Возвращение домой

– Да, строгий… И придирчивый… Но человек – хороший!..

– А ребята наши – и Колин тоже – сказали, что ты для новичка неплохо вписался в нашу бригаду с этой шуткой, – усмехнулся Нэру, вспомнив о чём‑то. – Они и над сержантом нашим номера откалывают… И над другими ребятами из бригады… Сам‑то я, конечно, против всего этого, но со мной они пока никак не шутили…

Джейк слушал Нэру вполуха, вроде, так, с ленцой, но тон, с каким тот упомянул какого‑то Колина, его насторожил. «Вот он, и авторитет! Колин, значит! Интересно, что за птица?»

– А тебя‑то самого как зовут? – этот Нэру имел странную привычку неожиданно и резко менять тему разговора.

– Джейк. Джейк Тайлер!

– А меня – Нэру! Кристианом! Можно просто, Крис! – представился Нэру и протянул раскрытую ладонь. Джейк пожал ему руку и сразу понял: в этом мире, на этой планете и в самой части, он приобрёл нового друга и познакомился с хорошим человеком.

К тому же Нэру оказался довольно словоохотливым собеседником. И к вечеру Джейк уже знал о базе и о жизни в казарме больше, намного больше, чем утром.

Солдатских казарм в части всего пять. Все они, старые бараки, оставшиеся ещё с тех пор, как строили город. И не снесли их только по чьей‑то забывчивости. Наверное, самого бургомистра Тонненга… В каждой казарме на данный момент около тридцати человек. Следовательно, пять бригад. У каждой бригады свой сержант и ответственный лейтенант, занимающийся основной подготовкой. Их бригада под номером три. Их сержант по фамилии Торнтон, человек неплохой, даже некоторые послабления позволяет. Раньше, например, когда Барклифа ещё не было, он сам проводил смотр своей бригады, ругался, конечно, но никого не наказывал.

Сейчас такого не будет, уж больно новый лейтенант принципиален. Такой спуску не даст… Нэру при этих словах тяжело вздыхал, будущее его пугало, а Джейк, слушая его, думал про себя: «Ничего, весь этот бардак от силы на несколько дней. Потом, глядишь, разберутся и отпустят. Срок увольнительной заканчивается сегодня, значит, с завтрашнего дня я не только солдат, но ещё и гвардеец, и поэтому держать меня здесь они не имеют никакого права. Подать бы знак полковнику Дарлингу в Академию, чтоб там не решили, что я дезертир. Объясняй потом…

Главное, чтобы мама об этом не узнала. Её удар хватит…»

Всё! Джейк старался не думать о матери, даже не вспоминать о ней. Нельзя! Нельзя даже думать о чём‑то конкретном, связанном с этим местом.

Она может «увидеть» эти мысли, «увидеть» все картинки, которые стоят у тебя перед глазами. И тогда неизвестно, чем это дело может кончиться. Лучше разобраться со всем самому, выбраться отсюда своими силами, а потом уж, если она даже и узнает, то перенесёт куда легче.

Джейк ещё раз, – который за этот день? – поднял голову, быстрым взглядом, ни на чём не останавливающимся, окинул здание КПП. Чёрные решётки на окнах, высокие ступени, дежурный у ворот. Немного дальше и чуть в стороне, у комендатуры, как две статуи, стояли часовые. Руки на автоматах, сосредоточенные лица, но даже отсюда Джейк чувствовал снедающую их скуку: «Скорей бы вечер!»

Медленно поднимая взгляд выше, Джейк остановил глаза на знамени. Ветерок, очень слабый, почти неощутимый, разглаживал полотнище: на лиловой ткани знамени можно было разглядеть герб Императорского Дома. В своё время они, гвардейцы, изучали историю Императорского Дома на специальных занятиях. Туда же входило и знакомство с историей герба, с его геральдикой. Джейк помнил каждую его деталь, мог бы с закрытыми глазами рассказать все подробности и даже объяснить их значение.

Две лисы‑чернобурки, белогрудые и остромордые, стояли на задних лапах, придерживая щит. Щитодержатели. Когда‑то очень давно, ещё на Земле, и даже на Земле это осталось только в архивах, предок Его Величества, герцог и брат короля – имена обоих не сохранились – владел обширными землями и богатыми лесами. Особенно эти леса славились черно‑бурыми лисами. Таких лис, как в лесах герцога, больше не было ни у кого у его соседей. Но герцог был прославлен не только своими хорошими охотничьими угодьями, но и лисьей хитростью. Этот факт и запечатлели на гербе герольды далёкого прошлого.

