Казейник Анкенвоя

- Расслабься. На автопилоте идем. А турбулентность нормально. Грозовой фронт. Минуем тучи, тебя трясти обязательно перестанет.

Он подметил верно. Меня трясло. Больше от бешенства. И тогда воротился белобрысый Шевченко с двумя цинковыми ведрами, вставленными друг в друга. Верхнее было накрыто сырым полотенцем.

- Це вещь, - Шевченко, подойдя ко мне, ткнул двухдневной щетиной в полотенце поверх ведра. - Це мокрый бульбулятор.

- Как?

- От бульбы. Картофель по-русски. Но холодный. Вас от простуды лечили в детстве? Или где-нибудь? Цэ просто. Накрываем голову полотенцем, падаем всею пачкою как с парашютом на ведро, дышим пар. Гланды как не росли. Действует по уставу гравитации. Будем пробовать?

- Будем.

Я решительно сунул голову под полотенце. Вдохнув охлажденный дым каннабиса, и задержал его в легких. Снял с головы полотенце и постепенно выпустил дым наружу.

- Вставило? - спросил Шевченко.

Даже готы с интересом оборотились ко мне. Я ничего не почувствовал. Никакого прихода, как они это называют. Только тяжесть на сердце и тревогу.

- Повторим?

Я дал авиатору произвести над собой еще один медицинский эксперимент. Он прошел с тем же, примерно, результатом, но с разницей, что слегка разболелась голова.

- Собачий кал, - прокомментировала готика Марфа. - Лошадиные яблоки твой бульбулятор, Шевченко. Ты давай, хвостом рули. Еще врежемся во что-нибудь лишнее. А ты сядь незнакомец, обниму тебя.

Я присел на пол кабины рядом с готикой Марфой. Головокружение меня тогда обязывало присесть. Готика Марфа нежно перекинула тонкую руку с голубыми прожилками через мою шею, и сунула мне под нос перевернутую пластиковую бутыль с отрезанным горлом, в которой клубился молочный дым.

- Дыши глубже, - велела готика Марфа. - Вдохни все, и не выдыхай, сколь волынка позволит.

Я исполнил, как она велела. И когда я выпустил дым из легких, я вдруг хихикнул. Я понял, отчего они легкими называются. Потому, что сделалось мне сразу легко и весело. Готы мне вдруг показались ужасно милыми. Милый Кобзарь стучал ногтем по стеклу какого-то измерительного датчика на панели.

- Давление масла падает, - озабоченно поделился он с экипажем.

- Педалью накачай, - посоветовал милый Генрих.

- А стрелка на месте, - возразил пилот, после, как что-то растоптал сорок четвертым полуботинком.

- Хорошо, - сказал милый Генрих, раскуривая заново обрезок металлической трубы. - Значит, не украли.

Я рассмеялся.

- Вы что? - спросил милый Генрих. - Вы не смейтесь. Дело серьезное.

- Мундштук у вас смешной, - не удержавшись, я снова прыснул. - Мундштук для сигар. Вы его Ростову на именины дайте.

- Ко мне, бургомистр, - сурово приказал милый Генрих. - Оставьте молодежь молодежи. У меня до вас деликатное поручение.

Должно быть, Максимович обернулся командиром эскадрильи, и я сел рядом с ним. Совершил мягкую посадку на дно перевернутого «бульбулятора».

- По-моему, вы пьяны, штурман, - сказал Генрих.

Сунув мне обрезок трубы, он поднес зажженную спичку к шарику на потешной десертной ложечке.

- Вдуньте в прибор. Но внутрь себя. Официально.

Я засосал дым из трубы.

- Не дышите, - озабоченно распорядился лечащий врач, щупая пульс на моем запястье. Я снова задержал дым каннабиса в легких органах.

- Дышите, - милый доктор похлопал меня по плечу. - Одевайтесь. Нет у вас никакого триппера.

Я выдохнул, и рассмеялся. Я прикинул, чтобы мне еще надеть, и с кого это снять.

- Расслабьтесь, - шепнул мне хирург. - Дело серьезное. Продольный мозг я вам удалил. А ты, Сикорский хренов, свою телегу с ручника наперед сними. Так мы хрен долетим до восточного полюса.

- Забыл, где тут ручник, - милый Шевченко долго сопел, шаря под приборной доской. - Техника новая. Все переставили. Может, вообще украли.

- Ты его в грузовом отделении забыл. Принеси, потом снимешь.

Белобрысый пилот дернул себя за усы, чтобы стрелки зафиксировать, и полез в бомболюк, через который мы с готом Василием еще прежде в кабину попали.

