Повесть о детстве

Мендель, часто захлопав веками, умоляюще посмотрел на

комиссара:

— Тогда я попрошу дать мне расписочку, что ключ у вас. Это можно?

— Это можно,— согласился Трофим и, быстро написав что-то, протянул Менделю бумажку.

— Благодарю вас,— прошептал, кланяясь и вздыхая, конторщик.— А то, сами понимаете, приедут, и начнётся история с ключом!

Никто ему не ответил. Склонив голову, Мендель пошёл к двери — маленький, худой, с опущенными плечами. В спине его, в беспомощно повисших руках и даже в кулаке, сжавшем расписку, было столько трудного, непосильного человеку горя, что Сёма тяжело вздохнул.

— Садитесь,— предложил Доле Трофим.— Устали? Чаю хотите?

Пейся подмигнул Сёме, и они вышли из комнаты.

— Пойдём-ка! — прошептал Пойся и ущипнул приятеля 'за локоть,— У меня есть мысль.

Сёма вяло побрёл за ним...

Через полчаса они вернулись с какими-то загадочными, внезапно повеселевшими лицами.

— Вот,— тяжело дыша, сказал Сёма, глядя на Трофима и Долю,— он не успел, а мы уже написали.— Сёма вынул из кармана исписанный карандашом листок.— «Дорогой мосье Гозман! Спасибо вам за ваше письмо и что вы ещё нас не забыли. Квартиру проветрили, и там теперь будет больница. И вся мебель в целости. Серебро ваше мы тоже лично проверили по описи. Всё в порядке, и можете не беспокоиться. Мы только серьёзно боимся, что ваши глаза уже не увидят этого. Так что не шейте себе новый кошелёк — всё равно денег в него класть не придётся! Затем желаем вам полного удовольствия и счастья от ваших детей и внуков...» — Сёма остановился и обвёл всех глазами: — Ну как?

— Хорошее письмо! — засмеялся Трофим.— Смотри, какие быстрые,— обратился он к Доле,— раз, два — и готово! А про кошелёк совсем ловко!

— Это я написал,— с гордостью сказал Пейся.

Трофим взял в руки бумажку и аккуратно сложил её.

— А как же письмо попадёт к Гозману?

— Пожалуйста,— встрепенулся Сёма,— есть адрес: Лодзь, Торговый дом...

— Почты нет,— вздохнул Трофим.— Но вы не унывайте,— успокоил оп друзей,— мы как-нибудь найдём способ доставить этот привет.

Сёма улыбнулся и, подойдя к Доле, положил руку ему на плечо:

— Честное слово, Доля, вы — молодец!

Доля улыбнулся и ласково взял сто за руку. Но Трофим неожиданно нахмурил брови и, обращаясь к Сёме, укоризненно сказал:

— Какие у тебя дурные слова, Сёма! Что это за Доля? Что это за обращение? Ты разве не знаешь, что у них есть фамилия — Шварцкоп?

Сёма смущённо опустил голову, а Доля посмотрел на комиссара такими растерянными и удивлёнными глазами, как будто сам впервые сегодня узпал об этом.

ПРИВЕЗЛИ РАНЕНЫХ

Очень приятно иметь тайну и особенно, если это настоящая боевая трёхлинейная тайна с тупым прикладом. Сёма пробирался в глубь двора, и там, около погреба, позади бабушкиного сарая, он прятал оружие. Подумать только, если б бабушка знала, что он каждый день ходит па стрельбище и, мало этого, ещё

приносит домой винтовку! Но бабушка жила спокойно — оиа ни о чём не догадывалась. Не говорить о винтовке было трудно, и Сёма условился с Пейсей при бабушке называть её Фирой.

— Ты Фиру сегодня видел? — спрашивал Пейся.

— Видел,— отвечал Сёма.

— Ты не забудь сегодня взять Фиру,— напоминал Пейся.

— Не забуду,— обещал Сёма.

Разговоры о Фире повторялись каждый день. Бабушка прислушивалась к ним и в конце концов, рассерженная, подозвала к себе Сёму:

— О ком это вы говорите всё время?

— Не знаю,— искренне удивляясь, ответил Сёма.

— Ты не знаешь,— недоверчиво сказала бабушка.— Куда вы ни идёте, вы тащите за собой Фиру. Фиру бог послал! Я бы уже хотела видеть эту красавицу!

— Ничего особенного,— Сёма пожал плечами,— самая обыкновенная.

