Болгария

– А твои стратигосы, разве они не научили булгар, как правильно воевать против этого, как ты говоришь, Пардуса? Или то были плохие стратигосы? И что значит это слово – «пардус»?

– Это были лучшие стратигосы, великий, они обучали булгар целое лето и начало осени, а когда подул Борей, вернулись в империю. Весной, после того как просохнут дороги, они должны были повести булгар и буртасов на страну Росс, но… весной уже некого было вести, – тяжко вздохнул архистратигос. – А «пардус» по-славянски значит «барс» или что-то в этом роде. Самый быстрый хищник. Я бы сказал – и самый непредсказуемый, потому только дикому снежному барсу могло прийти в голову воевать зимой.

– Невероятно, где же ночевали россы в такой жуткий холод? – удивлённо спросил император.

– Очевидцы говорят, прямо в снегу, там, где их заставала ночь.

– Но человек не может спать в снегу, ты сам, архистратигос, только что сказал об этом, – вскинул мохнатые брови Никифор.

– Так и есть, – невозмутимо ответил Агриппулус, – человек не может. Но это не совсем обычные люди, это варвары из страны Росс. Они способны не только спать на снегу, но даже купаться в смертельно холодной для человека воде, прорубая для этого в замёрзших реках лёд.

Услышав это, император невольно поёжился и замолчал. Ему приходилось иногда в горах пить воду из холодных источников. Зубы ломило от холода, а ладони, которыми зачерпнул воду, деревенели, но тогда вокруг было тепло и светило солнце. Купаться в такой воде, да ещё когда от холода замерзает сам воздух, невероятно!

– Нам нельзя медлить, богоподобный, – снова заговорил Агриппулус, – ведь Сффентослаф, покончив с Хазарским каганатом и Волжской Булгарией, всё больше укрепляется в Северной Препонтиде. Он сжёг дотла Фанагорию, захватил Таматарху и Пантикапей. Некоторые из подчинённых ранее империи климатов сами перешли под руку россов. Один из топархов даже побывал в их столице Киеффе и получил поддержку лично от катархонта. Гераклейский полуостров, Херсонес и оставшиеся верными нам климаты под угрозой, они взывают о помощи. А ещё, великий, мои люди доносят, что в Киммерийском Боспоре Сффентослаф строит большой флот: сотни морских кораблей, куда они пойдут? – Викентий, оглянувшись по сторонам, вполголоса произнёс: – Сей воинственный скиф после укрепления на Востоке хочет двинуться на Болгарию. Прошлым летом он едва не дошёл до Дуная, да с полпути вернулся укрощать какой-то мятеж.

– Ты допускаешь, что он может свершить задуманное в этом году? – с тревогой в голосе спросил император.

– Сей варвар ни перед чем не остановится, – отвечал архистратигос. – И что горше всего – он прошлым летом подчинил мадьяр и заключил с ними союзный договор. А Болгария – последний рубеж на его пути к Империи. Если Аскольд, Ольг и Ингард приходили грабить Константинополь, то отчего эта же мысль не может прийти в голову Сффентослафу? А один этот росс, о великий, стоит всех арабов, Оттона и мадьяр, вместе взятых!

Никифор впился в лицо Викентия своими пронзительными чёрными глазами, не упуская ничего из доклада. А когда тот закончил, спросил, обращаясь к нему по-воински просто:

– Скажи, Викентий, ты давно и верно служишь Империи, что подсказывает твой опыт, можно ли нашего потенциального врага превратить в союзника?

– У меня есть мысли на этот счёт, но принимать их или нет, решать тебе, о великий! – произнёс архистратиг, склонив голову в почтительном поклоне. – Я знаю человека, который лучше любого другого сможет найти общий язык с россами.

– Излагай! – велел император и вновь сверлил Викентия маленькими угольками глаз, иногда задумчиво прикрывая их. – Хорошо! – наконец обронил он. – С твоим планом я согласен, но человек, который отправится к повелителю россов, у меня есть. Вели от моего имени немедля вызвать херсонесского стратигоса Аполлинария и его сына Калокира в Константинополь. Я знаю его по боям за Крит, это верный человек и настоящий воин, а сын его хорошо знает скифские нравы и владеет их речью.

