Страница 27 из 34
– И что с ними? По-моему, ребята вполне адаптировались, смирились с реальностью и вовсю трудятся на подхвате у наших спецов. Столько новых знаний, им это в радость. Не зря же они сюда сто пятьдесят лет подгребали шестью поколениями в строгой изоляции. Хе-хе…
– Во-о-от… Мне нравится твой циничный подход к проблеме.
– А в чем проблема-то?
– У меня сегодня утром собрался небольшой консилиум врачей, и…
– О! – Я вскочил. – Это большая честь для меня, командор! Конечно, вы вполне можете взять больничный, я с готовностью подменю вас! На любой срок, неделя, месяц, девять месяцев, лишь бы вы поправились!
– Сядь, мерзавец! Мне нужно серьезно поговорить с тобой о сексе.
Сел. У меня, конечно, было что сказать, но слова от неожиданности застряли где-то в районе диафрагмы и теперь невразумительно там булькали. Виктория меж тем продолжила:
– У наших залетных гениев трудности с половой жизнью. И основная трудность в том, что этой жизни нет.
Мне стало интересно, и я почти не перебивал. Выяснилось, что у детей «ковчега» подход к интимным взаимоотношениям сугубо теоретический. Они все прекрасно понимают, в том числе откуда дети берутся и даже как они туда попадают. Проблема в том, что они воспринимают эти знания как-то удивительно отвлеченно, то есть неприменимо к себе. Может быть, даже как нечто абстрактное, как, например, странные и дикие обычаи народов древности.
– Они там в своем «ковчеге» муссировали идею равноправия и торжества разума над плотью, поэтому половые различия искусственно сглаживали, процесс зачатия сведен к извлечению материала, детки в пробирках, химия вместо секса – все ресурсы тела брошены на развитие интеллекта, – устало закончила лекцию Виктория.
– Да ладно! – отмахнулся я. – Природа свое возьмет.
– Не берет она свое, Игорек. Не стану мучить тебя мудреной терминологией…
– …куда уж мне, гуманитарию, до ваших премудростей…
– Проще говоря, – поморщилась командор, – наши мозгоправы пришли к выводу, что ребятам попросту в голову не приходит, будто сексом действительно можно заниматься. Вот так вот запросто друг с другом для удовольствия, как дельфинчики. И я не уверена, что они поверят, если мы будем утверждать, что широко практикуем это сами. Поэтому требуется наглядный образец для возможного подражания.
Медленно вместе со стулом я придвинулся к Виктории ближе. Она перешла к сути:
– Я понимаю, это прозвучит бредово… И учти, что это не моя идея! Им нужна встряска. Пусть даже шок. Поэтому нам срочно требуется, как бы так выразиться… Ну… Такое сдержанное, интеллигентное, понимаешь, умеренное и даже где-то целомудренное… порно.
– Пощадите, командор! Целомудренное порно – это невообразимо, как сгусток вакуума.
– И тем не менее.
– Может быть, обойдемся мягкой эротикой?
– Не терплю полумер. Доктор сказал порно – значит, порно. Проблема в том, что мы не можем достать готовый фильм, ибо на распространение порнографии наложен столетний мораторий. На распространение, но не на производство. Кстати, у тебя ведь есть знакомый оператор?
У меня был знакомый оператор.
– Шульц, старина! – с порога начал я. – Если ты ничем не занят в ближайшие дни, то я очень рассчитываю на твою помощь. А если занят, то бросай все к чертовой матери, ибо предложение мое феерично.
Долговязый мастер панорамных съемок среагировал мгновенно:
– Сколько?
– По старой дружбе – бесплатно!
– Хм. Вообще-то я имел в виду, сколько заплатят мне…
– Да понял я, что ты имел, не погружайся в уныние. Назревает проект века! И заметь! Я мог бы пойти к Ольховскому или даже к Альмиру, но я пришел к тебе, потому что ты лучший. Цени мой вкус теперь и всяко уважай.
– И что за съемка предполагается?
– Угадай!
– Ох, неужели порнография?! – съехидничал вольный художник операторского цеха и всплеснул длинными руками.
– А-а-а… – огорчился я, – так ты, значит, в курсе.
