Страница 54 из 64
Конечно, этот панегирик «тюремным героям» надо разбавить несколькими уточнениями. Тюрьма ведь воспитывала не только волю и стойкость, но в том числе и ожесточение, убеждённость в праве быть высшим судьёй среди «каторжан» (поскольку это право выстрадано долгими тюремными годами), отсюда — нетерпимость к тем, кто осмеливается сомневаться или противоречить «вору» и нередко — суровые расправы над такими людьми… Долгая жизнь в ограниченном пространстве, под надзором людей, которые относятся к тебе как к человеку второго, а то и третьего сорта, в окружении арестантов, среди которых тоже не «сливки общества» — всё это, конечно, не могло не сказаться на характере некоторых «тюремных воров».
Кроме того, в конце концов «тюремные воры» и их подручные сумели неплохо обустроиться в некоторых крытках, наладить «дороги» с волей…
Но всё же наиболее известные из этих «героев блатного мира» — Шурик Устимовский, Вася Бузулуцкий, Вася Бриллиант, Витя Малина, Вася Корж и другие — стали в буквальном смысле легендой уголовного братства, непререкаемыми авторитетами, примером для подражания.
Другими словами, ядро, основную, самую опасную, «идейно выдержанную» часть «воровского» движения властям сломить не удалось. Удалось лишь физически уничтожить часть стойких «законников». Но далеко не всех: всё-таки не 37-й год…
Скажем больше: в ответ на «пресс» «ментов» «истинные воры» ответили ужесточением «воровских законов» и «понятий». Например, мы упоминали в очерках о штрафных батальонах и особенно о «сучьих войнах», что «законнику» в те годы (середина 40-х — начало 50-х) не запрещалось работать в местах лишения свободы. Но только на «общих» работах, то есть там, где нужен тяжёлый труд. «Позорными» считались должности «придурков», то есть лагерной обслуги:
«Воры» не работают на таких работах, как хлеборезка, в бане, нарядчиком, в санчасти, дневальным, парикмахером, мастерами, бригадирами участка и на других руководящих должностях. Ведь всем хорошо известно, что это — не трудные работы, сиди и жди конца срока… Но этого нельзя делать мне, «вору». Какой у меня тогда будет авторитет и сила решать чьи-то судьбы, когда я стою у раздачи и даю кашу? И мне самый последний педераст и «фуфломёт» вправе сказать, что каша без масла и я его продал. («Воры» сами о себе»)
Обычная же «мужицкая» работа до середины 50-х годов «законнику» была, что называется, «не в падлу». То есть не обязательна, но допустима. Конечно, в большинстве случаев сам он не «вкалывал», но мог выходить на объект, и норму выработки на него всегда закрывали.
Однако с началом «ломки», одним из главных элементов которой было «перевоспитание преступников путём приобщения к честному труду», «законные воры» постановили: не выходить вообще ни на какие работы! Это было их ответом на «ментовский пресс». Чтобы доказать свою несгибаемость, «честняки» шли на саморубы — при охранниках отрубали себе пальцы или даже кисти рук, на жуткие «мастырки» (изощрённое членовредительство), на вскрытие вен, зашивание ртов, выкалывание на видных местах татуировок-надписей типа «Раб КПСС» и проч.
Впрочем, далеко не все «воры» одобряли «экзотические» способы протеста: большей частью предпочитали «нести свой крест» терпеливо и с достоинством, убеждаясь на практике, что именно такой образ действий особенно выводит «тюремщиков» из равновесия. Демонстративные же акции протеста в некотором смысле даже ободряли администрацию, как бы доказывая, что её усилия по «перековке» не напрасны и больно бьют по «ворам», заставляя их «терять лицо»..
Не будем забывать, что далеко не все «честные воры» оказывались в местах лишения свободы. Многие действовали на воле. Видя перемену обстановки, ужесточение условий их существования в тюрьмах и на свободе, эти «воры» вынуждены были «работать» особо аккуратно, усилить конспирацию, более тонко проводить свою политику, стараясь не попадать в руки правосудия.
