Страница 75 из 80
XII. Мрачные вести из России
«Молитва офицеров Русской армии». Перерыв почтового сообщения с Россией. Интернирование больных офицеров. Вести об убийстве царской семьи большевиками.
Скоро после Пасхи 1918 года начали приходить и лично ко мне мрачные вести.
Жена моя в посылке, в запеченном хлебе, прислала сообщение, что наш племянник, офицер 4‑го саперного батальона, когда взбунтовавшиеся солдаты начали, издеваясь, убивать офицеров (трое из них – наши хорошие знакомые), не имея возможности спастись от оскорблений и смерти, сам застрелился… Остались горячо любившая его вдова и трое малолетних детей без всяких средств к существованию. Большевики не только не дали ей пенсии, но новым приказом лишили пенсии и всех отставных офицеров, получавших таковую, и их вдов, в том числе и родную сестру моей жены – совершенно больную женщину. Дальше жена писала, что скоро и семьям пленных офицеров прекратят выдачу содержания, что у нее на нервной почве началась базедова болезнь.
В конце письма она умоляет меня не ехать в Москву, где тоже началось преследование офицеров, а вернуться домой, в Вильно, куда и она с детьми уже собирается выехать.
Письмо это меня сильно расстроило. «За что?!» – неотступно стоял в моем сердце вопрос страшной обиды. Подобные же письма получили и еще некоторые офицеры нашего лагеря, с именами замученных и убитых большевиками офицеров в России.
В это же время прислано было одному офицеру из России стихотворение (ходившее на фронте по рукам) под заглавием:
Молитва офицеров русской армии
Какой кошмар!!! Кто бы мог думать, что русские офицеры за все свои подвиги и страдания на войне получат такую награду!
Скоро настроение наше в плену ухудшилось еще и потому, что с приходом к власти большевиков правильное почтовое сообщение Германии с Россией было нарушено. Корреспонденция пропадала или приходила с большим опозданием. Письмо от 9.VII.1917 года В. Н. Урванцевой оказалось последним; через комитеты международного Красного Креста я наводил о ней справки, писал и в Лукоянов, и в Петроград, но ответа не получал. Быть может, политические события захлестнули и ее в свой водоворот.
В это же время Е. К. Горянский, мой сожитель по комнате, получил из Киева от своего сына письмо с описанием, как «мать русских городов» с страшными боями переходила из рук в руки: к большевикам, к украинцам, к петлюровцам, к немцам и т. д. По образцу Киева и вся Русь в это время была в огне гражданской войны.
После заключения Брест-Литовского мира начался обмен пленными. Первый уехал из нашего лагеря полковник Барыбин, как больной, интернированный в Данию – ему предстояла тяжелая операция. С грустью проводили мы всеми уважаемого героя. Из Дании он прислал мне два письма, полные горечи и сарказма по поводу кровавой вакханалии в России.