Тут у Шульца случилось отвисание челюсти и легкое вспучивание вен на лбу. В курсе он не был. Тогда я буквально в двух словах обрисовал ему контуры предстоящего мероприятия.
– То есть ты хочешь сказать, – медленно начал собирать мысли в пучок Шульц, – что тебе фактически по заданию командования поручено снять настоящий порноролик в целях шокирования таковым зашоренных юнцов с «ковчега»?
– Не просто ролик! – обиделся я. – А деликатное и красивое эротическое представление с широкой моралью и глубоким подтекстом, но во всех физиологических подробностях.
– Хм!
– Никакой не «хм», а первый в истории фильм для взрослых, снятый за миллионы километров от Земли! Мы войдем в анналы истории, как первые проходимцы этой тернистой тропы чувственного искусства вдали от родины.
– Не знаю, куда мы войдем и что там с нами сделают. – Шульц размышлял вслух: – Но ведь в крайнем случае всегда можно заявить, что помогал детям. Интересно попробовать. Цель благородная. Вот только…
Шульц с подозрением прищурился:
– Поклянись, что, приглашая меня в эту авантюру, ты не был ведом стереотипом, мол, немцы, мол, знают толк… А?
Я не понял, о чем он, но охотно поклялся, а затем вдохновенно предложил:
– Начнем немедленно после обеда. Кстати, про деньги я соврал, бюджет моему фильму выделен, хотя и безобразно скромный.
– Погоди, погоди, а ты подумал об актерском составе?
– Э-э-э…
Не то чтобы я совсем не подумал. Хотя, конечно, не подумал – мне казалось, что стоит активно взяться за дело, найти единомышленника – и все пойдет само собой. Самое удивительное, что почти так и вышло.
Не секрет, что для съемок натурального игрового фильма нужен хотя бы один актер. В нашем случае таковых требовалось как минимум двое, причем обязательно разнополых.
– Среди местных мы добровольцев не найдем, – задумался я. – Не представляю себе наших лаборанток в стиле ню, хотя попадаются очень фигуристые лапочки. И потом, репутация… Конечно, можно было бы сгенерировать виртуальных актеров, но боюсь, что умники «ковчега» живо распознают подмену, да и не силен я в этом деле.
– Нет-нет, никакого суррогата! – поддержал Шульц. – Только живая натура, в этом вся соль. И, кажется, у меня есть идея, где раздобыть актрису. Давай-ка разбежимся до вечера, скажем, до восьми часов. Жду тебя в моем павильоне.
– Отлично! А я пока поработаю над сценарием и поразмыслю, как склонить к развр… к высокому искусству какого-нибудь позитивно настроенного героя.
– Над сценарием? Ну-ну…
Увы, к восьми часам я не особенно продвинулся в своих изысканиях, лишь обзавелся кое-каким реквизитом и пришел к Шульцу почти что ни с чем. Зато в холле его рабочей студии меня встретила веселая стайка совершенно незнакомых девиц, которые, стоило мне пройти мимо, приглушенно захихикали.
Сам Шульц, представляя собой задумчивую флегму, длинный и серьезный, восседал на стуле, закинув ногу на ногу, и старательно хмурился. Перед ним в свете пары летающих софитов, трогательно прикрывшись руками, красовалась изящная обнаженная девушка.
– А-а, – протянул Шульц с мировой усталостью в голосе, подавляя искусственный зевок. – Вот и режиссер… Здравствуйте, Игорь.
– Добрый вечер, Шульц, – поддержал я коллегу и в подтверждение его слов достал из сумки и надел кепку со строгой черной надписью «РЕЖИССЕР». – Вы уже начали… этот? Кастинг…
– Кинопробы, – вяло улыбнулся Шульц, задорно сверкнув глазами из-под полуопущенных век. – Присаживайтесь, Игорь. Позвольте вам представить Елену. Знаете, меня беспокоит, как ложатся тени…
– Здравствуйте, Елена. Тени, это важно, – согласился я, подтаскивая свободный стул поближе. – Но, главное, горизонт не завалить.
Я видел, как Шульц сильно укусил себя за нижнюю губу.
– Вы не могли бы немного подвигаться, – попросил я девушку, – и в профиль тоже, пожалуйста. И еще… И, если вас не затруднит, немного прогнитесь в талии. Да…