Возвращаясь после учений, Пейся вместе с Сёмой заходил к нему во двор, и вдвоём они прятали «Фиру». Пейся стоял у сарая на дозоре. Сёма укладывал винтовку на покой. Условились, что в случае приближения опасности Пейся даёт сигнал — два свистка «проволочкой» и один «с хрустом». Однажды, когда труды уже подходили к концу, раздался тревожный предостерегающий свист. Сёма вздрогнул и прислушался. Последовал второй сигнал. Сёма поспешно закопал «Фиру» и, накрыв её старой бочкой, выбежал во двор. Пейся стоял рядом с бабушкой и о чем-то горячо рассказывал, с увлечением размахивая руками.

— Так вот,— кричал он в ухо растерявшейся бабушке,— если птица летит низко, мы даём такой сигнал...— Он вложил в рот два пальца и пронзительно свистнул.— А если птица летит высоко, мы даём такой сигнал...

— Довольно сигналов!..— ущипнул его сзади подошедший Сёма.— Что вы здесь делаете, бабушка?

— Что я здесь делаю? — возмутилась бабушка.— Я уже полчаса тебя ищу. Так попался мне он и просвистел все уши оттуда и отсюда! — Она посмотрела с неприязнью на Пейсю и повернулась лицом к Сёме: — Так слушай, привезли раненых. Очень приятно! Моё дело? Но вдруг оказывается, что среди них Моисей.

— Моисей! — с восторгом воскликнул Сёма.

— Да, Моисей. И ты меня прости,— вздохнула бабушка,— но твой Трофим вместо того чтобы завезти его к нам или к отцу,

берёт и делает одолжение — помещает Моисея в лазарет. Как тебе это правится? Надо сейчас же идти и поднимать скандал.

— Идёмте,— решительно сказал Пейся.

Но бабушка пе обратила на него внимания.

— Идёмте,— повторил Сёма.

— Хорошо,— сказала бабушка.—Я только должна кое-что взять.— Она вошла в дом и через несколько минут возвратилась с корзинкой.— Можно идти!..

У дома Магазаника Сёма оставил бабушку вместе с Пейсей, а сам забежал к Трофиму. Там было я?арко и шумно, какие-то незнакомые люди окружили комиссара, и Сёме не удалось ничего выяснить. Он пошёл к Полянке. Матрос, подняв винтовку и сощурив глаз, что-то рассматривал на свет. Па подоконнике лея?ал шомпол.

— Чиста, голубушка,— улыбаясь, сказал Полянка и приставил винтовку к ноге,— скоро загремит!

— Что случилось? — удивлённо спросил Сёма.

— Ничего...— рассеянно ответил матрос.— Война своей дорогой идёт, а мы её по затылку, Сёма, по затылку! Враг ещё пробует нашу силу. Спотыкается, а не упал! Но упадёт, я тебе говорю!

В это время из комнаты комиссара вышли люди, и Сёма, покинув матроса, вбежал к Трофиму. Здесь он всё узнал и успокоился. Проходящие части красных оставили в местечке раненых и больных. Их продвижение дальше стало теперь бесполезным и даже опасным. Остался и Моисей, но ненадолго. Он брал уездный город и в бою, длившемся пять дней, получил ранение. Это было даже не рапение, а так, пустяк — задета мягкая часть ноги, но в пути у него начался тиф. Его хотели вместе с другими оставить в райгородке, где есть хорошая больница, но он попросил довезти до его Чернушки, зная, что там Трофим, и надеясь ещё застать Гольдина, с которым не виделся очень долго.

— Но вот опоздал,— с сожалением произнёс Трофим.— Папа укатил раныпе.

— А почему пе завезли Моисея к нам? Разве ему было б плохо?

— Не захотел. Я ему советовал, по и оп прав. Тиф — штука скверная! Опасно. Заразить может.

— Так он у Гозмана?

— Не у Гозмана, а в больнице,— смеясь, поправил его Трофим.— Ты не бойся! Скоро встанет. У него только слабость, крови мало!

Сёма выскочил в коридор и, присев на краешек блестящих

перил, скатился вниз. Бабушка терпеливо ждала его. Пейси уже не было.

— Ну, всё хорошо,— сказал Сёма.— Пойдёмте домой.

— Куда — домой? — возмутилась бабушка.— Надо сейчас же идти в больницу и поднимать там скандал!

— Опять скандал?

— Нет, ты будешь ждать, пока он умрёт! — рассердилась бабушка и, дёрнув Сёму за рукав, торопливо зашагала по улице.

Сёма покорно пошёл за пей.

Возле больницы оии остановились, и бабушка, поставив около себя корзинку, постучала кулаком в дверь. Через несколько секунд чей-то голос крикнул сверху:

— Перестаньте тарабанить!

Дверь открылась, и на улицу вышел заросший мужчина в вылинявшей я?елтой гимнастёрке, с чашкой в руке.