Страница 79 из 100
«Красном спорте» очерк о вратаре «Спартака» Жмелькове, который, будучи раз-
ведчиком на фронте, однажды совершил акробатический бросок на немецкого офицера,
чтобы взять его в качестве «языка». Люди чувствовали гражданскую гордость за наших
футболистов, во многих из них видя своих товарищей фронтовиков. Нелишне
задуматься о том, что история футбола неотделима от истории вообще. Футбол именно
потому, что он стал общенародным видом спорта, есть не только явление физической
культуры, но и явление национального человеческого духа. В народе-герое, только что
одержавшем победу над фашистскими захватчиками, чувствовался необычайный
духовный подъем, и это не могло не отражаться на сыновьях нашего народа —
футболистах. Именно в то время, восполняя тяжелые потери, наряду с заигравшими
снова в полную силу ветеранами появились новые ослепительные самородки. Так
произошло несмотря на то, что ветераны совсем или почти не тренировались во время
войны, для футбольной поросли не было такого количества спортивных школ, как
сейчас, и общие материальные условия были непредставимо хуже.
Но зато игра нисколько не походила на «служебную», а была игрой во всей ее
первозданной свежести. Люди, устав после стольких перенесенных страданий,
изголодались по игре, наконец-то дорвались до нее и на полном дыхании
выкладывались, осуществляя это сво
354
бодное выражение своего духа победителей. В 1945 году были две примерно
равные по силам великие команды: московское «Динамо» и ЦДКА, в которых не было
ни одного плохого или даже среднего игрока. Я был динамовским болельщиком, но
восхищался и игрой армейцев. Не уважаю болельщиков, не умеющих наслаждаться
игрой противника любимой команды.
Во главе «Динамо» и ЦДКА стояли совершенно разные и по культуре, и по складу
характера тренеры. Динамовским тренером был грубоватый, сохранивший дух
окраинных пустырей, хитроумнейший практик «Михей» — Якушин, «Змей Горыныч»,
как его называли. Педагогом армейцев был безукоризненно воспитанный теоретик
высшей математики футбола, писавший слож-нометафорические статьи,— Аркадьев.
Как характер главного режиссера отражается на общем образе театра, так же это
происходит во взаимоотношениях тренера и команды. Поэтому и «Динамо», и ЦДКА
были резко не похожи друг на друга и представляли собой почти противоположные
коллективные индивидуальности. Разница между ними была так же велика, как между
Театром на Таганке и театром «Современник». Как хороший режиссер не слишком
давит на актеров и, наоборот, раскрывает, «распечатывает» заложенные в них непов-
торимые задатки, так поступает и хороший тренер. Лицо настоящей команды состоит
из отдельных игроков, как из суммы разнообразнейших черт, а только неприглушенная
индивидуальность каждой черты в сочетании с другими может стать неповторимостью
лица в целом.
«Динамо» и ЦДКА представляли собой две составленные по двум различным на
футбольное искусство взглядам галереи характеров. Пройдемся снова по этим
запыленным временем галереям, осторожно протрем влажной мягкой тряпкой лица, и
они снова проступят из глубины времен во всей красоте их давней молодости,
победившей старость или смерть.
«Динам о». Вратарь — Алексей Хомич, по кличке «Тигр», «Хома». Неуклюже
косолапистый на земле, по-тигриному элегантный в воздухе. Мягко-молниеносная
эстетика движений. Самый «зрелищный» вратарь в
186
мире, которого я видел. Немного нервный, но искупающий это обостренностью
реакции. Почти не играл в отбив кулаками, в перекидку мяча ладонями через штангу и
даже из «девятки» или «восьмерки» вытягивал мяч так, что он прилипал к перчаткам.
Затем притягивал мяч к груди, заслоняя его головой,— попробуй отбери. Кажется,
тогда именно и родилось выражение «мертвая хватка» или, во всяком случае,
укоренилось. Гений «дояшинской эры».
