крутой дядька, который водит гелик и живет за границей, мы же слушали Костика с пониманием и где-то сожалением, придумал пацан себе мечту. Ну и Димон, этот обошелся без кличек, просто Димон, в общем-то, он и был простым парнем, без комплексов, без заморочек, если сказал «дам в пятак», значит, подойдет и даст. Мои пацанчики, как я их нежно называла, стали моей опорой и защитой, моей отдушиной и просто отличными собеседниками, что удивительно, любили читать. Один, правда, подсел на фантастику, с его-то фантазией и неудивительно, а второй больше по документалистике, особенно любил Зернову с ее «Иной реальностью», Залтанса с его «Средиземкой». Димон мечтал после детдома пойти в армию, в военно-морскую пехоту, а Гелик – найти своего дядьку. Я же ни о чем не мечтала, жила сегодня, жила завтра и так изо дня в день.

Снов по-прежнему не видела, не понимала многих людей, поскольку наблюдала в них все признаки деградирующей личности. Кстати, наши девчонки меня так и не приняли, я оказалась не «ихнего разливу», в куклы не играла, Елисейскими полями не грезила, да даже подделками рыночными, мужики сельские меня не интересовали, иных точек соприкосновения, увы, не нашлось. Поэтому и подалась к парням, с ними общих интересов обнаружилось куда больше.

Мы любили бегать после школы в поля. Там, в отдалении от села, под чистым небом вырыли себе землянку, набросали всякого старья внутрь, вроде матрасов после умерших бабок, облезлых табуреток и даже керосиновую лампу откопали, можно было бы и фонарем обзавестись, но все ж лучше у местного дедка выпросить керосин бесплатно, чем искать деньги на батарейки.