Возвращение домой

* * *

Этот человек появлялся редко, даже не каждую неделю, но зато всегда в одно и то же время.

Его высокую тонкокостную фигуру врач‑психиатр, Мицу Акахара, узнавал сразу, ещё на дорожке парка, от самых ворот. Посетитель этот с первого же своего прихода привлёк к себе внимание. Он держался совсем не так, как все, кто приходил до него. Настолько необычно, что Акахара первое время даже не мог понять, к кому же приходит такой странный гость, не знал, пока не спросил.

Пациентов после «Триаксида» было пятеро, все – тяжёлый случай. Умственная отсталость в тяжёлой форме. Все без намёка на какое‑нибудь улучшение. Один из них, поступивший в клинику четвёртым, тот, с переломом лодыжки и с простреленным плечом, в первый момент показался не так уж плох в сравнении с остальными. Но так только показалось, проведённое обследование расставило всё на свои места.

Именно к нему, к этому белобрысому, и приходил посетитель. Приходил во время послеобеденной прогулки по парку. Тогда на улицу выбирались все, кто имел на это разрешение лечащего врача. Даже «соседи» из центрального корпуса. Но эта «пятёрочка» всегда «гуляла» отдельно от всех (довольно пренеприятное зрелище), и всегда в сопровождении двух санитаров.

Эти ребята были хуже трёхлетних детей, они постоянно должны были быть под присмотром, и всё равно с кем‑нибудь из них каждый день что‑то случалось. Это только с виду были люди, по‑настоящему они даже поесть сами не могли. По сути, они до конца своих дней должны теперь остаться в клинике под постоянным присмотром, но Акахара от нечего делать сам, по своей личной инициативе, занялся изучением этих пациентов, постоянно проводил обследования, применяя им же созданные препараты. Улучшений не было, но не было и ухудшений, и это‑то особенно вдохновляло врача.

Раньше их никто не навещал, для внешнего мира они уже были мёртвыми. Но потом стал приходить этот странный человек…

Он никогда не блуждал по дорожкам парка, даже в самый первый раз, всегда находил их; молча, только кивком головы, приветствовал санитаров, усаживался на ближайшую скамью, закидывал ногу на ногу, и час, а иногда и полтора неподвижно просиживал в одной позе. Ни о чём не спрашивал, ничего не говорил, даже уходил, не прощаясь, а сам всё время смотрел в одну сторону, на одного пациента, на этого хромого белобрысого.

Но однажды Акахара сумел поговорить с гостем. Просто сам спросил его первым:

– Он вам брат или друг?

Мужчина промолчал, сидел, полуприкрыв глаза, и даже не смотрел в сторону врача. Ответил:

– Скорее очень хороший знакомый.

Акахара чуть кивнул, дрогнув бровями, он был доволен, что всё же дождался ответа.

– Он, как и все перед вами, после «Триаксида», – продолжил, подсев к гостю поближе, но сохраняя при этом определённую дистанцию. – Между собой мы называем это состояние умственной отсталостью, но на самом деле всё куда сложнее и серьёзнее… Действие препарата не изучено до конца: его быстро запретили. А применение его при допросах, в принципе, должно караться законом…

Может, поэтому все они поступают к нам без имени, и те организации, сдающие нам этих ребят, также безымянны… Вы первый, кто пришёл сюда к кому‑то из них, первый, кто знал их прежними.

Но я хотел бы вас сразу предупредить: если вы ещё на что‑то надеетесь, то… Одним словом: бесполезное занятие!

Акахара засмеялся негромко, сузив свои и без того довольно узкие глаза, сверкнул белозубой улыбкой. Он был моложе своего собеседника и не умел так хорошо таить в себе свои чувства.

– У меня есть кое‑какие сведения, доктор Акахара, – сказал посетитель, переведя на врача свои удивительные чёрные, с почти неразличимыми зрачками глаза. – Например, то, что вы занимаетесь исследованиями, связанными с применением «Триаксида». Исследования и опыты. На этих вот. – Чуть заметный кивок в сторону пациен‑тов клиники. – Понимаю. – Усмешка. – Вами движет благородная цель. Ну, и, пожалуй, личный интерес. Научная разработка… Диссертация… Премия… Всеобщее признание. Для молодого специалиста, да в самом начале его карьеры, это очень важно.

