Стихотворения и поэмы

ВЕЧЕРА В КОЛХИДЕ

21. Мегрельские вечера. Перевод Б. Пастернака

1 Уже полсолнца в море. Так олень, бросаясь вплавь, по грудь уходит в воду. Но тополя мегрельских деревень, как девушки, толпою ждут захода, наряженные в шелест во весь рост. Когда закат весь пурпур свой засолит, он из-за брызг седых морских борозд по розе к каждой ма́кушке приколет. С мотыгами стоят крестьяне в ряд. И, до зари не нашумевшись вдоволь, трепещущие тополя стоят. Что дом — то двор, и сумерки, да тополь. Бывало, состязаясь с соловьем, под тополя такие звал я музу. Теперь не то: не тополь воспоем — засеянный гектар под кукурузу. Передвигаясь по его ковру, колхозники в поту поют «Надури». «Надури» было дедам по нутру и нам в работе, дружной по натуре. Лишь соловей, усевшись вдалеке, — единоличник в доле щекотливой, — трещит вовсю на сливовом сучке, весь истекая мленьем спелой сливы. Приморский ветер остужает грудь певца с огнем неугасимым в зеве, и руки вместе силятся сомкнуть разросшиеся тени и деревья. В сторонке, злобы доверху полна, клянет старуха век, что так напорист, и, отгоняя дали с полотна, вдали на всех парах проходит поезд. 2 Своя печать на всем вечернем есть. Осмысленней с полудня солнца пламя. Закат, как свеженачатую десть, исписывает ширь полей лучами. Испариною вяжущей маис мог оттянуть бы час повечеренья, но полем с моря ходит легкий бриз, и вечер в ветре входит в испаренья и входит в лес. И он шумит вверху о старине и жалуется с дрожью: «Не чтут межи, обидели соху». Вдруг, изогнувшись, тополь помоложе выбрасывает ветру вслед аркан. Напрасный труд — времен не остановишь. Но целый лес, поддавшись на обман, встает за ним толпой, как на чудовищ. «Накрывшись общей шапкой облаков, куда вы строем ломитесь отсюда? Давайте людям топливо и кров, служите нам, не то вам будет худо». А лес в ответ: «Что толку от машин? Порубленные рощи, рельсы, шпалы. Баклан, где сесть, не сыщет мочажин, по росчисти сквозной летя устало. Осоки обезводевшую топь обвоют овдовевшие лягушки. И паровоз, вдали рассыпав дробь, приблизившись, обдаст дыханьем пушки. Косяк гусей взметнется в вышину. До Очамчир идет пути прокладка по жидкому когда-то зыбуну. Кому-кому, а нам ничуть не сладко». 3 Пастух пригнал быков на водопой. Речное устье клином входит в море. Топ по мосту, мычанье, разнобой. В деревне рядом — скрип ворот в затворе. Со дна реки на водяную гладь всплывает перевернутое стадо. Прощай тенями стланная кровать, — ходи кругом, когда уснуть бы надо. Гоня валы теченью вперекор, плывут быки. Звон колокола дальний сквозь дальний лай собак зовет на сбор, и плеск стоит в тенями стланной спальне, С такой природы пахарь бы хотел сорвать небес и облаков лохмотья, чтоб телом всем обнять ее предел и покорить, поспорив с ней в работе; чтоб вывесть ночь в просторы без болот, как буйволов. Слепней сгоняя с лядвей, уже в деревню с ревом входит скот, мыча как бы об августе и жатве. Нисходит ночь. Звезды вечерней ртуть зазыбилась. Такая тишь в просторе, что страх дохнуть. Такая тишь, что жуть встревожить поседелый мрамор моря. Лишь всплеску ненасытному не лень сосать песок. Лишь тополя предгорий, как девушки мегрельских деревень, толпясь вдали, спокойно сходят к морю. Такая ночь. Так вольно. Час такой. Теперь дано обняться в единенье звезде и лесу с пеною морской. Природе, натерпевшейся гонений, отныне обещается покой. В смарагды моря падают сапфиры, как будто ночь блаженной вязью слез связала сноп из всех сокровищ мира. Вдали вдоль моря гонит паровоз. 1933

22. Гидроплан и садовник. Перевод В. Державина

Песню услышали мы в отдаленье, медленно двигались наши челны под колыбельное, полное лени пенье утихшей озерной волны. Гулкой трубою пропеллера грянув, с озера плавно взлетел гидроплан. Мысль понеслась за крылом гидроплана сквозь исчезающий тонкий туман. С чувством отрады я вспомнил о друге — сыне Колхиды, ведущем корабль. Крылья раскрыв, как громадные руки, тенью покрыл он озерную рябь. Как расцвела эта даль перед нами с зарубцевавшейся язвой болот! Вымощен пламенем, заткан тенями, падает вечер на зеркало вод.