Казейник Анкенвоя

- С чего начнемте? - покосился я на существо. - Вокзал, телеграф и почта? Или славянские казармы для начала захватим?

- Сначала завтрак, - Вьюн коротко изложила повестку дня. - Потом вы соберете пулемет.

- Еще и пулемет имеется?

- Ну, автомат. Какая разница?

- Послушай-ка, существо. Ты что задумало?

- Меня Вьюном звать. По дороге узнаете.

- Прямо здесь и сейчас, как пишут в передовой статье «Казейник цайтунг». Иначе дороги не будет.

- Пустырник закончился. Валерьянку пришлось вам заварить. И еще тут пузырек «валокордина», могу накапать. И облатка транквилизатора какого-то. Щукин успокаивался после запоев.

Сунулась в тумбочку. Зашуршала там. «Значит, что-то особенно извращенное затевает, пигалица, - прикинул я сообразно ее беспокойству на предмет моей возможной болезненной реакции. - Штурм комбината «Франкония» как минимум. Захватим заложников штук пятьсот. Выдвинем требования. Потом заложников будем расстреливать. Через каждый час рыл по десять. Какие у нас требования? Два лимона мелкими купюрами? Контейнер соломы? Заправленный самолет с экипажем?». Я следил за ней, исполненный глубокого отвращения. Наблюдал, как она стянула ковшик с керогаза. Как сливает она валериановый отвар в уже фаянсовую кружку с гербом Союза Советских Социалистических республик, боле смахивающим на венок от Ельцина. Я осмотрелся. Милицейские брюки висели под кителем вниз подтяжками в открытом шифоньере. Можно было эту заразу подтяжками связать. И запереть в шифоньере.

- Колись, хлыстовская проститутка. Я тебе не поп Гапон. Я не возглавлю даже мирную демонстрацию спортивной одежды.

Полезла в просторные карманы моего сброшенного на пол дождевика. Достала оттуда консервы в трех банках и свернутый ватманский лист. Развернула его.

Я сразу узнал работу Марка Родионовича. «Надо же. Все предусмотрела, фурия, - ошпарив горло, я запил валериановым отваром сразу три седативные таблетки. - Чертежик свернула с кульмана, продуктами запаслась. Сейчас поставит мне боевую задачу».

- Где ключ от шифоньера?

- Вам надо в Москву? Мне тоже. Ворота примерно здесь, - Вьюн чиркнула ногтем по схеме. - Напряжение на колючке отрубили давно. Замок на воротах плевый. Но ключ от шифоньера не подойдет. Там шире скважина.

- Куда ворота?

- На мусорную свалку. Про оборотней старухи плетут. Возня.

- А собаки?

- Собаки есть, - Вьюн шмыгнула носом, и посмотрела на меня печальными глазами. - Для того и оружие. В морской бинокль я штук восемь насчитала. Примерное число. Я их впервой при обмене еще заметила. А после нарочно лазила на трансформаторную будку с биноклем.

- Так, - присевши на кровать, я закурил последнюю сигарету. - Насчет будки. Назови мне две причины, по каким я не должен тебя обменять на самогон. Меня терзает похмелье. Одна причина, боюсь, не искупит моих терзаний.

- Вы грязный сатир, - губы Вьюна задрожали.

- Правильно. А Никола-чревоугодник и этот прыщ в тюбетейке, что тебя за мной следить приставили, чистые ангелы.

- Зачем ему за вами следить? Он за собой-то не следит. А Болконский от меня просто отделался. Когда я в их секту вступила, он приблизить меня хотел. Брюки расстегнул, схватил за волосы и приблизил. А когда я ему врезала по яйцам, приказал изнасиловать коллективно. У них это принято. Бабы должны ублажать мужскую похоть. Но тут за меня сам Никола-чревоугодник вступился. Сказал про любовь и согласие, а кто любви не имеет, звенящий треугольник. Это про меня. И сказал, что когда я созрею, сама паду как плод с дерева жизни. И стану падшая. И каждый сможет мной обладать. Болконский смолчал, а осенью и вы подвернулись. И он так прикинул, что ваши яйца тоже не железные.

- Трогательный рассказ, - докурив до фильтра, я встал с кровати. - Пошли к татарину.

- Зачем?

- На самогон тебя обменяю. Самогон мне поможет собраться с мыслями.

Она стянула с шеи велосипедную цепь.

