Страница 67 из 91
— Да вон на столике.
— Ладно. Пойду девочкам скажу, куда мы.
Мы подошли к двери Нортонов. Окна зашторены наглухо — ни щелочки, с улицы не заглянуть. Возле дома не было сада, только мощеная площадка, на ней чугунная скамья с деревянными планками да кадки с цветами. Я постучал. Бонни, обшаривая фонариком площадку, отступил и оглядел окна.
— Говоришь, одни живут?
— Да.
— Обитай тут семья побольше, сразу оживилось бы.
Я стукнул громче.
— Прочухивайся давай, мерзавец! — подбодрил Бонни. Подскочив к окну, он прислушался. — Телик работает, — и вдруг выдал барабанную россыпь по стеклу. — Может, в пивнуху заскочил, вот женушке и взгрустнулось?
— Едва ли он по пивным шатается. Не из таких. Хотя кто его знает. Я не очень‑то с ним общаюсь.
— Ну‑ка толкнись попробуй.
Безрезультатно.
— Заперта.
— Уверен? Ну‑ка, в сторонку!
Бонни взялся за ручку, поворачивая ее и одновременно налегая плечом на дверь. Скрипуче застонав — дерево покоробилось и заедало — она подалась. Он распахнул дверь, направив фонарик в тьму коридора.
— Мистер Нортон! — я шагнул через порог. — Вы дома? Это Гордон Тейлор, ваш сосед.
Тонкая полоска света из слегка приотворенной двери падала на узорчатый кафельный пол. Я стукнул в эту дверь и, позвав опять, отступил вбок, словно бы загодя уступая дорогу — сейчас дверь распахнется и вывалится туша Нортона.
— Мистер Нортон! — гаркнул Бонни. Наклонившись, он пихнул дверь и подал мне знак рукой — давай, заходим.
Я топтался в нерешительности.
— Да ну же! — Бонни крикнул погромче: — Вы в пристойном виде, мистер Нортон? А вообще мы так и так входим.
Мы вошли. На экране черно — белого телевизора Майк Паркинсон оживленно беседовал с какой‑то кинозвездой. Зрители в студии покатывались со смеху. За каминной решеткой тлела груда головешек. На коврике перед камином валялась железная кочерга с острой загогулиной на конце. Загогулина указывала точно на Нортоновы ноги в шлепанцах. Остальное скрыто за облезлым кожаным креслом. Нортон, видимо, с него свалился. Кресло, подумалось мне позднее, опрокинулось бы вместе с ним, не будь так массивно и устойчиво.
— Господи! — выговорил рядом Бонни.
Мне совсем не хотелось заглядывать за спинку кресла, но я пересилил себя. Так, удостовериться. И меня тотчас вынесло на свежий воздух.
— Говорить они намерены со всеми, — уведомил я Юнис. — Так что неизвестно, надолго ли эта канитель. Эйлина постелит вам у нас.
— Но обе кровати для гостей в комнате Бонни, — сказала Эйлина.
— А, ерунда. Я тут на диване перекантуюсь, — вызвался Бонни.
— Ну вы договаривайтесь, — сказала Эйлина, — а я пойду вымою волосы и приму душ. Ощущение такое, будто по всему телу что‑то ползает. И ты, Гордон, обязательно вымойся как следует, не то в постель не пущу. Одежду отдадим в дезинфекцию и чистку.
— Лин, милая, у тебя разыгралось воображение.
— То, что я видела, — это не воображение.
— Не спорю, но…
— И мы оба до нее дотрагивались. Как‑никак даже в кресло могли переползти.
— У нас вроде где‑то валялся ДДТ, посыплю швы подушки.
— Сейчас же!
— Но порошок в гараже, полиция…
— Ну и пусть. А то потом весь дом придется дезинфицировать.
— Ладно. Ступай.
— Помнишь трюк старых солдат в первую мировую войну? — спросил Бонни, когда Эйлина ушла. — Горящей спичкой они проводили по швам одежды.
— Господи! Ну что мы плетем? Рядом в доме человек с раскроенным черепом.
— Да знаю. Плесни еще виски.
О прибытии полиции возвестил визг тормозов и заливистые трели звонка. Мы с Бонни проводили констеблей к Нортонову дому, и тут прибыла «скорая помощь», ее я тоже вызвал. Оказалось, услуги врачей куда неотложнее, чем полисменов: к нашему изумлению, Нортон — как заключили врачи — был еще жив. Его тут же увезли. Полицейские точно разметили, где он лежал, и переставили кресло обратно — его отодвигали, когда оказывали Нортону первую помощь и перекладывали его на носилки.