Но не только хитростью и коварством прославились предки Императора, ведь не зря же на щите красовалась золотая рыцарская перчатка, сжатая в кулак. Откуда? Почему? Об этом факте Джейк узнал уже самостоятельно, работая в архивах, с той документацией, что хранилась в библиотеке Академии.

Другой предок, живший позднее и бывший тому охотнику внуком, звался Говардом Смелым. Он также приходился роднёй королю, принимал большое участие в дворцовой жизни, в военных походах против врагов короля. Но при этом не имел уже той независимости от монарха, какой были наделены его предки. И ведь умудрился однажды поссориться с королём!

Причину этой ссоры теперь уже, через столько веков, вряд ли узнаешь, сохранился только факт: Говард Смелый – вассал короля – вызвал своего сюзерена на дуэль. Его тяжёлая, кованая железом перчатка упала к ногам короля на пиру, при большом стечении народа. Если бы всё было один на один, король мог бы ещё как‑то разрешить это дело, ведь он тоже понимал, что глупо терять такого хорошего воина. Да и сам Его Величество не вышел бы из дуэли победителем: Говард в те годы побеждал на трёх турнирах подряд!

Король оказался умным человеком и с честью вышел из затруднительного положения. Знал, что родственник потом пожалеет о своей поспешности, но гордость помешает ему попросить прощения. Его Величество выразился примерно так:

– Я знаю, что рука в этой перчатке не дрогнула ни в одном сражении. В присутствии прекрасных дам дрогнуло сердце моего отважного друга. Я знаю, герцог, ты уронил перчатку случайно, не смог справиться с дрожью своего пылкого сердца. И за то, что ты не скрыл своих чувств в присутствии таких именитых гостей, я – ваш король и твой господин – сделаю тебе достойный подарок.

Подарок и вправду оказался по‑королевски щедрым: золотая перчатка, выполненная один к одному с той злополучной. И герцог во все битвы шёл в новой золотой перчатке, так слепившей глаза противника. Она осталась с Говардом до его смерти, а потом была перенесена на его фамильный щит. Некоторые источники указывали, что на щите она появилась ещё при жизни герцога. Но это было уже не столь важно…

Примерно в то же время появилась и лента с девизом. Даже скорее не с девизом, а с оценкой, данной Говарду советником короля. На гербе надпись эта сохранилась на очень древнем, не известном теперь уже никому языке. Но Джейк сумел отыскать и её перевод: «Точный глаз и сильная рука, но пылкое и дерзкое сердце».

Щит венчала герцогская корона. Она так же, как и пурпур с золотом, подтверждала королевское происхождение предков Его Величества. Древность Его рода и великое прошлое…

Что в этих легендах правда, а что нет, Джейк никогда не задумывался, всё это было просто красиво, как сказка. Особенно сейчас спустя века и века…

А сейчас он думал об этом, чтоб только мысли занять чем‑нибудь отвлеченным. Ведь мать уже, наверняка, волнуется, места себе не находит…

* * *

…А потом был ужин, вечерняя поверка. Их снова проверял лейтенант Барклиф, и сержант тоже присутствовал…

В оставшееся до отбоя время Джейк, стараясь хоть чем‑то занять мысли, приготовил на утро форму, начистил сапоги. Его угол в казарме был самым дальним, соседей ни справа, ни слева, даже сверху койка пустовала. Остальные парни сейчас собрались в одном углу, сидели на свободных незастеленных койках, громко разговаривали и смеялись. Многие курили, хоть это и было запрещено в казарме. Дым поднимался к потолку, делая свет плафонов каким‑то тусклым и нереальным.

– Отбой! – долгожданный голос дневального прозвучал просто музыкой для слуха. Свет выключили почти сразу после приказа. Джейк расстелил кровать уже в полной темноте. Слабого отсвета на потолке от окон хватало для его глаз. Натянув лёгкое одеяло до подбородка, Джейк осторожно повернулся на бок. Повреждённые ещё в той драке рёбра сейчас, к ночи, нещадно ныли. И как ещё удавалось весь день в таком состоянии таскать ящики и разгружать машины? Иногда Джейк просто удивлялся выносливости собственного организма… и своему терпению.