Страница 38 из 64
Однако куда большую опасность в ГУЛАГе, как оказалось, представляли боевые офицеры и солдаты для лагерного начальства. Администрация почувствовала это, когда в лагерях началось массовое движение, получившее позднее название «самооборона», или «рубиловка» — расправы над «стукачами», «наседками», «духарями». Проще говоря — над доносчиками, работавшими на лагерных оперативников — «кумовьёв». Такая «самооборона» возникла во второй половине 40-х годов, когда в ГУЛАГ потянулись этапы бывших советских фронтовиков, а также украинских повстанцев из ОУН (Организация украинских националистов) и УПА (Украинская повстанческая армия), литовских партизан и некоторых других военизированных формирований — в том числе власовцев и казаков. Особый размах уничтожение «стукачей» приобрело после 1947 года, с появлением Указа ПВС СССР об отмене смертной казни. Теперь даже в случае раскрытия такого убийства виновному грозило самое большее 25 лет лишения свободы. Конечно, не мёд, однако и не «вышка». Тем более многие и так имели «четвертак на ушах» — срок почти немыслимый и не дающий надежд на светлое будущее. Так что лишние двадцать пять лет ничего не решали, зато какое удовольствие — «пришить» «стукача»…
Александр Солженицын утверждает в своём романе, что во главе подобных «рубиловок» стояли именно малороссийские националисты:
Не знаю, где как (резать стали во всех Особлагах, даже в инвалидном Спасске!), а у нас это началось с приезда дубовского этапа — в основном западных украинцев, ОУНовцев…
Молодые, сильные ребята, взятые прямо с партизанской тропы, они в Дубовке огляделись, ужаснулись этой спячке и рабству — и потянулись к ножу…
Теперь убийства зачередили чаще, чем побеги в их лучшую пору. Они совершались уверенно и анонимно… В излюбленное время — в пять часов утра, когда бараки отпирались одинокими надзирателями, шедшими отпирать дальше, а заключённые ещё почти все спали, — мстители в масках тихо входили в намеченную секцию, подходили к намеченной вагонке и неотклонимо убивали уже проснувшегося и дико вопящего или даже не проснувшегося предателя. Проверив, что он мёртв, уходили деловито.
Они были в масках, и номеров их не было видно, — спороты или покрыты. Но если соседи убитого и признали их по фигурам, — они не только не спешили заявить об этом сами, но даже на допросах, но даже перед угрозами кумовьёв теперь не сдавались, а твердили: нет, нет, не знаю, не видел… Потому что назвавший был бы убит в следующие пять часов утра, и благоволение оперуполномоченного ему ничуть бы не помогло.
И вот убийства (хотя их не произошло пока и десятка) стали нормой, стали обычным явлением. Заключённые шли умываться, получали утренние пайки, спрашивали: сегодня кого-нибудь убили?..
Это делалось совершенно подпольно. Кто-то (признанный за авторитет) где-то кому-то только называл: вот этого! Не его забота, кто будет убивать, какого числа, где возьмут ножи. А боевики, чья это была забота, не знали судьи, чей приговор им надо было выполнить…
На пять тысяч человек убито было с дюжину, — но с каждым ударом ножа отваливались и отваливались щупальцы, облепившие, оплетшие нас. Удивительный повеял воздух! Внешне мы как будто по-прежнему были арестанты и в лагерной зоне, на самом деле мы стали свободны — свободны, потому что впервые за всю нашу жизнь, сколько мы её помнили, мы стали открыто, вслух говорить всё, что думаем!.. А стукачи — не стучали… («Архипелаг ГУЛАГ»)
По поводу роли бандеровцев в лагерном движении сопротивления мы уже говорили достаточно подробно (глава «Ще не вмэр Степан Бандера»), Хотя в спецлагерях (а именно о спецлаге ведёт речь Солженицын) они действительно могли играть поначалу заметную роль в осуществлении «рубиловок». К концу 40-х годов сюда стали приходить этапы, где значительную часть зэков составляли настоящие украинские партизаны-националисты — ребята из ОУН и УПА. Эти «захидники», получив «полную катушку» (то есть 25 лет лишения свободы), могли уже ничего не бояться, легко шли на пролитие крови (тем более после отмены смертной казни в 1947 году). Особенно свирепствовали они по отношению к уголовникам (в своё время «хохлов» лихо «щипали» на этапах и в лагерях «уркаганы»).
