Этот бессмертный (сборник)

Так что он водил глазами по всему, сжигал все, закрывал глаза и строил все заново из дымящегося пепла памяти, чтобы позднее изобразить в видении пациентки, могущей увидеть все это только таким образом. Этот собор был ему менее неприятен, чем другие здания. Да, он должен принести его ей.

Камера в его мозгу фотографировала все окружающее, пока Рендер, перекинув плащ через руку, шел с другими, а его пальцы нервно тянулись за сигаретой. Он удерживался от открытого игнорирования гида, понимая, что это было бы вершиной всех форм человеческого протеста. Так что он шел по Уинчестеру и думал о двух последних сеансах с Эйлин Шалотт.

Он снова бродил с ней там, «… где пантера ходит туда-сюда по ветке дерева…».

«… Где олень яростно поворачивается к охотнику…»

Они остановились, когда она подняла руки к вискам, раздвинула пальцы и искоса взглянула на него. Губы ее разжались, как если бы она хотела спросить.

— Олени, — сказал он.

Она кивнула, и олень подошел. Она ощупала его ноги, уши, похлопала по морде.

— Да, — сказала она.

Олень повернулся и пошел прочь, а пантера прыгнула на спину и вцепилась в его шею.

Эйлин видела, как олень дважды ударил кошку рогами, а затем умер.

«… Где гремучая змея греется на солнце, растянувшись на камне…» Эйлин смотрела, как змея свивалась и ударяла. Затем она ощупала погремушки змеи и повернулась к Рендеру.

— Зачем эти вещи?

— Вы должны знать не только идиллию, — сказал он и указал: «… Где аллигатор спит рядом с заболоченным заливом…»

Она коснулась плоской кожи. Животное зевнуло. Она изучала его зубы, строение челюстей.

Вокруг жужжали насекомые. Москит сел на ее руку и ужалил. Эйлин хлопнула по нему и засмеялась.

— Я продвигаюсь? — спросила она.

Он улыбнулся и кивнул.

— Вы хорошо держитесь.

Он хлопнул в ладоши — лес и болото исчезли.

Они стояли босиком на зыбком песке. Солнце и его отражение светили им с поверхности воды над их головами. Стайка ярких рыб проплыла между ними, морские водоросли качались взад и вперед, струясь по течению.

Их волосы поднялись и тоже колыхались, подобно водорослям, и одежда шевелилась. Следы морских раковин разных форм лежали перед ними, вели мимо коралловых стен, по окатанным морем камням, и открывались беззубые, безъязыкие рты гигантских моллюсков.

Она остановилась и поискала что-то между раковинами. Когда Эйлин выпрямилась, в ее руках была громадная, тонкая, как яичная скорлупа, трубка. На одном ее конце был завиток, он шел к углублению, похожему на гигантский отпечаток большого пальца, и винтом отходил обратно, чтобы соединиться с другим концом через лабиринты тонких, как спагетти, трубочек.

— Это, — сказала она, — раковина Дедала.

— Какая раковина Дедала?

— Разве вы не знаете легенду, как величайший из ремесленников, Дедал, скрылся однажды и был найден царем Миносом?

— Что-то смутно припоминается…

— Минос искал Дедала по всему древнему свету, но бесполезно, потому что Дедал мог своим искусством изменять себя почти как Протей. Но, в конце концов, советник царя придумал, как обнаружить Дедала.

— И как же?

— Посредством раковины. Вот этой самой.

Рендер взял ее в руки и осмотрел.

— Царь послал ее по разным городам, — продолжала она, — и предложил большую награду тому, кто протянет нитку через все коридоры и извилины этой раковины.

— Кажется, вспоминаю…

— Вспоминаете, как это было сделано или зачем? Минос знал, что только один человек может найти способ сделать это: искуснейший из ремесленников, и знал также, что гордость Дедала заставит его попытаться сделать невозможное и доказать, что он может сделать то, чего не может никто.

— Да, — сказал Рендер, — он ввел шелковую нитку в один конец и ждал, когда она появится из другого. Крошечная петля, затянутая вокруг ползущего насекомого. Он заставил насекомое войти в один конец, зная, что оно привыкло к темным лабиринтам и что сила этого насекомого далеко превосходит его размеры.

— … И он завязал раковину, и получил награду, и был пленен царем.

— Пусть это будет уроком всем Творцам: творить надо мудро, но не слишком хорошо.