- Забавно, что полюс восточный, - я хихикнул.

- Не смешно, - помрачнел Максимович. - Если бы западный, тогда смешно. Послушайте, я Шевченко спустил. Подальше от слухов. Он со всеми запасами RM 20/20 утром эвакуируется на МИ-10 версия «К». И с господином Ростовым. Крейсерская скорость 160 миль по Фаренгейту. Грузоподъемность 43 тонны по Кельвину. Пилот Шевченко. Знакомы?

- Бургомистр, - я протянул руку Максимовичу.

Он пожал ее, и продолжил.

- Этого хватит, чтобы вывезти полный боекомплект. С вертолета гений Чистяков «Кениг-Рей» дистанционно запустит. Они хотят устранить все следы производства и свидетелей.

- «Рей» будет по-английски дождь, - ухмыльнулся я. - На кой вы собрали его?

- По-немецки «Рейн» будет река. Я ее собрал, я и разобрал.

- Это как? - мне тогда все было чрезвычайно интересно.

- Да так как-то. Сердечник вынул. Без него магнитное ядро, создающее сверхмощное гравитационное поле в заданных пределах хрен завертится.

Максимович очень увлекательно рассказывал, и мне интересно было услышать про детали его диверсии.

- Про детали, - сказал я Генриху.

- Детали я спрятал, - свернул Максимович свою историю, и принялся сворачивать джойнт. На статью многотиражки «Kozeinik Zeitung» он аккуратно насыпал мелко порезанную солому каннабиса, свернул ее, обмазал языком, и прикурил.

- Это что же, - спросил я Генриха. - Никто больше не умрет без нас?

- Почти, - Генрих с удовольствием затянулся, и передал мне джойнт.

Я с удовольствием затянулся. Наступивший мир был прекрасен.

- И все-таки, - спросил я лаборанта. - Зачем вы ускоритель собрали?

- Чистяков профан. По технике ноль в 16 степени. Моя установка пурги намела. Согласен. Побочные жертвы. Зато, «Кениг Рей» нарушил устойчивость красной ртути при низких температурах.

- А в холодильнике что?

- Оно, - Генрих забрал у меня самопальную сигаретку, и затянулся. - Ниже 40 оно. Ниже 30 продукт распада. Та ртуть, что в градуснике по сравнению с ним ядерный заряд.

После удаления продольного мозга, моя голова работала блестяще.

- И когда они погрузят контейнеры в свою вертушку, - сообразил я дальше самостоятельно. - Все запасы меркурия за полчаса окажутся в жо…

- …стких порошках малотоксичного сульфида, - окончил мою мысль деликатный Генрих, опасаясь, что я не смогу ее окончить интеллигентно. - Пришлось еще от себя добавить в «Кениг Рей» кое-что для ускорения дезактивации.

- Но позвольте, - мне стало смешно на Генриха, какой он славный, а рассеянный.

Ему продольный мозг со всей очевидностью мешал детали пересчитать.

- А как же тот запас, что еще до вашего «Кениг-рея» синтезировали?

Максимович лениво перебрался в кресло пилота и костяшкой указательного пальца стукнул по датчику, оправленному в стекло.

- Прав, Шевченко. Тахометр испортили. Тот запас, бургомистр, я посоветовал Чистякову тоже прогнать через «Кениг-рей». Для страховки. Чистяков ни черта не смыслит в химии. Папаша у него академик, согласен. Чистяков у меня и формулу синтеза красной ртути спи…

- ..сал, - окончил его мысль я, деликатный, опасаясь, что Генрих не сможет окончить ее интеллигентно.

- Списал, - согласился милый Генрих, докуривая джойнт. - И загнал Борису Александровичу Ростову. После Ростов акции комбината химических удобрений выкупил по дешевке, нанял четверку немецких специалистов. Потом запустил красный меркурий в серийное производство. Потом специалистам что-то не понравилось, и они исчезли. Но производство уже было налажено. Конвейер полностью автоматизирован. Линия выжимала мизер, но круглосуточно.

Я рухнул на спину и жутко расхохотался. До слез. Хохотал, пока слезы не иссякли. Слезы иссякли, началась икота. Закончилась икота, я снова принялся хохотать. Пока икота не началась.

- Выпейте воды, бургомистр. Икота следствие регулярного злоупотребления каннабисом на большой высоте. Я выпил всю охлаждающую жидкость из обрезанной пластиковой бутылки, застрявшую в заднем кармане пилотского кресла, наверное, давно. Токсичная жидкость убила мою икоту на месте. Я встал, просветленный и счастливый.