Страница 10 из 91
Уилф улыбнулся. Он любил слушать, как говорит отец Глайнис. Тридцать лет прошло с тех пор, как приехал сюда из Уэльса, но до сих пор в голосе характерная напевность.
— Ты что‑то надумал на сегодня? — спросила Глайнис.
— Да нет, просто так, погулять, поболтать.
— Переодеваться не надо?
— Накинь пальто, и порядок.
— Переодеваться, — усмехнулся мистер Уордл. — Весь день в магазине за прилавком разодетая и тут еще, видите ли, переодеваться надо вечером.
Глайнис, не откликаясь на его слова и сказав что‑то вроде «надо умыться», вышла на кухню. Уилф услышал, как в таз полилась вода.
— Значит, просто погулять и поболтать, — мистер Уордл жестом пригласил садиться. Уилф сел, не снимая пальто. Уэльсец продолжал: — А что, сегодня погода вроде ничего.
Уилф ответил, что потеплело и тает.
— Ну тогда, значит, можно зайти в «Корону».
Уилф улыбнулся про себя. Насколько ему известно, каждый вечер независимо от дня недели и от погоды мистер Уордл неизменно отправлялся в «Корону» и выпивал там ровно две пинты пива, ни больше ни меньше.
Уилф встретился взглядом с миссис Уордл, и они снова обменялись улыбками. С сигаретой во рту она молча сидела у огня. Раньше Уилф пытался разговаривать с ней, но из‑за глухоты это было затруднительно.
Мистер Уордл зажег трубку и стал выпускать клубы едкого дыма.
— Вчера мы слушали твою штуку. А интересно. Ведь правда, мать, — неожиданно заорал он, — нам понравился рассказ Уилфа?
— Да, да, замечательный рассказ.
— И главное, диктор два раза назвал твою фамилию. Очень было приятно услышать.
— Я рад, что вам понравилось.
— Мой мальчик, ты можешь собой гордиться. Здесь такое случается нечасто. В моих краях все по — другому. У нас есть традиция — в поэзии, ну и вообще культура. И писателей как собак нерезаных, в том числе стоящих.
— Да, да, я знаю.
— Здесь народ грубый. Хотя ребята хорошие по большей части.
В комнату вошла Глайнис, недавно она по последней моде коротко остригла волосы и теперь поправляла прическу.
— Вы только на нее взгляните. Просто дама. Сказала, только пальто накинет, а сама полчаса чистит перышки.
— А почему бы и нет?
— Ночью все кошки серы, знаешь такую поговорку?
— Это ты меня называешь кошкой? — спокойно спросила Глайнис.
Глядя, как она положила расческу и припудрила нос, Уилф в который раз подумал о том, как это у уэльсца с помятым лицом и очень неприметной женщины из Йоркшира могла родиться такая дочь. Первое, что бросалось в глаза при встрече с Глайнис, — порода. У нее прекрасные белые зубы, маленькие ушки, небольшие красивые руки и холодноватые серые глаза. Она спокойно могла бы сойти за дочь пэра; во всем ее облике не было ничего такого, что выдает простое происхождение, и сама она поддерживала это обманчивое впечатление, одеваясь не броско, но со вкусом. На стройной фигуре Глайнис ношеное пальто из твида выглядит дороже, чем претенциозно — яркие вещи местных девушек.
Именно это поначалу и привлекло Уилфа. Позднее он понял, что ее взгляд на жизнь прост и столь же просты и обыденны все ее интересы. Теперь Уилф проводил с ней время просто потому, что в его представлении она была самой подходящей девушкой в округе. Но она была холодна, а вот этого он вынести не мог.