Защита: сухонький Михаил Семичастный, цепкий, настороженный, как
пограничная овчарка, всегда, однако, готовый по-лисьи проникнуть в курятник чужой
штрафной площадки. Всеволод Радикорский — мощный, самоотверженный атлет,
словно Лаокоон, умевший справляться сразу с несколькими нападающими. Иван
Станкевич, писавший исследования о футболе с точки зрения высшей механики.
Проявлял свою инженерскую интеллигентность в игре. Несмотря на физическую не-
громоздкость, вырастал перед противником как непроходимая клеевая стена.
Полузащита: Леонид Соловьев — угрожающе буйный, как техасский буйвол, то
сокрушающий своими невидимыми рогами нападающих, то пробивавший пушечным
ударом издали защиту противника. Всеволод Блинков — неизменно корректный
мыслитель, стратег, позвоночник команды, тогдашний наш Бобби Чарльтон.
Нападение: Василий Трофимов, по кличке «Чепец», «Чепчик»,— плотненький
колобок, вышивавший по краю узоры тончайших финтов и почти никогда не завали-
вавшийся за линию поля вместе с мячом. Отличался еще и тем, что был почти не
сбиваем с ног. Никогда не унывающий румяный чертик. Василий Карцев, худенький, с
истощенным, бледным лицом, по слухам больной туберкулезом, наносивший своими
хилыми с виду ногами такие страшные по силе удары под планку, как будто в носке
каждой бутсы была скрыта невидимая катапульта. Сергей Соловьев, по кличке
«Соловей», с кривыми ногами кавалериста, иногда освистываемый публикой за
суматошность, за попытки выбить мяч из рук вратаря, но всегда встопорщенно-
яростный, как боевой петух, рвущийся вперед. В одном матче ухитрился забить три
гола за две с половиной минуты. Константин Бесков — игрок редкой культуры
356
обработки мяча, король видения поля, безупречно дисциплинированный. Только
однажды на моей памяти сорвался: после свистка Латышева, замечательного судьи тех
времен, зафиксировавшего офсайд, Бесков запулил мяч в аут. Латышев подбежал к
нему и властно показал рукой на мяч. Бесков нашел в себе мужество беспрекословно
повиноваться, понуро пошел за мячом и отдал его повинными руками противнику. Это
был один из самых лучших рейдов Бескова — прорыв из допущенной бестактности в
ее исправление. Александр Малявкин, не ходивший в любимцах, не блиставший
внешней красотой игры, но всегда бывший вездесущим завхозом, бесперебойно
обеспечивавший товарищей мячом. Один из наших первых «вселинспиых игроков»,
неутомимо снующий, как челнок, от своих ворот к чужим.
ЦДКА. Вратарь Владимир Никаноров. Из борцов. В отличие от Хомича, без каких-
либо акробатических бросков, грузноватый, но зато поистине человек без нервов,
бесстрашно бросавшийся в ноги нападающих. Опора, надежда команды. Он мог не
взять слишком трудный мяч, но зато никогда не глотал «пенок». Спокойное осознание
своей негеннальности давало ему преимущество всегдашней собранности, не
допускало его до срывов, что часто бывает с любимцами публики.
Защита: Юрий Нырков, черноволосый красавец, сочетавший в отборе мяча у
противника страстность и джентльменство. Иван Кочетков — диковатый мужик с
цыганским чубом, нависшим над монгольскими скулами. Великий защитник.
Принимая мяч в воздухе, успевал до приземления перенести мяч с одной ноги на
другую, чтобы дать пас замеченному в прыжке открывшемуся нападающему. Однажды
в ответственнейшем матче против динамовцев срезал мяч в ворота Никано-рова. Все
произошло по будущему стихотворению Вознесенского: «Не сбываются мечты. С ног
срезаются мячи... Ты повинный чубчик мочишь, ты горюешь и бормочешь: «А ударчик
— самый сок! Прямо — в верхний уголок!» Однако Кочетков не пал духом, собрался,
сам повел команду в атаку, словно чувство вины вознею его в капитанское звание, и
организовал гол. Несколько лет назад поздно вечером в Московском метро я увидел