Возвращение домой

Смотреть на всё это было больно. Джейк понимал, что только благодаря странному стечению обстоятельств сам он всё ещё не среди этих людей. Он ходит по краю! По самой его кромочке! Одно неосторожное движение – и всё! Не понятно ещё, где окажешься, а может, и церемониться не будут: пристрелят, как тогда, – и вся недолга!

– Ну, я жду по‑хорошему! Кто кинул мне в спину камень, пусть лучше признается сразу! Или плохо будет всем! – пленных выстроили вдоль дороги, один из сионийцев прохаживался перед ними. Дуло его автомата смотрело в бледное небо. Выстрел мог прозвучать в ответ на любое неосторожное движение или слово, – только руку опусти!

Джейк отвернулся, пошёл туда, куда шёл, ничего перед собой не видя, будто оглушённый увиденным. А из‑за спины доносились отдельные слова команд и ругательства.

…Младший лейтенант Балакоев встретил его как старого знакомого, с улыбкой:

– Что‑то вы рано сегодня. Только полвосьмого…

– Да‑а, решил пройтись, поглядеть на город. Зато не опоздаю… – Джейк был серьёзен: гнетущие впечатления от увиденного оставили на душе осадок. Поэтому, наверное, и разговаривать ни с кем не хотелось сейчас. – Я бы хотел отправить сообщение, здесь где‑нибудь есть компьютер?

– Прямо по коридору, третья дверь справа. На втором этаже. Сразу от лестницы. Это кабинет временного размещения, но майор Крауст сказал, что вы можете его занять, пока не подъедет ваш командир.

– Третья дверь справа. Второй этаж… – повторил Джейк, делая вид, что запоминает, а сам уже прикидывал в уме возможные пути бегства на случай разоблачения. Второй этаж – это нормально, если придётся убегать через окно. Это не десятый…

– А что, майор Крауст уже здесь?

– Да. С семи утра. Ему доложили о вашем приезде. Он хотел встретиться с вами лично, господин лейтенант. Сразу, как вы появитесь, – Балакоев стал серьёзным до деловитости, возможно, подействовал пример Джейка.

– Хорошо, тогда я сначала пойду к нему, – Джейк держался прекрасно. Как настоящий офицер! Он понимал, что строгость и деловой тон уменьшают возможность подозрения, отбивая у окружающих желание задавать вопросы не по делу.

– Обычно он с утра не так загружен. Вы поднимитесь к нему, а я сейчас сообщу о вашем приходе, – лейтенант Балакоев склонился над пультом коммутатора, защёлкал клавишами. – Приёмная майора на десятом этаже… Он примет вас, господин лейтенант, – произнёс через несколько минут, оторвав взгляд от экрана. Офицер Винклер почему‑то не спешил уходить, точно ждал чего‑то или кого‑то, а потом спросил вдруг:

– Я хотел бы допросить одного пленного ниобианина, вы можете это устроить?

– Ниобианина? А что, это так важно?

– Он среди солдат, а я подозреваю, что он офицер. Уж лейтенант, как минимум. Хочу поговорить с ним, как доложу о себе майору Краусту. Заодно получу у него «добро» на этот допрос.

– Ладно. Я могу отдать распоряжение. Тем более, если разрешение вы точно получите.

– Получу! – Джейк упрямо сверкнул глазами. Ради предстоящей встречи с лейтенантом Барклифом он и не такое сумеет сделать. А майору можно наговорить всё, что угодно…

– Хорошо. – Балакоев кивнул головой. – Как я найду вашего ниобианина?

– Отсюда прямо по улице. Всего один квартал. Этот в белой майке. И сапоги у него офицерские. Он там один такой…

* * *

Руки лейтенанта были скованы за спиной наручниками, а сам он, среди этих стен, казался нелепым в такой одежде. Как бродяга на банкете в Императорском Дворце…

Больше минуты они молча рассматривали друг друга: Джейк, – сидя за столом, упираясь подбородком в переплетённые пальцы; и лейтенант Барклиф, – стоя посреди кабинета. Сейчас он был беспомощен в таком положении. И унижен. Хотя и смотрел сверху вниз, подняв упрямый, твёрдый подбородок со знакомой ямочкой.

– Как я погляжу, вам, лейтенант, и без офицерского мундира неплохо. – Джейк не сумел сдержать издёвку, хорошо ещё, что улыбку удалось скрыть.

