Возвращение домой

Джейк лежал с закрытыми глазами, притворяясь спящим, но по шлёпанью этих тапочек легко мог представить, чем именно сейчас занята медсестра. А она, впустив в палату утреннее солнце, оставив открытыми двери на улицу, убавив кондиционер до половины мощности, принималась за своего подопечного. А начинала, как всегда, с ворчания:

– По‑моему, я каждый раз говорю, что вставать тебе ещё рано. Напомнить ещё раз?

Джейк улыбался в ответ, шевелился на койке, пытался сесть. Но медсестра нажимом на плечи и настойчивым приказом повторяла:

– Лежать!.. Вставать не разрешается…

В последние дни Джейк чувствовал себя просто прекрасно, но спорить было бесполезно. А она уже прошла в ванную комнату и, увидев капли воды в раковине, сказала почти сурово:

– Сколько можно повторять? Подниматься доктор Моренц тебе запретил категорически.

Льющаяся из‑под крана вода немного заглушала голос медсестры, поэтому он не показался Джейку таким уж сердитым. Да и привык он уже к этим постоянным нареканиям за три прошедших дня. Споры теперь вызывали у него лишь улыбку. Он спешил поправиться и выздоравливал быстрее, чем это можно было предположить.

– У меня ноги‑руки целы, я и сам могу о себе позаботиться. – Обычно отвечал он.

– С твоим сотрясением и с такой гематомой, как у тебя, тебе ещё неделю лежать пластом. И это не я так решила. Я всего лишь следую указаниям лечащего врача. Доктор Моренц сегодня на обходе, можешь сам попросить его о послаблениях. После соответствующего обследования и анализов он может кое‑что позволить.

На это Джейк не успел ничего сказать, медсестра, подсев к изголовью, начала наводить утренний туалет пациенту: протирать влажной салфеткой его лицо и руки. Джейк слабо сопротивлялся, но уже скорее по привычке. Он ещё раньше познакомился с железной хваткой этой немолодой, всегда хладнокровной женщины. Главное, чего он всё‑таки сумел добиться, так это самостоятельно держать ложку во время еды.

В стакан с витаминизированным соком, видимо, что‑то добавляли, после него всегда тянуло в сон. Даже Джейк, при всей своей слабой восприимчивости ко всяким лекарствам, с трудом мог перебороть себя, полусидел, опираясь спиной о жёсткий валик небольшой подушки у поднятого изголовья. Клевал носом, а медсестра в это время, стоя у Джейка за спиной, быстрыми пальцами расстёгивала на его груди пижаму, спускала её вниз и принималась за массаж.

Уж от этой процедуры Джейк не отказывался никогда, хоть и продолжал сидеть с закрытыми глазами. Пока руки медсестры неторопливо массировали плечи, спину, шею, плавно и неспеша подбираясь к затылку, касались висков, лба, опять возвращались назад. Джейк молчал. Именно в такие минуты его одолевали воспоминания о недавних днях. В прикосновениях медсестры не было привычной жёсткости, но в них не было и той нежности и ласки, с которыми всего каких‑то несколько ночей назад другие, нежные и робкие руки прикасались к Джейку. Он помнил эти руки, он помнил эти прикосновения, помнил ту нежность, робость, и страсть. Он помнил Кайну. Помнил. Он не мог забыть её. Да и не пытался даже! И чем сильнее вспоминал все эти подробности, тем больнее делалось, тем больше мучился от этой потери, от невозможности встретиться, от невозможности вернуться. Прямо сейчас.

И хотя массаж не мог приносить боли, Джейк с трудом сдерживал стон, давил его в горле, а сам сидел, стиснув зубы. Да, эту боль ничем не заглушить, как ни старайся!

Поэтому то, что должно было расслаблять, доставлять удовольствие и этим ускорять выздоровление, превращалось для Джейка в каждодневную пытку. Но он не сопротивлялся, не отказывался, он терпел. Понимая, что от воспоминаний ему теперь не избавиться, они стали частью его жизни. Так бывает со всеми…

Он помнил всё и во всех подробностях: помнил и обстрел на дороге, и самолёт, пикирующий с неба, помнил лейтенанта Ларсена, помнил свет фар, полосующий сумерки. Но не знал до сих пор одного: куда он попал и что это за больница. И если это сионийский госпиталь, почему он жив до сих пор? Если оставили жить, значит скоро начнут допрашивать. Тогда как скоро?