- А если вам по лбу треснуть, это поможет собраться с мыслями?

- Нет. Пошли к татарину.

- А оружие?

- Оружие в саду закопаем. Попади оно в руки анархистов или славян, будешь ты проклята участковым Щукиным до седьмого пота.

Вьюн вцепилась в мой рукав.

- Два обстоятельства.

- Сомневаюсь.

- Меня в Казейник через мусорную свалку завезли.

- Иначе говоря, ты не здешняя, и приехала ты сюда не автобусом. Допустим, ты заинтриговала меня.

Я снова сел на кровать.

- Отсюда валяй подробно. Кто, зачем, и с какой целью.

- «Зачем» и «с какой целью» синонимы, - обнаружила Вьюн познания в лингвистике.

- Синонимы помогут мне с мыслями собраться.

Минул год, как 16-ти летнюю Анечку Щукину похитили с московского чемпионата по каратэ среди юниоров, где она завоевала бронзовую медаль. Прямо с медалью и похитили, когда Анечка покинула спортивную школу. Надели мешок на голову, сунули в багажник и привезли на мусорную свалку, где покойный дядя сменял ее на какого-то лаборанта Максимович, какого раньше прятал в погребе. Четверых злодеев на обменном пункте Вьюн запомнила и после встречала не однажды: Вику-Смерть, офицера славянского ордена Могилу, его подручного по кличке Перец и бургомистра. Пятого она так же ясно помнила, но более в Казейнике не встречала. «Плейбой в отставке. Лицо такое узкое, тонкие губы, челка цвета грязной соломы. Короче, из мушкетеров двадцать штук спустя», - портрет, набросанный Анечкой, точно соответствовал описанию магистра Словаря в его последней версии. Так Анечка и поселилась у капитана, запившего беспробудно ввиду любимой племянницы.

- По вечерам, когда я стаскивала с него сапоги, он крыл меня в пять этажей за этого Максимовича. Мол, если б не я, хрен бы немцы гениального химика в свою лабораторию залучили. А так он получился иуда форменный, а я вышла как тридцать керенок.

- Почему керенок? - спросил я, прошедши краткий курс ее истории. - Иуда не слышал о бумажных деньгах.

- Обесцененная валюта. Щукин презирал меня как живой укор. Теперь он сгинул. Здесь меня презирать больше некому. Только в Москве.

- Согласен.

Я насухо протер ветошью автоматические фрагменты, собрал огнестрельный механизм, вставил рожок с патронами, навинтил глушитель и сунул одну лимонку в карман дождевика.

- Это зачем? - Вьюн провела пальцем по глушителю.

- Прибор для бесшумной стрельбы. Тише грохнешь, дальше смоешься. Во втором чемодане что?

- Архив. Уголовные скоросшиватели. Табельное оружие пистолет Макаров. Две обоймы к нему. Обрез винтовки. Щукин его у местной шпаны конфисковал. Еще два ружья охотничьих, разобранных. Патроны с дробью.

- Второй чемодан и остальное оружие верни в тайник. Налегке пойдем.

Вьюн беспрекословно выполнила мое поручение, после чего мы спешно позавтракали и двинулись к мусорной свалке. Помимо велосипедного ошейника, на груди Вьюна качался морской бинокль. Косой мелкий дождь орошал нас исправно, как лейка небесного садовника, испытывающего надежду на то, что мы когда-нибудь вырастем и поумнеем.

- Зря вы дядины кроссовки не обули, - ловко прыгая через колдобины с водой, заметила моя спутница. - В резиновых сапогах ноги сотрете. Глупо.

- Если тебе доведется пережить старую добрую пневмонию, ты постигнешь простую истину: глупость всегда предусмотрительна и дальновидна, ибо вечно стремится к цели, уму непостижимой.

- Например?

- Прожить как можно дольше, хотя ничего, кроме старости, одиночества и болезни не ожидает нас в конце жизненного пути.

- Но зачем?

- Согласен.

- Этого я не догоняю, - сдалась Вьюн после короткого размышления.

- Молодец. Умная девочка.

- Смеетесь?

- Редко.

- А правду говорят, что вы монах?

- Сейчас я отшельник.

- А чем отшельник отличается от прочих?

- Например?

- От Николая-чревоугодника?

- Расстоянием. Отшельник отходит как можно дальше от места, где прочие собрались во имя неясных ему принципов. Чем дальше отошел, тем сильней отличается.