Правда, меня заботит одно: вам известно, что опыты над людьми, без их согласия или письменного разрешения близких, незаконны? А я слышал, вы проверяете свои препараты на больных…

– Откуда… вы… это взяли? – прошептал Акахара одними губами, глядя на гостя почти с ужасом. «Ведь я же работаю один, даже без ассистента… Я никому не говорил про это!.. Откуда такая осведомлённость?!..»

Глянул на санитаров, мирно беседующих на соседней лавочке. Прэкетт и Пауэрс. Два дюжих молодца, незаменимые в такой работе. Их перевели с этажа «буйных». Акахара плохо знал своих подчинённых, зато знал точно, что не объяснял им, что именно они колют подопечнымм три раза в день. «Как тогда информация могла просочиться за стены лаборатории и моего кабинета? Как?!»

– Не пытайтесь ничего узнать! – угадал его мысли странный и опасный гость. – Я не враг вам, доктор Акахара. Каждый выполняет свою работу, не так ли? – в первый раз за всё время улыбнулся скользящей, неуловимой улыбкой. – Да и к чему мне вас закладывать? Какой в этом прок? Я, как и вы, заинтересован в положительном результате…

Мне бы только хотелось одного, доктор Акахара, – помолчал с секунду, привлекая этим внимание онемевшего собеседника к словам, которые только будут произнесены. – Вы хороший врач и настойчивый человек, я уверен, вы сможете им помочь. Но прежде, чем объявлять о своём открытии в медицинских кругах, вы сообщите мне. Хорошо? – Акахара кивнул, – Время значения не имеет. Я хочу, чтобы вы сообщали о всяких изменениях, связанных с моим товарищем. О всяких, доктор Акахара. В ту или другую сторону.

Поверьте, я видел этого парня до поступления сюда. Он был не так плох, он показался мне одним из тех «счастливчиков», которые переживают «Триаксид» без сильных последствий. – Взмахом руки гость не дал заговорить Акахаре, продолжил сам. – Тихо! Я знаю, что вы хотите мне сказать. Но я знаком с «Триаксидом», я знаю, о чём говорю: он был в прекрасной форме. Настолько, насколько может выглядеть человек после двенадцатичасового допроса, но не более того.

…Поэтому будьте осторожны с ним, я его знал довольно хорошо для того, чтобы сейчас предупредить вас о возможных неожиданностях…

Акахара всё ещё молчал, переваривая услышанное, а гость уже поднялся уходить. Поднялся пружинистым быстрым движением, будто и не сидел до этого больше часа в одной и той же неудобной позе. Сказал вдруг задумчиво, глядя на своего знакомого, стоявшего в нескольких метрах в тени дерева:

– Хотя, я ведь мог и ошибаться…

Повернулся уходить, но Акахара окликнул, наконец‑то опомнившись:

– А как мне с вами связаться в случае чего?

– Через ОВИС, в Отделении Сети. Спросите Юрия Ильича Гриневского. Можно просто Грина…

Гость ушёл, не попрощавшись. «Информатор! Чёртов информатор! – Думал со злостью Акахара, провожая того взглядом. Но злился больше на себя, на свою же глупость. – Сам виноват! Копался в ИнформБанке под своим же именем. Они и вышли на тебя, дурака. Посадили на крючок, теперь не дёрнешься. Начали по мелочи, а чем закончится?..»

Он стискивал кулаки и зубы, ничего перед собой не видя. А в двух метрах от него один из его пациентов с ещё большей ненавистью провожал гостя глазами, взглядом, бросаемым украдкой, исподлобья, уже без всякой утайки, открыто и смело.

* * *

Она всегда двигалась бесшумно, бесшумно ступала по пластикилитовому покрытию пола, бесшумно раздвигала шторы на огромном, во всю стену, окне, открывала дверь на длинный мезонин, протянувшийся через весь второй этаж южной стены корпуса. Для чего‑то передвигала там глубокие широкие кресла, расставленные вокруг небольшого столика. Возвращалась в палату. Единственное, что сопровождало её движение, – звук мягких плетёных шлёпанцев.