Всё, массаж закончился мягкими успокаивающими поглаживаниями. Джейк вяло повёл плечами, когда медсестра стала поправлять на нём пижамную рубашку. Обычно всё завершалось инъекцией снотворного в вену, после которой можно было проспать до ужина. Этого дела Джейк не любил, ему не нравилось терять контроль над собой, тем более он замечал некоторую странность. Его спящим увозили куда‑то из палаты. Он, просыпаясь, постоянно находил у себя на теле следы от шприцев, бледные пятна на коже там, где цеплялись датчики. По‑другому наложена повязка из пластикилита, фиксирующая повреждённые рёбра. Да и много ещё всяких мелочей, которым он не мог дать объяснения. Разве кто‑нибудь другой хочет, чтобы его обследовали тайно, во время сна?.. Ведь это как‑то нечестно, не по‑людски…

Медсестра уже готовила шприц, когда в палату неслышно вошёл ещё один человек. Не врач – это точно. Джейк, секунду назад ленивый и полусонный, резко перевёл прояснившийся взгляд на гостя, окинул с ног до головы. Не врач! И хотя доктора Моренца до этого Джейк не видел ни разу, этот тип совсем не походил на врача. Правда, халат на нём смотрелся превосходно.

– Вы позволите? – голос воспитанного гостя, приятный баритон, – Я ненадолго…

– Через двадцать минут обход, вы успеете? – медсестра опустила руку со шприцем, недовольно нахмурилась.

– О, да, конечно же! – гость шагнул вперёд, доставая зажатую локтем папку.

– Ладно. Только когда будете уходить, опустите изголовье и поправьте подушку. Там кнопочка чёрная на панели. – согласилась так легко, что Джейк невольно удивился. Вышла. Они вдвоём проводили её глазами. Джейк не хотел оставаться с этим человеком один на один. Что‑то в нём настораживало. «Дождался! Допроса дождался по свою душу!»

А гость подошёл к койке, не спрашивая разрешения, подсел, примостился на край, так, чтоб видеть лицо собеседника и, закинув ногу на ногу, положил на колено раскрытую папку. Джейк настороженно следил за каждым его движением, чувствовал скорее подсознательно, что гость не принесёт ему ничего хорошего.

– Здравствуйте, – Джейк в ответ кивнул, прошептал беззвучно: «Привет!» – Я – Юджин Къянца, – представился гость, с приятной улыбкой протянул раскрытую ладонь в старинном приветствии. Джейк ответил сразу, без раздумья и, хотя пальцы его совсем не дрожали, он не мог отделаться от навязчивой мысли: «Сейчас он дёрнет за руку на себя и защёлкнет на запястье браслет наручника, и тут же в двери вломятся ребята с оружием… И всё!» Но ничего этого не случилось, хотя ощущение надвигающейся опасности не пропало.

– Как идёт выздоровление? – гость был само воплощение вежливости. Улыбка на губах, доброжелательность во взгляде. Такие люди невольно вызывают к себе доверие, и это‑то особенно не нравилось Джейку. Он старался не подавать вида, а в ответ на естественный в стенах больницы вопрос только неуверенно повёл плечами, сказал:

– Нормально!

Къянца кивнул, как будто ждал этого ответа, потом произнёс, поигрывая ручкой:

– Хорошо! Мы рады. Вам здорово повезло, господин… – секундное молчание в ожидании, что Джейк назовёт сам своё имя, но тот словно не заметил этой заминки, так и сидел, глядя прямо перед собой полузакрытыми сонными глазами. – У нас хорошие врачи, вас быстро поставят на ноги…

– «У нас» – это где? – Джейк перевёл на гостя взгляд, в котором не было и намёка на сон. – Где я?

– Вы, что, даже не в курсе? – Къянца был смуглым, черноволосым и белые ровные зубы украшали его улыбку ещё сильнее. Если это и был сиониец, то прожил он на Гриффите достаточно, чтоб получить такой естественный и красивый загар. Он всем видом своим располагал к себе и был лёгким в общении. Этого он ждал и от Джейка: доверия и честности.

– Это клиника, флоренийская клиника. Медицинский комплекс в пригороде. Зона отдыха, парк, искусственный пруд. Красивейшие места. Сейчас в третьем корпусе здесь открыт госпиталь.