Возвращение домой

Сопротивление прекратилось к полудню. Сионийцы полностью заняли часть. О подробностях можно было лишь гадать. А ночью Барклиф решил отправить кого‑нибудь в разведку. Необходимость разведать обстановку, подготовить пути к отступлению позволяла рискнуть парой своих солдат. Но нужны были добровольцы. Самые здоровые, самые рисковые люди.

О том, что можно не вернуться, он не стал им объяснять, это каждый понимал. И всё равно вызвались многие. И Колин – Колин Титроу! – среди них! От него такого порыва Барклиф ожидал меньше всего. Он‑то знал, что если этот солдат и решится на подобное, то никак не ради ближних. Но рядовой просился, просился с удивительной для его натуры горячностью. И Барклиф согласился! Почему? Ведь понял же почти сразу, что это ошибка, большая ошибка, фатальная в их положении.

Но кого тогда отправить? Мокошина? У него выбито плечо. Неру? Ему только и идти в разведку с переломанными рёбрами. Да и другие немногим лучше. В этот раз Титроу больше всех повезло. Почти ни царапинки!

И они ушли! Титроу и Моралис. Смуглый красавчик Моралис. Барклиф знал из личного дела, что он до армии наркоманил, состоял в какой‑то шайке. И в строй попал по той же дорожке, как и многие. Но лучшего варианта при имеющемся раскладе не составить. Или два самых здоровых, но не благонадёжных, или хорошие, проверенные ребята, но с такими травмами, что отправлять их – сущее безумие.

То, что они нарвались на неприятности, ясно стало сразу же, как только открылась стрельба. Барклиф ловил каждый выстрел. Но очень скоро, почти сразу, один автомат замолчал. А другой отстреливался долго, очень долго, одиночными выстрелами. Берёг с таким трудом, поштучно, собранный запас. Все ждали, что вернётся хотя бы один, последний. И даже, когда начало светать, когда остальные уже потеряли надежду, Барклиф весь день и следующую ночь прождал у разлома в стене. Просидел с полупустым пистолетом в руке, но не позволил загородить пролом кроватной сеткой. Ждал. Надеялся.

А потом на следующий день умер Арделли. Он с самого начала был плох. Из‑под обломков его откопали последним. С переломом обеих ног, с внутренними разрывами и повреждением лёгких, он нуждался в срочной операции. А врачи были только у сионийцев.

Остальным, кто был ранен, тоже с каждым часом не делалось лучше. Без медикаментов, даже без элементарных антибиотиков их ждало то же самое. Не было никакой еды, воду собирали из перебитых труб, с риском для жизни пробираясь в умывальник в другой части казармы. Да и патронов тоже почти не осталось. Чего ждать в такой ситуации? Медленной смерти от голода, от ран, от постоянного ожидания. Или сдаться в плен на милость победителей? Насчёт себя Барклиф ни на что не надеялся. Он был офицером. Но рядовым обязаны были оказать помощь. В соответствии с Межпланетным Кодексом. Ведь не звери же они, эти сионийцы.

Случилось то, что случилось. Возможно, его солдаты возненавидели его ещё больше после того шага, но сионийцы никого из них не тронули, по крайней мере, на его глазах. Сам же Барклиф в творящейся неразберихе попал совсем в другую группу, где не было больше знакомых ему лиц, и отправлен без всяких допросов на расчистку города. Там, видно, как посчитали, руки его были нужнее, чем знания и мозги.

Барклиф не пытался скрыть своё звание. Отнюдь! Но теперь этот сволочной мальчишка, неизвестно каким образом очутившийся здесь, да ещё и в шкуре сионийского штабного офицера, пытался намекнуть на отсутствие кителя, на то, что он, лейтенант Императорской Армии, пытался уничтожить следы своего офицерского звания! Гадёныш!

– Почему ты здесь? Ты должен был…

– Гнить в лесу, да? – Джейк перебил его резко, вскинув голову и встретив глаза своего недавнего командира и врага. – В лесу, в шахте на титановом руднике. Так же, как и трое других парней. Да, должен был… Только интересно, кому я должен? И что?

– Нормальные мысли, как раз для предателя. Ты служил Императору, рядовой, если ещё, конечно, помнишь об этом. Служил своему государству, Ниобе, наконец… – Барклиф осёкся, замолчал, чувствуя, что слова о долге перед родиной и патриотизме из уст пленного звучат как‑то фальшиво.