– Зато тебе, мальчик, сионийские погоны на плечи не давят. – Барклиф мог отвечать лишь презрением, но презрением, по силе не меньшим, чем эта издёвка.

Он был прежним, он остался прежним, несмотря ни на что! Это был всё тот же лейтенант Барклиф. Он даже сейчас чувствовал своё превосходство, как всегда помнил о нём и смотрел на Джейка всё с тем же насмешливым презрительным прищуром глаз.

И Джейк вдруг понял, глядя на своего прежнего командира, что не скажет он ему ничего из того, что хотел сказать, представляя эту встречу. Попросту не сможет сказать. Не сможет он уничтожить его ни морально, ни физически, тем более. И даже думать об этом глупо. Но ни своя, личная слабость тому причиной. Нет! Джейк не чувствовал себя слабее. Ни тогда, ни сейчас. Если б знал свою слабость, ещё тогда бы покорился лейтенанту, признал бы его власть над собой. Но нет! Они были равны друг другу!

Это Барклиф ещё раньше Джейка понял. Может, поэтому и выделял его из всех остальных, хотя бы при помощи своих вечных придирок? И разговор тот завёл, о прошлом своём рассказывать начал. Доверил бы он это кому‑то другому, кроме Джейка Тайлера, своего подчинённого, рядового Джейка Тайлера? Нет!!

– Почему вы не сказали, что вы офицер? – спросил Джейк. Теперь это была уже просто деловая беседа равных во всём людей. – Офицерам обещают лучшие условия…

– Да! – Барклиф усмехнулся. – Знаю! Два шага вперёд – и пуля в затылок…

– А‑а… Теперь понятно, – Джейк хмыкнул, смерив его долгим взглядом с головы до ног.

«Да ЧТО тебе понятно?! Что тебе понятно, щенок?! Мальчишка!!» – готов был закричать Барклиф в ответ. Но сдержался. Было бы ещё перед кем отчитываться! Свой же подчинённый… Да ещё и перебежчик… Дрянь!.. Предатель! Что он может знать о том, что произошло в ту ночь?! Его ведь уже не было в части…

Авианалёт провели под утро, около пяти. Как раз в такое время, когда спали все: солдаты и офицеры в своих казармах, часовые на местах и, видимо, охрана с обслугой противовоздушного комплекса защиты.

Глупая беспечность, ставшая роковой для большинства погибших.

Сирена включилась, когда бомбы уже рвались, казалось, над самой головой. Нет, так просто со сна показалось, и от неожиданности. По‑настоящему самолёты прошли для начала над полигоном, первыми бомбами уничтожили зенитки, а потом взялись за казармы.

Земля дрожала, как в ознобе, от каждого разрыва. Началась паника. Барклиф выскочил одним из первых. Торопился к своим, в свою третью бригаду. Успел лишь натянуть брюки, сапоги на босу ногу и захватил личное оружие. О фуражке даже не вспомнил. Забыл и про китель…

Казарма выдержала прямое попадание, но крыша и потолок провалились внутрь, перекрытие сохранилось лишь кое‑где, ближе к углам.

Трудно было поверить, что при таких разрушениях может выжить хоть кто‑то. Но из тридцати подчинённых способными держать оружие в руках оказалось девять человек. Ещё четверых удалось откопать под завалом уже при свете дня. А сержант Торнтон, видимо, погиб ещё во время первого удара. Живым его никто больше не видел…

…Появлению своего лейтенанта они обрадовались, как дети, заметно приободрились. Но всё было намного хуже, чем показалось на первый взгляд. Из тринадцать не было ни одного совершенно здорового. Надолго ли их хватит, если придётся держать оборону? Да и о какой обороне может идти речь, когда на руках считанное число патронов и не у каждого есть автомат?

Налёт переждали в дальнем северном углу спальни, под прикрытием провисшего потолка, готового обрушиться на головы в любой момент. А потом, пока земля и все, кто выжил в этом аду, приходили в себя и привыкали к звонкой тишине, начали готовиться к бою. Спинками и кроватными сетками загородили проломы в стене, закрыли окна, расчистили место для раненых, подготовили позиции для стрельбы. Но никто из сионийцев, видимо, не думал, что после такой бомбёжки кто‑то мог уцелеть. Развалины в первый же день проверять не стали. И они в напряжении и в полной готовности просидели до ночи. А за стенами что‑то происходило. Слышно было стрельбу. Из своего оружия, из сионийского. Ревела бронетехника. Кричали люди. Кто? Свои или чужие? Не понять! Язык‑то одни…