Возвращение домой

– Ну!! Расселся! Некогда сидеть! Покажи‑ка пример остальным…

А остальные затихли, ещё живее лопатами заработали, даже перешёптываться перестали. Ждут, что дальше будет. Вот только Фаулер долго ждать не собирался. Им сегодня до конца квартала расчистить надо, а они возле одного дома уже третий час толкутся.

Фаулер медленно подошёл к ниобианину, чувствуя, как за происходящим с потаённой ненавистью и страхом наблюдают три десятка пар глаз да ещё шестеро рядовых‑конвойных. Но этот интерес добавлял уверенности и властности каждому движению и слову сионийского сержанта.

– Ну, что? – Ткнул пленного носком сапога. – Ждёшь повторения приказа? Ты, что, не знаешь до сих пор, что свои приказы я не люблю повторять по два раза? – Голос Фаулера, поначалу такой ласковый до заботливости, с каждым словом делался всё звонче и жёстче. Аж воздух вокруг зазвенел, как наэлектризованный, как перед вспышкой молнии. – Пшёл! Быстро!! Чё, не видишь, что вход в дом тоже разбирать надо?! Марш!

Ниобианин, недавний рядовой, в рваном комбинезоне с сохранившимися знаками отличия, не уничтоженными даже после пленения, медленно поднялся на разом ослабевшие, подкашивающиеся от ужаса ноги. Остановился, не сделав и шага, прошептал с безысходным отчаянием:

– Он… он же сыпется… Еле держится ведь…

– Так ты что, думаешь, ям туда первым пойду?! Или тебе бригаду спасателей вызвать? – Фаулер рассмеялся с явной издёвкой. Никто не подхватил этот смех, даже рядовые‑подчинённые, и те молчали. Все понимали, что посылать человека в полуразвалившийся, чудом устоявший дом, всё равно, что убивать голыми руками.

Никто бы не хотел сейчас оказаться на месте этого ниобианина, восемнадцатилетнего мальчика с огромными, наполненными животным ужасом глазами. Выбирать ему было не из чего: впереди – готовые рухнуть на голову перекрытия дома, за спиной – сержант, ухмыляющийся, как последний садист, да ещё и с автоматом, нацеленным как раз между лопаток.

– Слушай, сержант, а может, для начала лучше вызвать бригаду строителей? С бульдозером? Чтоб сравнять эту развалину с землёй? – заговоривший ниобианин стоял от Фаулера буквально в двух шагах, стоял, опираясь о лопату, и глядел на сержанта совсем без страха.

– И что это у нас здесь за умник? – Фаулер смерил пленного презрительным и брезгливым взглядом. Неповиновения он не терпел. Но здесь было не только неповиновение, здесь было то, что нужно пресекать ещё в зародыше.

– Этот дом не подлежит восстановлению, – продолжал ниобианин всё с тем же спокойствием. – Только на снос… Там трещины с ладонь… Из пяти этажей лишь два сохранилось. Не спорю, там могли остаться погибшие… Но и трупы откапывать – это не по нашей части. Для такого дела необходимое снаряжение надо… Не голыми же руками…

– Захочу, ты у меня и голыми руками рыть будешь, понял! Без всякой лопаты!.. – Секунда – и они уже стояли друг против друга: подобравшийся, приготовившийся к отпору ниобианин – и сержант Фаулер, испепеляющий военнопленного взглядом. Конечно, одним взглядом дело не обошлось, в ход пошёл приклад автомата. Короткий сильный удар под рёбра – и ниобианин со стоном отступил назад, качнулся вперёд. Упасть ему не дали, подхватили под локти руки других таких же пленных. Попытались спрятать, укрыть от глаз сержанта, от его гнева и ярости. Но тут конвой вмешался.

Растолкали пленных, и ниобианин остался один на один с сержантом. Отдышавшись, выпрямился, вздёрнул подбородок, давно уже не видевший бритвы.

Фаулер ещё раньше обратил внимание на этого типа, приглядывался к нему долго, ждал всё какого‑то подвоха, неприятности именно от него. Дождался!

А ниобианин‑то по возрасту тянул никак не меньше, чем на лейтенанта. Хоть и был сейчас грязным, изголодавшимся, замурзанным, как и остальные. Но остальные‑то моложе были, и ни один из них не лазил без кителя, а этот с самого начала в майке. Да и сапоги‑то на ногах – офицерские. Высокие, из мягкой, дорогой кожи.

– Так ты у нас под рядового косишь, да? Думал, не узнает никто?! Меня обмануть хотел, гад? Меня?!