Ни разу еще она не поцеловала его страстно, и самое большее, что могла ему позволить, так это на короткое время положить руку на грудь. Любой физический контакт, помимо легкого пожатия руки, ее не занимал. Несмотря на это, она с большим удовольствием проводила с ним время, и в глазах окружающих они были, что называется, идеальной парой. Однажды они попробовали обговорить свои расхождения, и Глайнис сдержанным и спокойным тоном констатировала неоспоримый, с ее точки зрения, факт: интимная близость может быть только между мужем и женой. Она была беспредельно спокойна и рассудительна в вопросе, где спокойствие и рассудок имеют свои границы. И не то что он с самого знакомства лелеял мечту совратить ее, но с ее стороны не поступало вообще никаких сигналов, что она испытывает хоть какой‑то соблазн, и в редкие мгновения, когда он в темноте перед входом в дом притягивал ее к себе, он чувствовал, что она не испытывает никакой радости. Глупо надеяться, что брачная церемония изменит ее натуру. Глайнис добрая и честная девушка, послушная дочь, из нее получится верная жена, готовая исполнить любые разумные желания. Но все это было слишком далеко от представлений Уилфа о браке. Душевные и телесные порывы не отделить друг от друга, страсть порождает страсть, а милая рассудительность не заменит горячего влеченья.
Минут двадцать они неторопливо шли по улицам, потом выбрались на тропинку, что спускалась к пруду. На небе сияла полная луна. Вдали коксовые батареи Эшфилда освещали край неба. Уилф изредка подкидывал замечания, чтоб поддержать разговор о том, как у нее прошел рабочий день.
— Она так и не пришла, — говорила Глайнис. — А заведующая меня еще отчитала за то, что я отложила блузку, залог‑то она не оставила. Больше я так делать не буду. В следующий раз скажу: «Простите, мадам, по это против правил, а если я буду нарушать правила, то потеряю работу».
Он внутренне улыбнулся: какая же она бесхитростная и прямая!
— Ты передачу слушала?
— Конечно, отец же сказал.
— Да, но мне интересно узнать твое мнение.
— По — моему, замечательно. Только очень грустно. Ты знаешь, мне даже как‑то неловко тебе сказать, а то подумаешь, я глупая, но я поплакала.
— Я совсем не считаю, что ты глупая. Наоборот, я рад, что рассказ тебя растрогал, я хотел этого.
— А когда назвали твое имя, я даже испытала чувство гордости. А ты?
— Нет, не гордость, конечно, но знаешь, как‑то похолодело на сердце.
На гладь пруда светила луна. Из воды торчала ветка, похожая на гигантскую лапу какого‑то неведомого чудовища. На берегу валялась бутыль из‑под бензина и красная канистра. Высокие кусты боярышника укрывали ложбины. Уилф и Глайнис были одни.
Как‑то летом на этом месте, почувствовав ее холодные, плотно сжатые губы и злясь на себя за неспособность пробудить в ней желание, он прижал ее к себе, и она стала сопротивляться, отворачивая раскрасневшееся лицо. Он спросил, может, она обиделась, она сказала, нет, она знает, что у мужчин все это по — другому.
— Я не хочу, чтоб ты меня лишь терпела, Глайнис, — сказал он. — Когда выйдешь замуж, будешь терпеть своего мужа, но меня подобное не устраивает.
— А разве все живут не так? По — моему, так поступают все приличные жены.
Он ничего не ответил. Немного спустя она сказала:
— Правда, не все девушки думают, как я. Так что если тебе это нужно, ты можешь устроиться.
Через несколько дней он последовал ее совету. Он возвращался последним автобусом из Калдерфорда, там он выпил с одним приятелем. В автобусе ехали две местные девушки. В последнее время одна из них всякий раз, когда они случайно встречались на улице, кидала на него быстрый и смелый взгляд. Ее дерзкая красота дразнила его, пиво заглушило всякие сомнения, и он без труда завязал с ней шутливый разговор. На шоссе они вышли из автобуса, по темной аллее пошли к поселку, и тут Джоун (правда, он не был уверен, что ее зовут Джоун, ну да какая разница) как‑то оказалась рядом. Скоро они уже шагали обнявшись.
На окраине поселка вторая девушка повернулась к ним и, весело бросив: «Ну, до завтра, не гуляй всю ночь» пошла своей дорогой.
— Тебе пора домой? — спросил Уилф.
— Ну, если еще погулять, то и не пора.
— А хочешь погулять?
— Не знаю даже.
— А все‑таки?
— А куда пойдем?
— Ну, можем поехать на Золотой пляж, а хочешь — Пальмовые рощи или Сады под крышей? Куда пожелаете.
Она засмеялась.
— Хорошо. Поедем на твоем «роллс — ройсе»?
— Нет, не получится. Сегодня мой шофер взял выходной, отогнал «роллс — ройс» в гараж.