Ненужный мальчик

Хорошо ему говорить, комиссару. Не его сына похитили, и не его мучают радио- и телерепортеры, не его фотографию опубликуют газеты через несколько часов. Если он, доктор Лефевр, в ответ на требования преступников допустит малейшее колебание, вся Франция, возмутившись, назовет его недостойным отцом.

Расстегнув воротничок рубашки, развязав галстук, со стаканом в руке он направляется в спальню. Арлетта с покрасневшими глазами, распухшим лицом, выплакав все слезы, распростерлась на кровати в роскошном лазурно-голубом пеньюаре того же цвета, что и стеганое покрывало.

Стоя на пороге, слегка расставив ноги, Винсент Лефевр отпивает глоток виски. Эта женщина в этом пеньюаре среди этой роскоши – следствие в некотором роде его профессионального успеха.

Ради этого успеха Винсент Лефевр пожертвовал своей молодостью. Еще в юности, учась в лицее, он решил стать хирургом. Трудился как бешеный. И для того, чтобы платить за учебу, поскольку средств у его родителей не хватало, и для того, чтобы успешно ее закончить. А в тридцать лет «выбился в люди»: он сейчас заведующий отделением в одной из известных больниц, его ценит начальство, им восхищаются коллеги. У доктора Лефевра завидное положение в обществе, солидные доходы. Оставалось только приобрести то, чего бедный молодой человек не мог бы себе позволить.

Например, супругу, достойную его.

Арлетта Фанжен, дочь мелких промышленников из Дрё, изучала в Сорбонне историю, не слишком себя затрудняя. Она была, бесспорно, одной из самых красивых девушек среди своих сверстниц, мечтала сниматься в кино. Предпочтя, однако, синицу в руках журавлю в небе, она недолго отвергала ухаживания молодого хирурга с блестящим будущим. Свадьба и медовый месяц… Арлетта почти сразу забеременела, а Винсенту Лефевру очень скоро открылось истинное лицо жены.

Родив Фабиена, она посчитала, согласно ее собственному выражению, свою часть брачного контракта выполненной. Теперь долг Винсента – обеспечить ей роскошную светскую жизнь, для которой она рождена. Но Винсент, работяга, был настроен на другую волну. Его профессия – его религия, как он любил говорить, – требовала его всего целиком, его обязанности становились все многочисленней. У него были не только пациенты, но и ученики и последователи. А у Арлетты – друзья, куча друзей, потом любовники, много любовников.

С годами Винсент Лефевр совсем уходит в себя. Он целиком посвящает свое время больнице и многочисленным частным пациентам, с которых взимает высокую плату. Он не отдыхает никогда. Относительно расслабиться ему позволяют только одиночество и электронные шахматы, ставящие перед ним бесконечное множество задач.

Существует, однако, Фабиен. Почему же, спрашивает себя Винсент, между ним и сыном никогда не было настоящей близости? Можно ли говорить об упущенных возможностях, когда речь идет о девятилетнем ребенке? Погодите… Девятилетнем… Нет, десятилетнем! Десять лет сегодня, двадцать пятого апреля. Господи боже! Несчастный малыш, его похитили в день его рождения!

Ну так почему же? Комплекс привычек, прежде всего отсутствие интереса еще с того времени, когда сын был младенцем. Затем проявление в Фабиене личности исключительной. В школе всегда лучший из класса. Значит, нет необходимости следить за его учебой, встречаться с учителями… Такое впечатление, что Фабиен ни в ком не нуждается…

Взгляд Винсента Лефевра блуждает по спальне. Ее оформлением занималась Арлетта. Оно, разумеется, претенциозно. Дорогая ткань и антикварная мебель. Винсент в оформление спальни не вмешивался. Ему безразлично, как она выглядит. В эту комнату, в эту кровать Лефевр приносит лишь свою усталость и глубокий сон, резко прерываемый звоном будильника еще до того, как он успел восстановить силы.

Он допивает свое виски, смотрит на жену и обращается к ней с вопросом, в котором звучат горечь и гнев:

– Что ты собиралась подарить ему на день рождения?

Арлетта выпрямляется в смятении, судорожно комкает в руке платочек.

– Его день рождения…

Винсент Лефевр никогда не дает волю чувствам. Но в этот вечер испытания, выпавшие на его долю, накопившаяся усталость, выпитое виски внезапно превращают безразличие последних лет в ненависть.