Про себя император решил, что Русскому Барсу будет понятней и проще найти общий язык с воином, нежели с изощрённым в премудростях дипломатии посланником, которого предложил начальник Тайной стражи.

– Будет исполнено, богоравный! Что же касается Болгарии, – заметил Агриппулус и бросил короткий вопрошающий взгляд на Фоку. – Может, с учётом нынешних осложнений стоит смягчить отношение к Петру и пообещать старому мисянскому правителю столь желанный для его сыновей брак с нашими принцессами? Пусть Борис и Роман приедут в Константинополь, надо же им с невестами познакомиться? – хитро усмехнулся Викентий. – А потом мы оставим их у себя, как ценных заложников. Если на то будет твоя божественная воля, мои люди отправятся с этим поручением в Болгарию в ближайшие дни.

– Пусть будет так, – согласно кивнул после некоторого раздумья император.

Начальник Тайной стражи распростёрся на мозаичном полу, а затем удалился так же тихо, как и вошёл.

Глава 3

Соколиная охота

Лета 6475 (967), Киев

От прошлой до нынешней весны киевский князь совершил много походов – наводил порядок в землях покорённых хазар, койсогов и волжских булгар. Гонял свою конницу от одной границы до другой и сам шёл с дружиной, как пардус, лёгкий и грозный. И являлся повсюду на белом коне, как Перун Громоразящий, махая мечом, будто молнией. Одних непримиримых врагов уничтожил, других заставил подчиниться его руке и дать клятву на верность Киеву. Но часть хазар, ясов койсогов да кочевых булгар ушла от его грозных мечей аж за Дунай, в Болгарию. Там они и осели под крылом престарелого болгарского царя Петра. Святослав решил тем же летом обрушиться на них и уже двинул войска к Дунаю. Да вятичи, прознав о том, «отложились» от Киева, и дружине пришлось возвращаться на Оку. А там и на Волге, и в Альказрии понадобилась твёрдая рука князя.

Много добра несли те походы и много горя. Воины, возвращаясь, везли с собой воинскую добычу. А другие принимали смерть на полях брани. Но Святослав восполнял дружину и снова бросался в сечи, словно не мог насытиться пьянящим звоном мечей и ратных подвигов.

Молодёжь со всех концов разросшегося Киевского княжества шла в Ратный Стан, и казалось, откуда только берутся эти юноши, один другого выше и крепче. А начальники обучали их всем правилам воинского Устава: как мечи отбивать, как стрелы и копья точить, уздечки и сёдла чинить, поторочные сумы готовить, как за конём своим боевым ухаживать и чем мазать ему копыта. И были то будущие десятские и сотские – надежда войска киевского.

Князь Святослав, едва вернувшись в Киев к Яровым дням, как водится, поспешил в Стан, где, став на возвышении, внимательно глядел, как молодые начальники постигают ратную науку. Вот он знаком остановил «схватку» и подозвал запыхавшегося и раскрасневшегося юного воина.

– Рубишься добре, да только забыл, что не за себя в бою ответ держишь, – строго молвил князь. – Ты должен сотню свою не то что оком, спиною, всем телом чуять, на то ты и сотник! А тысяцким станешь, за всю тысячу ответ держать будешь, да всем воинам своим примером служить! – веско закончил князь, чтобы и другие юные начальники те коны воинские накрепко запомнили.

Тем временем к нему неслышно подошёл Варяжко. Увлечённый учебными схватками Святослав увидел изведывателя, когда тот был уже в шаге от него.

– Ты, брат, совсем манеру своего начальника перенял, будто тень ходишь, – одобрительно отозвался князь. – Нет ли вестей от него?

– Княже, – как всегда негромко, чтоб слышал только Святослав, начал помощник начальника Тайной стражи, – Ворон сегодня в ночи вернулся, доложить готов тебе обо всём, что узнать смог в земле Болгарской.

– Про византийское посольство, что два дня тому прибыло, что скажешь? – вместо ответа, спросил князь.

– Во главе сего посольства Калокир, сын хорсуньского воеводы. Пришли под надёжной охраной, по всему, поклажа непростая у них. Купцы, что по пути к ним пристали – шутка ли, дармовая защита от кочевников, – бают, будто тех кочевников ни единого даже поблизости не видели.