Она засмеялась.

— Но он, конечно, потом убежал.

— Ясное дело.

Они поднялись по коралловой лестнице. Рендер вытащил нитку, поднес раковину к губам и дунул. Под морем прозвучала одна нота.

«… Где выдра питается рыбой…»

Гибкий торпедообразный пловец вторгся в косяк рыбы и стал жадно глотать.

Они ждали, когда выдра закончит и вернется на поверхность, а затем продолжили подъем по винтовой лестнице.

Сначала над водой поднялись их головы, потом плечи, руки, и вот они встали, сухие и теплые, на узком берегу. Они вошли в рощу неподалеку и пошли вдоль ручья.

«… Где черный медведь ищет корни и мед, где бобр шлепает по грязи веслоподобным хвостом…»

— Посмотрите на бобра и медведя.

Пчела отчаянно жужжала вокруг черного мародера, грязь плескалась под ударами хвоста грызуна.

— Бобр и медведь, — сказала она. — Куда мы теперь пойдем?

— «… Мимо сахарного тростника, мимо желтых цветов хлопчатника, мимо риса на низком влажном поле», — ответил он и зашагал дальше. — Смотрите на растения, на их форму и цвет.

Они шли все дальше.

— «… Мимо западной хурмы, — сказал Рендер, — мимо длиннолистной кукурузы, мимо нежных цветов флокса…»

Она опускалась на колени, изучала, нюхала, трогала, пробовала на вкус.

Они шли. через поля, и она чувствовала под ногами черную землю.

— Я пытаюсь что-то вспомнить, — сказала она.

— «… Мимо тусклой зелени ржи, — сказал он, — когда она колышется по ветру…»

— Подождите минутку, — сказала она, — я вспоминаю, но медленно. Подарите мне желание, которое я ни разу не высказала вслух.

— Взобраться на гору, — сказал он, — «с опасностью задохнуться».

Так они и сделали.

— Скалы и холодный ветер. Здесь высоко. Куда мы идем?

— Вверх. На самую вершину.

Они влезли туда в безвременный миг и остановились на вершине горы. Им казалось, что они поднимались много часов.

— Расстояние, перспектива, — сказал он. — Мы прошли через все это, то, что вы видите перед собой.

— На такую гору я однажды взбиралась, не видя ее.

Он кивнул. Ее внимание вновь привлек океан под голубым небом.

Через некоторое время они стали спускаться с другого склона горы. Снова время вздрогнуло и изменилось вокруг них, и вот они уже у подножия горы и идут вперед.

— «… Гуляющий червь прокладывает путь по траве и пробивается сквозь листья куста…»

— Вспомнила! — воскликнула она, хлопнув в ладоши. — Теперь я знаю!

— Так где мы? — спросил Рендер.

Она сорвала травинку и сжевала ее.

— Где? Ну, конечно, «где перепел свистит в лесах и в пшеничном поле».

Перепел засвистел и пересек им дорогу, а за ним строго по линии шествовал его выводок.

Они шли по темнеющей тропе между лесом и пшеничным полем.

— Так много всего, — сказала она. — Вроде каталога ощущений. Дайте мне еще строчку.

— «Где летучая мышь летает в канун Седьмого месяца», — сказал Рендер и поднял руку.

Эйлин быстро опустила голову, чтобы мышь не налетела на нее, и темная фигура исчезла в лесу.

— «… Где большой золотой жук падает сквозь тьму…» — сказала она, и жук, похожий на метеорит в двадцать четыре карата, упал к ее ногам. Он лежал секунду, как окрашенный солнцем скарабей, а затем пополз по траве у края тропы.

— Вы теперь вспомнили? — спросил он.

— Да.

Канун Седьмого месяца был холодным, на небе появились бледные звезды. Полумесяц наклонился над краем мира, и его пересекла еще одна летучая мышь. Где-то в траве застрекотал сверчок.

— Мы пойдем дальше, — сказала она.

— Дальше?

— Туда, где «ручей отрывает корни старого дерева и несет на луг…», — ответила она.

— Ладно, — сказал он и наклонился к гигантскому дереву, мимо которого они шли. Между его корнями пробивался родник, питавший ранее пройденный ручей. Он звенел, как эхо далеких колокольчиков. Он вился между деревьями, зарывался в землю, кружился и перерезал свой путь к океану.