– Ну да! – кричит он. – Его день рождения – сегодня, двадцать пятого апреля. – Выражение отупения на лице жены меняет направление его мыслей. – Тебе не кажется, что ты взялась за старое?

Она тут асе выпускает когти:

– Кто бы говорил! Сколько ты уделяешь ему внимания?

Обвинение заставляет Винсента Лефевра подскочить на месте:

– Я по крайней мере работаю на него. И благодаря тому, что я работаю, мы можем заплатить выкуп.

Ее следующее обвинение еще несправедливей.

– Не преувеличивай, – шипит она. – Два миллиона – это все-таки не королевский выкуп. Как-нибудь переживешь.

Такое бесстыдство ему отвратительно. Еще немного, и она бы упрекнула его в том, что потребовали лишь два миллиона.

– Да, всего два миллиона, – хрипло произносит он. – А знаешь, почему? Что ж, я тебе скажу. Мы имеем дело с людьми, которые хотят свести риск до минимума, действуя быстро, очень быстро. Они подумали, что, если потребуют больше, мы или будем торговаться, что займет время и увеличит для них опасность быть обнаруженными, или же нам трудно будет собрать нужную сумму, что тоже потребует времени. Итак, они довольствуются двумя миллионами, чтобы быстро урегулировать дело. Я плачу завтра утром. Они тут же освобождают Фабиена, и полиция не успеет их найти.

– Если только полиция не помешает тебе отдать деньги, – говорит она, будто хочет накаркать.

– Они задумали дело так, что полиция не сможет мне помешать. Есть опасность лишь, что она схватит одного из сообщников до того, как малыш будет освобожден. Не похоже, чтобы Кро стал церемониться.

– У тебя есть вся сумма?

– Да. Твой отец принес недостающие деньги. Я ему, разумеется, дал расписку. Но не заговаривай мне зубы.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает она, слегка обеспокоенная.

– Так вот, если я не ошибаюсь, – объясняет он, отчеканивая каждый слог, – эти люди били наверняка, в яблочко, как говорится. Ты знаешь, какой вопрос мучает комиссара? Он спрашивает себя: «Почему именно вы, среди стольких врачей?» И ищет ответа. Я тоже, но свое предположение я ему высказать не могу.

– Какое предположение?

– Да то, что бандиты прекрасно осведомлены о нас, наших доходах, привычках, образе жизни. Они действовали наверняка.

Он швыряет пустой стакан на ковер, подходит к кровати, где, широко раскрыв глаза от страха, сжалась в комок его жена.

– Я предполагаю, что дело сделали люди, отлично осведомленные. А кто им эти сведения дал? Кто-то из твоих приятелей или приятельниц. Кто-то из этих альфонсов или шлюх, с которыми ты развлекаешься.

Уже несколько лет она принимала за безразличие, даже за безмолвное одобрение молчание мужа. Теперь она понимает, сколько в нем скрывалось ненависти и презрения.

Но он уже не обращает на нее внимания. Он впервые волнуется из-за сына.

– Боже, – шепчет он, – где он сейчас? Что они делают с ним?

Глава XII

В среду двадцать шестого апреля около семи часов утра, лежа с открытыми глазами в чужой кровати, где она провела ночь, Мари-Клод Жанвье размышляет. Она совсем не спала, эта молодая женщина в мундире полицейского. Ее положение пленницы вовсе не способствовало сну, так же как присутствие рядом с ней ребенка.

Фабиен же спал как сурок, но много ворочался. Это присуще нервным детям, а также, по мнению Мари-Клод, детям, лишенным родительского внимания. Во сне он несколько раз цеплялся за нее, словно требуя тепла, ему неведомого.

С того момента, как накануне вечером погасили свет, Мари-Клод прислушивается к малейшему шуму, стараясь определить, что происходит за стенами комнаты.

Незадолго до рассвета донесся шум из гаража, слышно было, как открылись ворота, отъехала машина. Послышались голоса, слов Мари-Клод не разобрала. Затем вновь наступила тишина. Из-за темноты она не могла видеть, который час, но вскоре где-то вдалеке пропел петух. Отсюда Мари-Клод сделала вывод, что пристанище бандитов в самом деле находится за городом.