Возвращение домой

Холод освежил, прогнал усталость, но зато стало вдруг знобить, знобить до дрожи, до зубовного скрежета. Холодная водичка! Аж пить расхотелось… Но попить нужно. Во фляжке уже на самом дне, а капитан неизвестно когда ещё разрешит пополнить запасы. Хватая воду горстью, Джейк на ходу попил, напился до тошноты в полупустом желудке, до ломоты в зубах. Он шёл по дну, вода ударяла в бок, стискивала живот, течение, почти не видимое на поверхности, сильно тащило вниз, старалось изо всех сил сбить с ног, поглотить, лишить воли к сопротивлению, унести далеко вперёд.

Джейк поплыл только тогда, когда вода поднялась выше пояса, почти по грудь. Грести одной рукой против такого течения было тяжело, но он справился, вышел на берег там же, где и Алмаар. Своих разглядеть в этой зелени и в темноте не смог, но зато уловил чутким ухом лёгкий шорох и скрежет металла о металл. Неслышно ступая, обошёл поваленное дерево и остановился, посмотрел на группу с высоты своего роста. Моретти, привстав, не отрываясь, следил за рекой, искал Джейка глазами ещё там, в воде. Кордуэлл крутил головой, не зная, с какой стороны Джейк может появиться. А Алмаар сидел, скорчившись у сломанного пня, и вообще ни на кого не смотрел.

Расслабилась команда!

А что же Дюпрейн? Капитан сидел, привалившись спиной к мшистому стволу, и опять был занят картой, колдовал что‑то с ней, впрочем, как и всегда в любую свободную минуту.

Вот тебе и предельная осторожность!

Вот тебе и вражеская территория!

«Или Дюпрейн так во мне уверен? Уверен, что со мной ничего не случится? Никуда не влезу и не попытаюсь сбежать?»

– Именем Демократического Совета!.. – начал внезапно Джейк намеренно глухим голосом и громко брякнул затвором автомата.

Тут уж они все четверо разом дёрнулись, трое повернули головы, а Дюпрейн медленно, очень осторожно потянул руку за своим автоматом, прислонённым к дереву.

– Тайлер, какого чёрта? – раздражённо крикнул Янис и опустил своё оружие. Он единственный из всех целился Джейку в грудь и не нажал на курок лишь в последний момент.

– Ты где был так долго? – Кордуэлл выдохнул из груди воздух с заметным облегчением и сразу расслабился, аж плечи поникли.

А Джейк рассмеялся им в ответ, легко и беззаботно, как не смеялся уже очень давно, ещё, наверное, с Академии. Ребята тоже заулыбались, Моретти даже засмеялся беззвучно, но мертвенная бледность с их лиц сошла нескоро.

– Шутишь, рядовой! – Дюпрейн строго прикрикнул, но эта его строгость в голосе куда‑то быстро исчезла, сменилась усталостью и даже радостью. – А мы уже решили: тебя течением отнесло ниже. Всё нет и нет! Я и отбой уже чуть бойцам не дал…

Джейк опустился на траву, не выпуская автомата из рук, улыбка с его лица исчезла сразу, как только они встретились с Дюпрейном глазами.

– Отдыхайте пока! – капитан снова перевёл взгляд на экран карты, вернулся к расчетам прокладывать новый курс. А ребята сразу же занялись кто чем. Редко, когда капитан так добр и не скуп на отдых, ведь до этого каждую минуту считал, а тут… Отдых! Перекур!

– Как вам вода? – оживился Кордуэлл, – До сих пор согреться не могу! – и как бы в подтверждение своих слов, он зябко повёл плечами и скривил лицо. – С гор водичка!.. Со снегом!..

– А я думал: тебе понравилось! – подхватил вдруг Марио Моретти, улыбаясь и тоже дрожа всем телом от холода. – Ты как дёрнул вниз по реке, ну, всё, думаю, наш Ричи кайф поймал! Не скоро теперь выплывет!

– Ты сам‑то?! Сам? – Кордуэлл негромко рассмеялся, толкнул Моретти в плечо рукой, и они засмеялись вместе.

