Дом в центре

Но над седьмым этажом находятся мансарды. Кто живет в мансардах обычных домов? В старину (во всяком случае по литературе) там обитала всякая голытьба: художники-авангардисты, модернисты, сюрреалисты. Те, кто живет в мансардах Дома, если сравнивать их с обитателями седьмого этажа, и есть такие вот авангардисты-сюрреалисты. Рута ухитрилась объяснить это четырьмя-пятью фразами, добавив, что совершенно случайно познакомилась с жителем мансарды, который потряс ее своими способностями. При знакомстве он представился так: «Вся ваша жизнь — это большая-большая шутка. Поэтому зови меня просто Юмор».

— Он смешной и страшный, — сказала тогда Рута, — очень смешной и очень страшный. Но, кажется, неплохой. — И нервно передернула плечами, словно мороз пробежал по коже.

Та наша встреча была насыщена и любовью, и информацией. Слова о Юморе, который живет на крыше, а также о других обитателях мансард моментально выветрились из моей головы и ожили в памяти только сейчас. Решив не терять ни секунды, я отправился на поиски.

Ступеньки, ведущие вверх с лестничной площадки седьмого этажа, были в два раза уже обычных. В полутьме под самым потолком размещались две обшарпанные двери. Я ожидал, что в мансарды входят прямо с крыши. Значит, заблуждался. Кстати, совсем не обязательно Юмор живет в нашем подъезде. Тогда придется опять спускаться и подниматься.

Левая дверь не откликалась на звонок минут пять. Гуляют, модернисты чертовы. Вот смешно будет, если в мансардах вообще никого не окажется. Только на свое чувство юмора и останется уповать. Да на сомнительную идею с силовым полем.

Через минуту после звонков в правую дверь за ней послышались какие-то звуки. Но дверь не открывалась. Я продолжал названивать еще минуты две. Наконец-то! Дверь распахнулась, за ней стоял одетый в джинсовый костюм мужчина с физиономией то ли алкоголика, то ли дебила. Соломенного цвета нечесаные волосы почти закрывали ему глаза, а странной формы нижняя челюсть придавала лицу сходство с лошадиной мордой.

— Добрый день, — я чувствовал себя более чем неловко, но старался не показать это, — знаете ли, мне нужен Юмор.

— А сатира тебе не нужна?

— Понимаете, Юмор — что-то вроде имени. Этот человек сам так представлялся. Он сказал: «Вся ваша жизнь — шутка. Поэтому зовите меня Юмором».

— Слышал, — сказал мой собеседник. — Слышал. Может быть, даже от себя. Значит, я и есть Юмор. Заходи.

Мы прошли в аскетически обставленную, но на удивление чистую комнатку, сели в кресла. Юмор убрал волосы с глаз, его лицо стало выглядеть совсем по-другому. Словно не с ним я встретился в дверях.

Выслушав рассказ и просьбу о помощи, Юмор принялся раскачиваться в своем кресле-качалке. Что за черт? Мы ведь сели в одинаковые обыкновенные кресла. Или этот абстракционист на меня галюки напускает: не было полозьев изогнутых, так выросли.

— Рута — хорошая девочка. Я ее даже помню, — сказал Юмор. — Наивная, чистая. Не стоило им ее захватывать, не стоило. Завтра в шесть встречаетесь? Как бы не забыть, как бы не забыть…

Откуда-то из-за спины Юмор вытащил кисть. («Он что, в самом деле художник?» — подумал я). Встал, прошелся по комнате, нашел подходящее место на стене, уверенно нарисовал здоровенную шестерку. Немного подумал и обратился ко мне:

— Адрес!

Я назвал адрес, который мгновенно был записан под шестеркой. Непонятного происхождения красная краска словно горела огнем. Я предположил, что она с добавлением фосфора. Не подобные ли знаки появились у Валтасара на стене?

— Иди на встречу, — обратился ко мне Юмор, — неси деньги. Веди себя смирно. Увидишь меня — тоже веди смирно. А потом вместе с Рутой убирайся подальше. Нервный я что-то стал, разойтись могу.

Нельзя сказать, чтобы я ушел обнадеженный. Ничего смешного и страшного я не заметил. Ну, трюк с креслом, краска необычная, манеры странные… Достаточно ли таких фокусов для нашей защиты? Тип этот юморной в себе уверен, но разве мало самоуверенных болванов?