В ответ на «пресс» правоохранительных органов «честняки» также усилили собственную карательную политику в отношении «ссучившихся» «воров». Так, в 1957 году на сходке в Краснодаре «свояки» приговорили к смерти двух отступников и привели приговор в исполнение.
Одновременно «законники» на воле всеми силами пытались сохранить и пропагандировать «воровскую идею», воспитывать и подбирать из «достойных» уголовников новые «воровские» кадры для пополнения изрядно поредевшей когорты «законников». (Надо сказать, что даже в тюрьмах «воры» продолжали «короновать» своих сторонников — но теперь уже счёт шёл на единицы: отбирали самых «достойных»).
Надо заметить, что обстановка для такой «идеологической обработки» складывалась в обществе достаточно благоприятная. Следовавшие одна за другой амнистии делали своё дело: в общество возвращались «урки», с их живописными рассказами о неведомом, страшном, но манящем «благородном воровском мире», с экзотическими наколками, «фиксами», ярким, злым и весёлым жаргоном, надрывными и отчаянными «жиганскими» песнями; эти люди надолго становились во дворах кумирами местных подростков.
Не отставала и интеллигенция, хлынувшая на волю из лагерей после XX- го съезда. Именно представители творческой элиты сделали куда больше всех вместе взятых уголовников для поэтизации «блатной фени» и экзотичной субкультуры уголовного мира, — которая действительно достойна внимания и изучения, но не массированной пропаганды. В начало 60-х уходят корни творчества раннего Высоцкого. Известный ведущий телепрограммы «Сегоднячко» Лев Новожжёнов вспоминает:
В нашем дворе в начале 60-х дети не хотели быть космонавтами, а мечтали стать ворами.
Ему вторит и известный джазмен Алексей Козлов:
Образ «урки» вызывал не только страх, но и особое чувство уважения. «Урка» был не просто рисковым и ловким, он жил по жёстким воровским законам, которые, в отличие от государственных, нарушать было нельзя. И их строго соблюдали, не шли без крайней надобности на «мокрые» дела и, в частности, не грабили артистов и музыкантов… Нарушение воровского закона каралось подчёркнуто жестоко, чтобы неповадно было.
Помню, как классе в третьем, не желая отставать от всеобщего поветрия, я понаделал себе наколок, надел на зуб «фиксу» из фольги, обрезал козырёк у обычной кепки, сделав «малокозырку», попросил бабушку вставить клинья в брюки, чтобы они стали клешами, пытался достать «тельник»…»
В общем, всё происходило, как в задачке про бассейн, в котором из одной трубы выливается, в другую вливается. С одной стороны, власть «ломала» «воров», с другой — «воры» пополняли свои ряды. Возможно, пополнение шло далеко не такими темпами, как «ломка». Но воровской мир и не торопился. Ему не нужно было количество «законников». Ему нужно было качество…
«Красные» атакуют, «чёрные» выигрывают
«Антиворовская» кампания была обречена на провал не только и не столько в силу названных выше причин. В конце концов, какими бы стойкими и волевыми не были лидеры российского уголовного сообщества, основную роль сыграли всё-таки не их личностные качества.
Решающими обстоятельствами, позволившими «ворам» не только выжить в условиях жуткой «ломки», но и укрепить своё влияние на арестантов, были серьёзные ошибки и грубые просчёты как руководства страны, так и руководителей ГУМЗ в осуществлении мер по перестройке правоохранительной системы.
На словах объявив преступности последний и решительный бой, на деле власть руководствовалась идеалистическими представлениями и прожектами, в основе которых лежало убеждение, что с бурным расцветом и развитием советского общества преступность должна будет полностью исчезнуть. Поэтому-де и институты борьбы с ней должны постепенно отмереть, передав свои функции общественности.