«Эти двое снова стали прежними, какими были в первый день. Даже, вроде, по‑общительнее, полегче. Наконец‑то в команду превращаются. И моего присутствия перестают стесняться. – Думал Дюпрейн, не отрывая глаз от карты. Он умудрялся мысленно управлять компьютером, передавая ему нужные импульсы‑команды, и думать при этом ещё и о другом. О своих бойцах! О ребятах!.. Отходят, наконец!.. Это его радовало, вселяло надежду в выполнение задания, а то ведь сначала – хоть плачь! – …Правда, Алмаар замкнулся, всё время молчит. С того случая – сегодня с обеда – словно подменили. А ведь раньше‑то они с Моретти хорошо контачили, постоянно спорили о чём‑то, шутили… А теперь молчит!.. И это же не просто обида! Если бы только обиделся, давно бы уже отошёл!.. Здесь – оскорблённое самолюбие, уязвлённая гордость!.. В таком состоянии может и глупость сморозить… Парень‑то – одни эмоции!.. Явно, себя не контролирует. Проследить за ним придётся, а то мало ли что… – Дюпрейн незаметно скосил один глаз на Алмаара, поглядел исподтишка. Тот сидел всё в той же позе, словно опять ждал нападения, уже настоящего. Даже автомат из рук не выпускает. О, зашевелился! Сигареты достал. Зажигалку. – Хорошая зажигалка, кстати!.. Самодельная, утяжелённая. С такой где в драке, если в кулак вместо кастета для более тяжёлого, полновесного удара… И мало не покажется тому, кто под руку попадёт…»

Сигареты напитались сырости, но не размокли. Алмаар относился к ним бережно, Каждую курил медленно, хранил их в самом надёжном месте: во внутреннем кармашке на груди. Там, где обычно носят документы. Сейчас, правда, на эту операцию они пошли без всех бумаг, удостоверяющих личность. Даже без знаков отличия на форме… Для большей скрытности! Для конспирации! Ради этого же Дюпрейн и солдат в свою команду подобрал без индикаторов. Ребятам погибать в завале на руднике, а индикатор личности может пролежать там не одну сотню лет, пока откопают шахту заново. Свои или чужие? Неизвестно пока! Но лучше следов оставлять поменьше и не компрометировать Органы Внутренней Разведки лишний раз. Конечно, это не было идеей самого Дюпрейна, он только приказ сверху выполняет.

Алмаар ругался сквозь зубы, не слишком выбирая выражения, пока раскуривал сырую сигарету. Табак дымил, горел плохо, и Алмаар – и без того нервный, и на взводе – разозлился ещё больше. С психом сунул зажигалку в карман, сигарету выкурил удивительно быстро, не в пример обычному, окурок бросил под ноги, топтал его ботинком долго‑долго, словно мстил ему за себя, срывал на нём злость. Явное подтверждение тому, что ход мыслей верный. Не успокоился парень, до сих пор не остыл.

Так же осторожно Дюпрейн стал наблюдать и за Тайлером. «Вот тебе и скучный! Вот тебе и неинтересный! Подкрался осторожненько и подшутил над всеми! Хорошо подшутил! У меня чуть сердце не выскочило, всё – думаю – попались! И Алмаар чуть пальбу не открыл… А как смеялся потом! Как мальчишка!.. А ведь до этого раза хоть бы улыбнулся! Хоть раз! Ходил, как робот‑андроид… Никаких эмоций!

Сложный парень, очень сложный!

Я ведь от него такой шуточки совсем не ожидал. Про него меньше всего думал, что он ещё шутить умеет. От любого из них ожидал, но не от Тайлера.

Да и правильно!.. Поделом! Чтоб не расслаблялись в другой раз!.. И мне самому наука… Будто напомнить решил, чтоб не забывали, где находимся…

Хитрая бестия!.. И очень осторожный к тому же… Вот и попробуй разберись теперь, угадай, чем занята сейчас его голова? О чем он думает? Сидит неподвижно, как каменный, и наблюдает при этом за всеми!.. За мной и то следит…»

– Эй, ребята! – Моретти крутил в руках пустую фляжку, оглядывался на всех, – У кого попить осталось? Вымок до нитки, и всё равно пить охота! Аж смешно!..

Алмаар в это время стянул с ноги ботинок и, выливая воду, мрачно предложил, даже без тени улыбки:

– Подставляй, налью!

– Нет уж! Сам пей! Спасибо! – Марио отвернулся, обиженно поджав губы, нахмурился, глядя на остальных. Веселья, как ни бывало!.. Да, не ожидал он такого от Яниса, они же с ним неплохо ладили, ещё с первого дня, и на тебе.

– На! Но у меня на дне осталось! – Джейк кинул Моретти свою фляжку и не заметил, как в этот момент недобро сверкнул в его сторону глазами Алмаар. Зато этот взгляд заметил Дюпрейн и тут же понял, что к чему: «Замкнулся рядовой Алмаар не только от меня. И ребята стали его врагами. За то, что не поддержали тогда, не сказали ни слова, а ведь могли же… За то, что сейчас продолжают жить как обычно, по‑прежнему: смеются, шутят, разговаривают как ни в чём не бывало, а ведь видели его слабость, его отчаяние, были свидетелями его унижения… А Алмаару при его‑то характере хватит и этой мелочи для смертельной обиды… Вот он и отгородился теперь от них, злится, обижается… Да‑а, не поможешь сейчас, упустишь момент – и окончательно замкнётся, останется один, и поговорить будет не с кем…