Здесь есть смысл рассказать о спецлагерях подробнее. Система особлагов, или спецлагов — режимных лагерей принудительного труда с особо строгим режимом — была создана во исполнение секретной инструкции МВД СССР) весной 1948 года. Лагеря эти предназначались исключительно для содержания «политиков», «фашистов», «контрреволюционеров» — другими словами, для арестантов, осуждённых по злополучной 58-й статье. Дело в том, что Великого Вождя и его приспешников тревожило создавшееся в лагерях положение, когда нарушались спускаемые сверху строжайшие инструкции НКВД-МВД, согласно которым «политиков» разрешалось использовать только на тяжёлых (так называемых «общих») работах. Лагерная же администрация на местах вынуждена была использовать специалистов-интеллигентов (в подавляющем большинстве — «контриков») там, где необходимы были их опыт и знания: надо же выполнять и перевыполнять план, тут не до высоких материй! (См. подробнее главу «Литёрки» в очерке «Сталинская перековка воровского братства»).
Чтобы раз и навсегда пресечь подобные «злоупотребления», Москва решила создать отдельные исправительно-трудовые лагеря с суровым режимом, где исключалась бы всякая возможность использовать интеллект политзэков, заставляя их только надрываться на тяжёлых физических работах. Проект организации таких лагерей и тюрем со строгим режимом «для содержания особо опасных государственных преступников» подготовили в январе 1948 года министр госбезопасности СССР В. Абакумов и министр внутренних дел СССР С. Круглов. Планировалось для осуждённых к лишению свободы агентов иностранных разведок, диверсантов, террористов, троцкистов, правых, меньшевиков, эсеров, анархистов, националистов, белоэмигрантов и других участников антисоветских групп и организаций в шестимесячный срок организовать особые лагеря общей численностью 100 тысяч человек: Колыма — 30 тысяч, Норильск — 6 тысяч, Коми АССР — 6 тысяч, Темники Мордовской области — 20 тысяч, Вологодская область — 10 тысяч, Ивановская область — 12 тысяч, Караганда — 6 тысяч, а также особые тюрьмы во Владимире, Александровке, Верхне-Усольске. В течение 1948–1949 гг. необходимо было создать также особые лагеря в районе Байкало-Амурской железнодорожной магистрали (Иркутская область и Хабаровский край) — на 45 тысяч человек. Впрочем, все планы были перекрыты с лихвой: к 5 марта 1950 года С. Круглов просит увеличить «население» особлагов до 250 тысяч человек.
Так появились лагеря, где был сконцентрирован отборный контингент зэков — гремучая смесь интеллектуалов и боевиков при почти полном отсутствии уголовников: Берлаг, Горлаг, Камышлаг, Озерлаг, Песчанлаг, Речлаг, Степлаг…
Мы не случайно сделали по отношению к уголовникам оговорку «почти». На самом деле рецидивистов из числа «блатных» использовали и здесь. Конечно, профессиональных преступников в особых лагерях было не слишком много (по отношению к общей массе «сидельцев»), но попадали сюда и они. Администрации нужна была в специальных лагерях «социальная опора» для обуздания «контриков». Поэтому в конце 40-х за ряд уголовных преступлений стали давать «политическую» 58-ю статью — в том числе и за убийства, и за грабежи. Всякий советский человек был как минимум членом профсоюза, не говоря уже о комсомольцах, и т. д. Вот уже и 588 — террор. «Политику» стали «шить» даже за побеги из мест лишения свободы: статья 5814 — саботаж или экономическая контрреволюция (убежал из лагеря — значит, сознательно уклонился от работы, подорвал экономику страны!). Вспомним также, что к началу 50-х «блатной» мир стал наносить себе наколки антисоветского содержания. За это тоже по головке не гладили…