Повесть о детстве

Но, придя домой, Гозман опять вспомнил о своём новом служащем. Сын купца Мотл сидел на подоконнике и с торжествующим видом вырывал крылышки у мух. Ловил он их очень ловко, умело и хитро, и видно было, что не первый день эта охота увлекает мальчика.

— Что ты там делаешь? — крикнул Гозман.

Мальчик вздрогнул, медленно сполз с окна и подошёл к отцу, продолжая сжимать в кулаке злую, жужжащую муху.

— Ну-ка, скажи мне, о чём ты думаешь?

Мотл ухмыльнулся и, взяв отца за руку, осторожно подвёл его к столу. В перевёрнутом кверху дном стакане кружился серенький паучок.

— Сам поймал,— тихо сказал Мотл, точно боясь голосом спугнуть паука,— сам!

Отец с тоскливым недоумением взглянул на сына и без всякой надежды на получение ответа спросил:

— Если в местечке провинился единственный банщик и его надо посадить в тюрьму, как быть, Мотелз?

— В нашем местечке? — переспросил Мотелэ.

— В нашем, вашем,— закричал отец,— ну какая разница! — и вышел к себе в комнату.

Он сел в большое, глубокое кресло и с горечью подумал, что всю жизнь он мечтал увидеть на вывеске надпись: «Гозман и сын», а сын вот... И чем больше размышлял он о сыне, тем больше злился на Сёму, как будто тот был всему виной.

На другой день, войдя в магазин, хозяин столкнулся лицом к лицу с Мальчиком, и, хотя Гозман увидел Сёму сегодня лишь в первый раз, он с непонятной раздражительностью прикрикнул:

— Что ты всё время крутишься под ногами!

Старый Нос удивлённо поднял брови, но промолчал и отошёл в сторону. В течение всей недели Гозман избегал мальчика и, встречаясь, старался не смотреть ему в глаза. Но всё же хозяина тянуло затеять с мальчиком разговор: ещё теплилась надежда, что ответы его были лишь случайно хорошими ответами. Сглупи Сёма хоть раз — и к нему вернулось бы расположение хозяина, по всего этого, как пазло, не знал Старый Нос.

Гозман спрашивал у приказчиков, как работает мальчик, нарочито холодным и равнодушным голосом, надейсь услышать хоть одну жалобу. Но приказчики были довольны.

Хозяин посылал Сёму делать кое-какие покупки для дома, ненужные покупки, желая проверить его честность. Но Сёма аккуратно прпносил сдачу — точпо, копейка в копейку. Так неожиданно нарушил Старый Нос душевное равновесие старого купца.

Однажды, заметив, что Сёма сидит со скучающим видом на лесенке, Гозман, притворно улыбаясь, спросил его:

— Где же твои весёлые глаза?

— В моих глазах,— ответил Сёма,— как раз столько веселья, сколько полагается на рубль, который мне дают.

И опять ответ этот разозлил хозяина, и опять оторопевшие приказчики, разинув рты, стояли вокруг. Надо было чем-то отбрить дерзкого мальчишку, но Гозман не нашёлся, и деланная, деревянная улыбка появилась на его лице. Ещё больше, чем раньше, хотелось ему осрамить мальчишку, уличить его в чём-то грязном и нехорошем, но повода не было. «Выгнать его ко всем чертям! Взялся на мою голову»,— думал хозяин. Но он слишком хорошо знал, какие длинные и злые языки у приказчиков, и боялся подвергать себя бессмысленному риску...

Задумчиво чертя какие-то кружочки на листе бумаги, слушал Гозман очередной доклад конторщика Менделя.

Когда Мендель кончил, хозяин неожиданно спросил его:

— Как тебе нравится этот голоштанник?

Смекнув, о ком идёт речь, Мендель предложил:

— Надо позвать его бабку.

Но Гозман отрицательно покачал головой:

— Хорошее дело! Ты что думаешь, я не могу справиться один с этим юнцом? Или я его выучу, или я его выгоню.

И с новой злобной энергией принялся хозяин осаждать мальчика туманными и путаными вопросами. Приказчики, которым и раньше приходилось испытывать на себе странные упражнения Гозмана, не видели в этом ничего хорошего.

— Изведёт ребёнка! — со вздохом говорил старый приказчик Яков.— Лучше б уж дрался. Меня в детстве колодкой били — и то легче.

* * *

Сёму злили эти нападки. Он ходил по магазину, выкатывал ящики, вытирал пыль, сортировал обувь с постоянным чувством нервного ожидания, что вот, может быть, сейчас его окликнет хозяин и спросит... Впрочем, бывали дни, когда Гозман забывал о Сёме, но оп умел, добрый хозяин, нагонять упущенное...

