Говнари навсегда

В те времена всё, что могло хоть как-то извлекать звук, рассматривалось нами как средство для создания новых художественных образов. А тут аж целый синтезатор. Понятное дело, что мы его выпросили на какое-то время, и сразу приступили к разработке концепции будущего альбома. После непродолжительных дебатов, решено было сосредоточить творческую энергию на ядерной физике и связанных с ней процессах. Благо, тоскливые завывания этого инструмента, действительно вызывали в воображении яркие образы апокалипсического будущего нашей планеты. Проект назвали — «Голубые Медиаторы».

Так как фальцет и скрип дверью не гармонировали с концепцией будущего альбома, Максим Комар и Слава Гармашев к участию в записи допущены не были. К тому же Сизый, озабоченный поисками пропавшего стержня, срочно отбыл на Урал.

Yamaha SHS-10 похож на синтезатор только на картинке, на самом деле он очень маленький, почти игрушечный. И клавиши тоже далеко не полноразмерные. И вот мы с Gorby, мешая друг-другу, в четыре руки пытались что-то наиграть. А ведь лажать при записи было нельзя, это вам не цифра, дорогие друзья, потом не отредактируешь. Несколько дней мы напряженно репетировали, пока в один из вечеров прослушивание записанного материала не принесло нам, наконец, эстетического удовлетворения.

Дальше дело пошло веселей. Приноровившись к инструменту, мы стали импровизировать и даже применять спецэффекты. К примеру, имитация космических бурь была сделана при помощи шипения баллончика дезодоранта. С первого дубля была записана моя любимая композиция «Ромалэ Вселенной». В честь нее, 15 лет спустя, назвали общество любителей фантастики. В Тюмени.

Примерно через неделю, альбом проекта «Голубые Медиаторы» под названием «Ядерная зима», был готов. И он, как ни странно, сохранился. Правда качество записи оставляет желать лучшего. Интересны колебания, которые оставила «Ядерная зима» в юниверсуме.  Некоторые люди, ковавшие ядерный щит, роняли скупую мужскую слезу при его прослушивании. Да что там! По слухам, сам Вова Синий дал «Ядерной зиме» сдержанную позитивную оценку.

В 1997 году я купил свой первый компьютер. Жесткий диск 120 Мб, процессор 40 Мгц и 8 Мб оперативной памяти. Несколько месяцев вникал в этот программно-аппаратный комплекс, а когда немного освоил, то поставил программу для создания музыки — Impulse Tracker.

Интерфейс, в котором проходил процесс написания музыки, выглядел как колонки с буквами и цифрами. Программа была написана в Ассемблере. И как я только в этом разобрался? В этой чудесной программе я наваял некоторое количество треков. Вспоминая их сейчас, я понимаю, что художественная ценность продукта стремилась к нулю. Но на музыку это было немного похоже. Как настоящий говнарь я страдал оттого, что музыка есть, а спеть под нее — нельзя. Не позволяли технические возможности. Но решение-таки было найдено.

Тем летом меня, Надежду Резникову и Gorby отправили в поселок Волосово для прохождения практики. Православие этот населенный пункт почти не задело. Большинство общественных мест называлось в честь Богов древнерусского языческого пантеона: парк Велес, площадь Перуна, магазин Ярило. Процветали народные промыслы, всякие берестяные и деревянные изделия. Хор жителей Волосово с упоением исполнял гимн своей малой Родины:

Где-то есть поля и горы,

Где-то климат потеплей,

Волосовские просторы

Мне милее и родней!

Прилетевший дождь с Байкала

Оросил мое лицо,

Ну а мне байкала мало-

Подавайте мне Дольцо!

Да и от статуса города поселок успешно уклонялся — люди не хотели терять льготы положенные жителям деревни. Но цивилизация все-таки пришла и сюда. Мы с Gorby столкнулись с ней купив турецких жевательных конфет Кукла-Мукла и литр водки «Спецназ». В горлышко бутылки была вставлена невиданная нами ранее пластмассовая фигня, которая препятствовала вытеканию жидкости. Мы ее долго выковыривали ножом. Ну не суть.