– Да пошёл ты к чёрту, сержант! – просто ответил ниобианин. Выглядел он до нельзя уставшим без прежнего упрямого огонька в глазах. – Думаешь, я тебя испугался, что ли? Да, лейтенант я! Лейтенант. И ещё десять раз могу повторить. Я – лейтенант Ниобианской Армии! И не стыжусь этого!.. И скрывать это не собирался и не собираюсь!.. И пока я живой, ты моих солдат никуда не погонишь. Убивать я их тебе не позволю… – Ниобианин пошёл на Фаулера, но солдаты‑сионийцы его перехватили, сбили с ног прикладами, принялись пинать так, как обычно наказывали в случае неповиновения. Но сержанту этого показалось мало, он приказал, крикнув дрожащим от ярости голосом:

– На пустырь его! Туда! – Махнул рукой куда‑то себе за спину. – К стенке!.. Немедленно!..

Ниобианина поволокли в указанном направлении, а остальные пленные с немым изумлением глядели на сержанта. Тот не выдержал, заорал:

– А вы какого чёрта на меня пялитесь?! Каждого третьего следом отправить?..

Они покорно заковырялись лопатами и засуетились с тележками.

Фаулер отвернулся, раздражённо стискивая кулаки, будто хотел ударить ещё кого‑нибудь, но тут заметил, что у соседнего дома, как раз перед поваленным деревом, остановился армейский мономобиль.

– Эй, Вакулич! – позвал одного из своих солдат. – Скажи им, если хотят проехать, пусть поворачивают направо. Здесь дороги ещё нет!..

Рядовой покорно затрусил к машине, радуясь такому лёгкому приказу.

* * *

Полковник нервничал. Это Джейк видел, даже сидя на заднем сидении машины. Шофёр, он же и ординарец, видимо, был в курсе: ни о чём не спрашивал, вёл машину, армейский бронированный мономобиль, так осторожно через все завалы, будто всю жизнь этим занимался.

За всё время никто не обмолвился ни словом. Полковник был сейчас в таком состоянии, что попросту никого и ничего вокруг себя не видел. Он был занят предстоящей встречей. Наверное, о многом передумал за эти часы. А Джейк просто кемарил.

Желание спать поглотило даже любопытство, а ведь вокруг был город. Чайна‑Фло! Они мотались по нему уже битых три часа. И без всякого толка! В скольких местах они побывали? Чёрт его знает! Джейк не ставил себе цели запомнить, где они успели побывать. Он только просыпался от несильного толчка, когда машина останавливалась, оглядывался и снова засыпал. Сквозь сон слышал, как Барклиф выбирался на улицу, громко хлопая дверцей, как он возвращался через некоторое время, и они опять куда‑то ехали, ехали. И так бесконечно. Раз за разом.

Так было и на этот раз. Машина остановилась на углу улицы, чуть не уткнувшись тупой мордой в чёрное обгоревшее дерево, завалившее собой проезд. Полковник выбрался из машины, заговорил о чём‑то с подбежавшим к нему сионийским солда‑том. Дверца, на которую опирался Барклиф, осталась открытой, и Джейк уловил отдельные обрывки фраз:

– Проезда нет… Господин полковник… По соседней улице… Через переулок… Здесь завалы большие, господин полковник…

Рядовой повторял звание Барклифа таким голосом, будто и не ожидал совсем встретить на улице офицера высокого звания. А тут ещё и сержант подошёл, со своего места понял, что человек в машине – какой‑то чин, а оно никогда нелишне: попасть на глаза высокому начальству.

– Производим расчистку, господин полковник… Группа пленных в количестве тридцати человек, и мы, назначенные в сопровождение, – доложил сержант, вытянувшись перед полковником в постойке «смирно». Но тот отмахнулся с молчаливым приказом «Вольно!», а сам спросил неожиданно:

– Среди ваших пленных, сержант, есть офицеры?

– Да что вы, господин полковник?! – Сержант засмеялся в ответ с заметным облегчением. Видно, понял, что этот внешне жёсткий полковник с твёрдым лицом и неулыбчивыми глазами на самом деле не так строг и придирчив. – Какие тут офицеры? Всех их проверяли… А здесь, так, вообще всякий сброд… Дезертиры… Те, кто разбежался после первой же атаки… – Джейк узнал этого сержанта ещё по голосу. Это его он видел в тот раз. Это он прохаживался тогда перед пленными, выискивая провинившегося. Значит, и лейтенант Барклиф должен быть среди тех, кто рылся сейчас метрах в двадцати, разбирая очередной завал.