— Мальчик, к магазину подъезжает помещик. Знаешь, как дверь открыть?

Сёма смущённо смотрел на хозяина. Пыльная тряпка дрожала в его руке. Он не знал, как открыть дверь.

—* Болтать мастер,— надменно сказал Гозман, обрадованный растерянностью мальчика,— к делу не принюхиваешься. Мендель, сбрось гривенник.

Сёма улыбнулся.

— Что ты скалишь зубы? — опять рассвирепел хозяин.—Позор таких вещей не знать!

Он остановился, ожидая просьб, призиапий, но Сёма продолжал стоять молча и с вызывающим вниманием пристально смотрел в глаза господина Гозмана.

— Что ж ты молчишь? — прошептал Мендель.— Скажи: «Буду стараться». Ну?

Сёма ничего не сказал. Хозяин повернулся на каблуках и быстро пошёл к конторке.

СЕМУ УЧАТ

Однажды, придя на службу, Сёма встретился с Пейсей, Эта встреча удивила его.

— Ты что здесь делаешь?

— Я? — сухо переспросил Пейся.— То же, что и ты!

— Вот как! — удивился Сёма.— Фрайман устроил?

— Фрайман. Только ты; пожалуйста, ко мне ве приставай!

— К тебе? Да па что ты нужен?!

В первый жо депь Пейся заслужил неприязнь служащих. Всё время торчал ои возле конторки, угодливо и заискивающе глядя па хозяина. Насмешки Гозмана не обижали его: он льстиво улыбался и покорно кивал головой.

— Дурак ты! В хедере на тебя плевали и здесь плюют,— с искренним сожалением сказал Сёма.

— Оставь ты меня! — нахмурился Пейся.— Что ты мне — опекун, что ли? Как меня учили, так я и делаю!

Яков насмешливо взглянул на спорщиков и, подойдя к Пейсе, серьёзно сказал:

— Приказчиком быть хочешь?

— Очень хочу! — вздохнул Пейся.

— Стараться надо!

— А я стараюсь.

— Мало. Больше падо!

— А что ещё? — с любопытством спросил Пейся.

Но ему не ответили. Пейся обиженно сжал свои тонкие губы и отошёл в сторону.

— Когда так начинается — это плохо...— задумчиво сказал Яков.

— Почему? — спросил Сёма.

— Может быть, и хозяином будет, а человек из него не выйдет. Низко голову гнёт... А под тебя подкоп,— тихо добавил он.— Жди, выгонят!

— Мальчик! — послышался голос хозяина.— Мальчик!

Едва Сёма успел повернуться, Пейся уж влетел в конторку.

Через минуту он вышел оттуда с сияющим лицом и, пряча

в карман голубой конверт, гордо сказал:

— Велел письмо отнести. Гривенник за дорогу! Во-о!

— Ну и что? — холодно спросил Сёма.

— К раввину письмо. И раввин за дорогу даст. Два гривенника будет!

— А ты его в плечо поцелуй. Пятак прибавит!

— Дурак! — зло проговорил Пейся и выбежал на улицу.

* * *

— Не умеешь ты жить,— сказал Сёме конторщик Мендель, глядя на его залатанную куртку.

— Почему?

— Уж я не знаю. Хозяина почитать надо. О, это великая вещь — хозяин! Всех нас кормит.

— Ну, не даром же?

— Ясно, что не даром. А не захочет — бросит кормить. Другие найдутся. Хозяин — великая вещь. Если б ты понимал!

— А я понимаю.

— Ой нет!—вздохнул Мендель.—Что ты понимаешь? Если б ты понимал, ты бы немножко зажал себе рот. Сегодня ты мальчик, а завтра ты писец, а послезавтра ты приказчик. С головой— компаньоном стать можно!

— А я всё делаю. Что прикажут — делаю.

— «Делаю»! — повторил Мендель.— Важно ведь, как делаю. Делать надо с улыбкой, с удовольствием, с почтением, тихо, как нриличпые люди. Вот возьми этого Пейсю, разве он умнее тебя?

— Ну?

— Ну и иу. Оп уже получает не рубль, а два рубля.

— За что же это,— возмутился Сёма,— за что? За то, что голову гнёт и глаза весёлые. Это мне нравится! Рубль прибавили!.. Ты что же, побоялся сказать? — обратился он к Пейсе.— Знаменитые секреты!

Л я тебе доносить должен! — огрызнулся мальчик.— Я же но такой шмсндрик, как ты. Мне ещё прибавят!