Страница 109 из 119
Макс ткнул пальцем в плечо Филиппа.
— Вот ты и есть этот самый песик! Конечно, за тобой повсюду следят. А ты на них не лаешь и их не кусаешь, а твои поиски для корпораций — бриллианты чистой воды. Умный песик, ищи вирусы, ищи, ищи получше!
Филипп вдруг вскочил.
Лицо его было мертвенно-бледным, левое веко подергивалось.
— Что случилось? — воскликнула Клод. — Что с тобой, дорогой?
— Во Франкфурт! — выкрикнул он вне себя. — Мне немедленно нужно во Франкфурт!
20
С аэродрома Филипп на такси поехал в санаторий «Лесное умиротворение», расположенный в лесопарке Франкфурта, где он заблудился в тот день, когда Дональд Ратоф объявил ему, что он представляет для «Дельфи» фактор риска. «Минуло уже почти три месяца», — подумал он, вступая в приемный покой санатория. — Сколько всего за это время случилось!»
Подойдя к столу охранника, он назвал себя.
— Здравствуйте, господин Сорель. Господин доктор Ландер ждет вас. Один момент, пожалуйста. — Охранник набрал номер телефона, обменялся с кем-то несколькими фразами. Вскоре открылась дверь лифта, и к Филиппу уверенно зашагал молодой подтянутый врач в белом халате, белых брюках, белой рубашке и белых туфлях.
Он сердечно приветствовал Филиппа:
— Пожалуйста, пройдемте ко мне, господин Сорель! Я вчера побеседовал с господином Хоппе. Он готов встретиться с вами и рассказать обо всем, что ему известно по этому делу.
— Мне хотелось бы извиниться за мое невольное вторжение к вам — тогда, в июле…
— Да что вы! Это нам следовало бы принести вам свои извинения… но при тех обстоятельствах…
— Само собой разумеется. Вы не могли отреагировать иначе, доктор Ландер. Я благодарен вам за то, что вы сразу откликнулись и позволили мне побеседовать с вашим пациентом. Для меня это очень важно.
— Видите ли, Томас Хоппе — не наш пациент. То есть, строго говоря, он ничем не болен. Господин Хоппе находится у нас лишь потому, что дома за ним нет никакого ухода. Он человек пожилой, он забывчив и к жизни не приспособлен, а после смерти жены он постоянно пребывает в крайне угнетенном состоянии… Мы приняли его к нам после долгих обсуждений — в качестве гостящего пациента. На содержание в хорошем доме для престарелых у него нет средств. Здесь о нем заботятся, у него отдельная комната. А то, что ему приходится жить среди наших пациентов, — этого мы избежать не могли.
В продолжение этого разговора они прошли мимо целого ряда дверей. Наконец молодой врач открыл одну из них.
— Пожалуйста, входите. Господину Хоппе передали, что вы приехали. Он вот-вот будет здесь. Вы, конечно, желаете побеседовать с ним наедине. Я вас оставлю.
— Нет, пожалуйста, доктор, не уходите…
— Извините меня, но в настоящее время у нас по разным причинам отсутствует половина персонала. Мне непременно нужно успеть к осмотру больных. Всего хорошего, господин Сорель! Надеюсь, вы узнаете все, что хотели. — Он пожал Филиппу руку и вышел из палаты.
Филипп огляделся. Стены палаты светлые, приятные для глаз, стол и стулья тоже из светлого дерева. На стене фотографии пляжей и укутанных снегами гор.
В дверь постучали.
— Войдите! — громко проговорил Филипп.
Вошел Томас Хоппе, тот самый человек, который так перепугал его в прошлый раз. На нем был синий костюм, скорее всего его выходной. Светлая рубашка, галстук — все, как положено. От него даже исходил запах приятной туалетной воды. Единственное, что совпадало с воспоминаниями Филиппа о том Томасе Хоппе — толстые стекла в очках и выражение бесконечной печали на лице.
— Спасибо вам, господин Хоппе, за то, что вы согласились встретиться и поговорить со мной, — сказал Филипп. — Присядем! Хотите сигарету?
— Спасибо, я не курю. — Они сидели по разные стороны стола. Хоппе сплел пальцы рук.
— Мне так совестно, — сказал он.
— Но отчего же?
— За то, что так некрасиво повел себя в прошлый раз, — проговорил старик, который сегодня вел себя совершенно нормально, как сосед по купе в вагоне поезда или за столиком в ресторане.