Природа, местный колорит и грудь загорающей топлесс О. Николаевой, которая приехала с нами пленять хореографическими изысками местных жителей, подвигли нас с Gorby на создание нового вида искусства. Мы решили объединить литературу и музыку в единый, невиданный доселе жанр. Музыка уже была, а в качестве литературной составляющей, под каждый из треков были написаны короткие новеллы: Копченый Лев, Архангел Тенгиз, Батыры и другие. И все вместе это называлось «The Fryied Lion» — Копченый Лев.

Творческому процессу не смог помешать даже печальный случай, который приключился с Сергеем. На местном сельском рынке Сережа купил сметаны. Около литра. И в одно лицо сожрал всю банку. Его ошибка заключалась в том, что он не сделал поправку на жирность поглощаемого продукта. Та сметана была желтого цвета, как масло. К вечеру ему поплохело… Gorby терпел часов до трех ночи, а потом в панике позвонил в скорую. Бригада, которую в поселке среди ночи вызывали крайне редко, да и то к людям, которые находились на грани жизни и смерти, примчалась минут через двадцать. Из соседнего населенного пункта. Операция по спасению Gorby закончилась рекомендацией не есть жирного в таких количествах, и выписанным рецептом для покупки Альмагеля.

А что касается нашего литературно-музыкального концепта, то он, к сожалению (а может быть и к счастью), не сохранился. Если не считать любительского видеоклипа на одну из композиций, который был снят все на той же окраине Купчино — улице Димитрова.

Но на этом музыкальные события 1997 года еще не закончились. В августе все того же 1997 года мы с Сергеем Горбачевым приехали на берега Синары. Отдохнуть от жизни в мегаполисе и подкормиться. Родной город изменился. И изменился он в худшую сторону. Вместо слова «репа» (репетиция) все чаще стало звучать слово «дербан» (незаконный сбор мака на дачных участках).

Из ларьков доносилось пение Михаила Круга, рокеров в джинсовых куртках сменили пацаны в спортивных костюмах. Тех, кто «рамсы попутал» — резали. Женя Галченко и Слава Гвоздь отбывали. Новым романтикам пришли на смену металлисты, которые коряво переигрывали Арию, и были этим творческим подвигом весьма довольны.

Только дворец пионеров им. Комарова оставался оплотом истинного искусства. Бациллам металла и блатной романтики в одиночку противостоял коллектив Славы Зверева и Джано — Тенгиза Зурабовича Гогоберидзе. Джано был и остается художественным руководителем нескольких музыкальных ансамблей, и просто талантливым педагогом.

И вот, однажды утром, мы с Gorby пришли к Славе Звереву домой, где и решили дать отпор тлетворному влиянию новых веяний. Для этого мы создали псевдо-шансонный коллектив, который назвали «Буби-Козыри». В тот же день, совместными усилиями, было написано несколько песен. Мы использовали новые, доселе невиданные методы построения строфы. Например, «Наварили с батей холодца мы» рифмовалось с «Батя был в подъезде самый-самый». Листки с текстами щедро покрывали следы от слез. Слез радости — было очень смешно. Отчасти такому настроению поспособствовали зеленые листья какого-то растения.

Итак, материал был готов, оставалось его только записать. В записи приняли участие: Вячеслав Зверев, Сергей Горбачев, Алексей Нажипов, Роман Воронов, Студень (Андрей Дудник) и я. Студень, правда, присутствовал только в самом начале, потом его полностью захватило такое увлекательное занятие, как сбор мака. Впрочем, в качестве вокалиста, его более чем успешно заменил Gorby.

Тенгиз Зурабович Гогоберидзе, приверженец более традиционных музыкальных форм, смотрел на процесс неодобрительно. Мне кажется, он мечтал поскорее избавить себя от вынужденного прослушивания плодов нашего творчества.

Иногда появлялся Студень, но петь не мог. Он засыпал стоя, как лошадь. А когда просыпался, то голос у него отсутствовал. Но как бы то ни было, запись мы в конце-концов завершили. Наступала осень, пришла пора уезжать. Дворец пионеров вздохнул с облегчением и грустью. Но эхо той записи не растворилось бесследно в унылых осенних буднях, Вячеслав Зверев, измученный сотрудничеством с нами, с новыми силами и идеями рьяно взялся за реализацию собственных музыкальных планов, результатом был записанный альбом «Коламбиа кокэйн» в стиле фанк.