– Вы знали про рудник. С самого начала знали. И чем всё это закончится для нас – тоже знали. – Джейк не мог сидеть, он слишком нервничал, вспоминая пережитое, представляя то, что ждало их, не сложись обстоятельства так, как они сложились. Поднялся из‑за стола, заходил по комнате. Два шага влево, два шага вправо. От стола к стене и обратно.

– Я предупреждал тебя, рядовой…

– Да, я знаю. Я понял это… – Тут Джейк остановился как раз напротив Барклифа. – Но почему именно меня? Да, я понимаю, меня вы ненавидите…

– И сейчас даже больше, чем раньше! – Барклиф смотрел на погоны на плечах Джейка. Его чуть ли не тошнило при виде золотых нашивок. И он не скрывал своего презрения. Презрения, смешанного с крайней брезгливостью, как будто глядел на что‑то отвратительное и мерзкое.

– Это всего лишь форма, лейтенант. И от этой формы зависит, доживёте ли вы до завтра. – Джейк отвернулся, снова сел на место. Теперь он чувствовал, что успокоился, что он в состоянии справиться с собой в этой ситуации.

– О‑о! – Барклиф рассмеялся хрипло надорванным смехом измученного человека, скрывающего своё состояние. – Ты, мальчик, пытаешься напугать меня? Ты – гвардеец?! Маменькин сынок! Разве ты уже научился показывать зубы?

Лицо Джейка при этих словах осталось спокойным, он обдумывал что‑то, а потом неожиданно спросил:

– Что стало со всеми?

– С кем? – Барклиф даже немного опешил. Он ждал чего угодно, но только не этого делового тона уже зрелого, вполне сложившегося человека, а не того двадцатилетнего мальчишки, каким ему помнился рядовой Тайлер.

– Ну, с Крисом, с сержантом Торнтоном! С остальными ребятами.

– Все, кто выжил, сейчас в госпитале для военнопленных. А Торнтон погиб, погиб при бомбёжке. – Барклиф смотрел на Джейка сверху вниз. Тот сидел, опустив голову, скрывая взгляд, смотрел на руки, стиснутые до боли в суставах. Они настолько хорошо понимали друг друга, что Барклиф знал, какой вопрос сейчас хочет, но не может задать Тайлер. – Неру был жив, когда я видел его в последний раз. Был ранен и довольно тяжело, но не смертельно… Он будет жить.

Джейк кивнул в ответ, чуть‑чуть поводя подбородком, давая понять, что слышит.

Сейчас их разговор стал именно таким, каким он и должен был быть с самого начала: общением равных, без нападок, оскорблений и унижения.

– Я не знаю, имеет ли это сейчас хоть какую‑то важность, но приказ не был выполнен. Рудник остался не взорванным. И капитан погиб. Я не знаю, что стало с остальными… Я не знаю, что станет со всеми нами. Мне просто очень хочется, чтоб всё стало, как раньше. Без войны…

Джейк закрыл руками лицо, как будто хотел отгородиться от всего мира. Почему‑то он не боялся теперь показаться Барклифу слабым. Да и тот молчал тактично. Да, они слишком хорошо понимали друг друга. Слишком хорошо, чтоб оставаться врагами.

Да и что она стоит теперь, эта вражда, когда в мире происходят вещи куда сложнее и серьёзнее? События, абсолютно не зависящие от их воли, от их желания. Просто каждый пытался приспособиться к ним с одной лишь целью: выжить. Но любой ли ценой?

Предательство и плен – так это выглядит со стороны! Но, не рассказывая друг другу подробностей, они понимали, что каждый из них остался при своих принципах. Тайлер в форме врага, но не способный на предательство, и Барклиф – в унизительном для него положении, но зато в ладу со своей совестью, не отяжелённой десятком бессмысленных, бесполезных смертей.

– Я мог бы, конечно, пообещать вам помощь, пообещать свободу, но это не в моих силах. Всё, что могу, я попытаюсь сделать. Хотя от меня вы никогда не примете помощь. Ведь так? – Барклиф никак не отозвался на этот вопрос, даже не кивнул, но ответ и так был ясен им обоим. Каждый умирает в одиночку. И выживает сам…