Вернувшись домой, я по инерции продолжил свое запойное чтение. Сутки не растягивал, спал, с незапомнившимися кошмарами, но спал. На следующий день книги уже не читались. Еда не лезла в горло. Хотелось побродить по городу, и все же, во избежание непредвиденных осложнений, я решил не выходить из комнаты. Меня так и подмывало выпить самую малость для храбрости, однако и этот соблазн я преодолел.

Без пяти минут шесть я со вздохом отложил пистолет (толку от него не было никакого), взял чемоданчик с деньгами и вышел из комнаты. Через минуту неторопливой ходьбы перед моими глазами уже стояли колпинские новостройки. Мафия, как ей и полагалось, не дремала: меня ждали двое «Жигулей», грузовой фургон с надписью «Продуктовый» и шесть бравых молодцов рядом. Один из них с широкой улыбкой на лице пошел мне навстречу.

— Пунктуальный человек, дорогой, — сказал он, — уважаю. Наверное, и деньги принес?

Подавив желание двинуть «дорогого» по морде, я поднял чемоданчик, подержал на весу, опустил и спросил:

— Где Рута?

— Вот она, твоя родная-любимая, бери, пользуйся, но далеко от машины не уходи. И деньги давай!

Приоткрыв чемоданчик, парень крякнул и направился к голубым «Жигулям», около которых стояли другие бандиты. Я двинулся к зеленой машине, где на переднем сиденье успел заметить Руту. Моя подружка выглядела неважно, хотя единственным заметным доказательством непорядка был небольшой фингал под правым глазом. Я хотел было сесть в «Жигули», но, увидев на заднем сиденье типа, скалящего зубы в мерзкой ухмылке, передумал.

— Рута, лапушка, выйди, — попросил я.

Вместо ответа она подняла левую руку. На ее запястье красовался металлический браслет, от которого тянулась цепочка серебристого цвета. Я вскипел от бешенства. Шутники хреновы! «Далеко не уводи…» Ну, я теперь эти рожи запомню… Пусть только попробуют не снять цепь!..

Я повернулся крикнуть, но крик застрял в горле. Из-за соседнего дома выходил Юмор. Мысленно оценив длину цепочки более чем в метр, я предпочел, чтобы Рута, даже прикованная, находилась не в машине, и громко произнес:

— У меня есть чувство юмора. Давай-ка вылезай.

Взгляд Руты изменился. Стараясь не демонстрировать спешку, она принялась выбираться из машины со стороны руля, так как именно к нему и был прикован другой конец цепи. Я в меру сил пытался помочь.

А наш странный знакомый приближался. Никто не обратил внимания на покачивающегося человека в старом джинсовом костюме, измазанном побелкой. Нечесаные патлы неопределенного цвета свисали на лошадиное лицо Юмора. Алкаш алкашом. Пьянь хроническая. Краса и гордость любой очереди за вином.

Мерзавцы забеспокоились, лишь когда «забулдыга» оказался от нас метрах в десяти. Двое направились ему наперерез. Рутин «компаньон» вылез из машины.

— Эй, ты…, стой! — крикнул один из бандитов.

Юмор не откликнулся, продолжая с трудом переставлять ноги, словно шел по глубокому песку. Он стал чуть ближе, а вот двое держиморд как будто занимались ходьбой на месте и не продвинулись ни на йоту. Это вызвало беспокойство во вражьем стане. К нам направилась уже вся «великолепная шестерка», а перед Юмором оказался парень, сидевший в зеленой машине. Юмор приостановился и дунул. Лично я не почувствовал ни малейшего ветерка, но парень отлетел, словно воздушный шарик, подхваченный ураганом. Приземлившись в нескольких метрах от зеленых «Жигулей», он больше не подавал никаких признаков жизни.

А время вокруг нас потекло по неизвестным доселе законам. Бандиты медленно-премедленно, как будто я наблюдал снятые рапидом кадры, лезли под куртки за оружием. Юмор уже стоял передо мной и Рутой. Правой рукой он сгреб за грудки меня, левой — ее. Я хотел крикнуть: «Цепь!», — но боковым зрением заметил, что ее звенья покатились маленькими ртутными шариками.

— Домой! К мамам! — скомандовал Юмор и швырнул нас, резко распрямив руки.

Оказывается, взбесилось не только время, но и пространство. Судя по ощущениям, мы падали. Судя по траектории полета, — поднимались. Больше всего это напоминало движение по желобу из скользкого-прескользкого, упругого и прозрачного до невидимости пластика, когда кажется, что ты стремительно падаешь, но земля не приближается, а отдаляется.