Один из полицейских отправился к машине вызывать по радио подмогу.
— Мы ничем ему не могли помочь? — спросил я у другого.
— Нет. Вы бы не сумели.
— Мы не сомневались, что он мертв. Может, кому‑то следовало остаться при нем. Но в голову не пришло…
— Неудивительно, — полицейский был совеем молоденький. Я подумал, что, наверное, на его служебном веку это первое покушение на убийство. — Вы ничего не трогали?
— Я телевизор выключил, — ответил Бонни. — Он работал, когда мы вошли. Шла передача Майка Паркинсона.
— Чего‑то мне лицо ваше будто знакомо, — взглянул на него констебль. — Тут где неподалеку проживаете?
Боини объяснил, кто он.
— А, — парень посмотрел уважительно. — Я и сам помаленьку гонял в футбол. Очень о себе воображал одно время. Но ведь профессионал — это ж колоссальная разница, правда ведь?
— Да, разница большая, — подтвердил Бонни.
Мрачные тона, тускло — зеленые стены. Незнакомый запах чужого жилья, да еще вдобавок аромат, от которого першит в горле. Интересно, кто у них убирает? И как часто?
— Мы вам тут еще нужны? — спросил я у молоденького полицейского. — Может, нам домой можно?
— Знаете, сэр, погодите до сержанта.
Сержант прибыл, не прошло и пяти минут. Тот самый, что приезжал накануне по поводу Гринта.
— А, снова вы, — с порога проворчал он.
— Только этого мы огрели кочергой, — отозвался Бонни.
— Что? — нахмурился сержант.
Бонни раздраженно передернул плечом и отвернулся. Молоденький полицейский стоял с дурацким видом.
— Ну, я вас слушаю, — обратился ко мне сержант.
Рассказ получился довольно длинный. Полиция тут же развила бурную деятельность. В больницу послали человека выяснить состояние Нортона и дежурить там на случай, если тот очнется и что‑нибудь сообщит. Организовали поиски миссис Нортон, пешком ей особо далеко не забрести, конечно, но все‑таки мили две могла отшагать. Комнату, где мы наткнулись на Нортона, скрупулезно обыскали и опечатали, затем нас дотошно выспрашивал детектив из уголовного розыска. У Эйлины и Юнис дознавались тоже.
Наконец глубокой ночью, когда я уже подумывал, что дом мой реквизирован под опорный пункт полицейских операций, я запер дверь за последним блюстителем порядка, уверившись, что можно спокойно ложиться, тормошить нас больше не будут.
— Ну что, Юнис, домой поедешь? — спросил Бонни. — Если хочешь, подброшу. Нет проблем.
— Я б лучше осталась.
— Жутковато, а?
— Да, как‑то тоскливо оставаться одной, — призналась девушка.
— Говорят, — тут же заметил я, — что на практике убийства — а это почти всегда убийства в семье — заурядны и банальны.
— Да это же не убийство! — вскинулась Эйлина. — Пока что нет.
— Ну едва ли Нортону выкарабкаться. Не понимаю, как он до сих пор жив. — Я вздрогнул, меня опять затрясло.
— Бедняга! Дошла, наверное, до точки, — рассудила Юнис. — Как думаете, что ей будет?
— В тюрьму посадят. Умрет Нортон или нет, тюрьма ей обеспечена.
— А ты, Гордон, так кресло и не обработал, — упрекнула Эйлина.
— Господи! — воскликнул я. — Да что ж я середь ночи за ДДТ в гараж помчусь? Обивки на кресле нет, а подушки я вынесу. Утром обработаю.
Ночью Нортон умер. Новость сообщил мне газетный репортер. По телефону. Телефонный звонок вызволил меня из частокола ночных кошмаров. Едва я раскрыл глаза, все растаяли. В памяти застрял один — единственный — отчетливое видение: Эйлина в длинном белом платье сидит недвижно, как изваяние, на стуле в гулкой пустой комнате, окно в густом переплете решетки, комната подернута зеленым отсветом, словно бы от пышной листвы вымокших деревьев за окном… Живая, теплая Эйлина лежала рядом. Я прикоснулся к ней, и тут тишина раскололась трезвоном телефона.
— Чтоб тебя! — ругнулся я.
Когда звонки смолкли, я выполз из постели, набросил халат и раздвинул шторы: за окнами серело утро. На мостовой сторожит полицейский фургон. В доме тихо, спокойно. Я спустился на кухню. Проходя мимо гостиной, сунул голову в дверь. Шторы задернуты. Бонни спит, укрывшись одеялом, на диване. В кухне я поставил на огонь чайник, выставил четыре чашки, сахарницу и маленький молочник.