— Тяжелый у меня тогда выдался день… это у меня иногда бывает…
— На самом деле это у меня тогда выдался тяжелый день, господин Хоппе!
— И потом эти отвратительные субъекты в приемном покое… Когда они понесли всякую околесицу… я перенервничал и почему-то решил сорвать свою злость на вас…
— Не будем об этом! Господин доктор Ландер сказал мне, что вы после смерти вашей супруги совсем осиротели и помощи вам ждать не от кого…
— Да, моя Ольга умерла… — сказал Хоппе, и слезы потекли по его морщинистому лицу. — Мы были так счастливы вместе, это правда, господин Сорель. Мы прожили вместе тридцать восемь лет и любили друг друга, как в первый день. Она была для меня самой лучшей женщиной в мире, и вот… — Он снял очки, вытер глаза, высморкался, снова надел очки и сказал: — Раз в неделю я хожу на могилу Ольги. Это здесь рядом. Кто-нибудь сопровождает меня, чтобы со мной чего не случилось — движение здесь знаете какое! Врачи и санитары тут очень предупредительные. Моя добрая Ольга… — он опустил глаза.
Филипп терпеливо ждал, пока старик несколько овладеет собой.
— Итак, господин Сорель, чем я могу вам помочь? Господин доктор Ландер сказал мне, что времени у вас в обрез, вы уже взяли билет на самолет. Вас интересует, отчего вдруг я тогда болтал что-то о песике, да?
— Да, господин Хоппе. Да, этот самый песик меня очень интересует. Помните, что вы тогда говорили? «Ищи, песик, ищи, хороший песик!» или «Плохой песик, не хочешь искать? А должен, должен!» — примерно так, не поручусь, что это слово в слово…
— Нет, правда, господин Сорель, вы даже не представляете себе, до чего мне стыдно перед вами. Я сам родом пусть из бедной, но очень приличной семьи. Когда-то я был даже главным бухгалтером на большом заводе, я знаю, как должен вести себя воспитанный человек. И вдруг такая выходка…
— Господин Хоппе, вас тогда просто заразила всеобщая нервозность. Однако мне вот что хотелось бы узнать: с чего вдруг вы со мной заговорили подобным образом? И откуда взялись эти слова о послушном или непослушном песике?
— Полнейший идиотизм! Когда я сегодня вспоминаю об этом, мне все это кажется каким-то кошмарным сном. Но когда моя сестра рассказала мне об этом, мне это показалось очень смешным и остроумным. А Кларе вовсе нет. Она рассказала мне об этом только потому, что такие вещи бывают в «Дельфи» крайне редко, а уж среди высокопоставленных господ особенно…
— Вашу сестру зовут Кларой, и она работает в «Дельфи»?
— Работала, господин Сорель. Она часто навещала меня после службы, и всегда приносила мне фрукты и шоколадные конфеты, потому что я ужасный сладкоежка. — Он грустно улыбнулся. — И еще газеты и книги… А потом мы сидели с ней здесь, в этой комнате, господин Сорель, и Клара рассказывала мне обо всем, что происходило в «Дельфи». Ну, то есть о разных мелких происшествиях, потому что, будучи официанткой, она ни о чем другом представления не имела…
— Ваша сестра работала в кафе «Дельфи»?
— Я уже упоминал об этом, господин Сорель. Вы наверняка ее не раз видели, она была такая маленькая, щупленькая. Но вы, скорее всего, просто не обращали на нее внимания, когда она подавала вам в верхнем кафе для руководящего состава фирмы. Туда имели доступ только начальники отделов и спецслужб. Вы, например… и другие… и господин доктор Ратоф, конечно. И всегда, когда вы с господами начальниками уходили из кафе, вы сперва прощались с ней за руку и только потом давали чаевые. Вы один давали персоналу на чай, никто другой этого не делал. Вы не вспомнили Клару?
— Нет, господин Хоппе, весьма сожалею. Видите ли, там всегда собиралось много народа, и болтали мы без умолку. А обслуживание в кафе всегда было на высоте — вот это я помню.
— Спасибо, господин Сорель. Это обрадовало бы Клару.
— Обрадовало бы? Почему? Она, что…
— Да, господин Сорель. Второго августа. Сердце. Мгновенная смерть. Всем нам так умереть бы, да… Теперь у меня нет никого на всем белом свете, и никто меня не навещает… — Хоппе снова умолк. Но потом собрался с мыслями. — Каждый должен нести свою ношу до конца. И вы, конечно, тоже… Вы теперь в «Дельфи» больше не служите, да?