Стихотворения. Рассказы. Гора

Считая, что ему одному дано знать совершенно точно, что требуется для процветания брахмаистского Общества, Харан-бабу позволял себе оспаривать даже мнение Пореша, и это очень больно ранило Шучориту. В те времена в Бенгалии люди, получившие английское образование, не изучали «Бхагавадгиту», но Пореш познакомил с ней Шучориту; прочитал он с ней и почти всю «Махабхарату» Кали Шингхо [186]. Харан очень не одобрял этого. Он предпочел бы, чтобы подобные книги были изгнаны из обихода брахмаистских семей. «Рамаяну», «Махабхарату» и «Бхагавадгиту» он считал сугубо индуистскими произведениями и сам никогда не читал их. Среди священных книг разных вероисповеданий Харан-бабу признавал одну лишь Библию, и то, что Пореш-бабу находил возможным соглашаться с точкой зрения небрахмаистов относительно священного писания других народов, а также в иных несущественных, по его мнению, вопросах, служило для Харана-бабу источником непрестанного раздражения. Шучорита же не терпела, чтобы кто-то даже в мыслях критиковал ее названого отца. Нескрываемое высокомерие, с каким Харан-бабу позволял себе осуждать Пореша, сильно повредило ему во мнении Шучориты.

Так постепенно, под воздействием разных причин, звезда Харана-бабу в доме Пореша закатывалась все больше и больше. Даже Бародашундори, не уступавшая Харану в стремлении отгородить брахмаистское от небрахмаистского и неоднократно шокированная поведением мужа, перестала боготворить Харана-бабу и начала подмечать в нем тысячи недостатков.

Но хотя фанатизм Харана-бабу, его ограниченность и сухость все сильнее отталкивали от него Шучориту, брак их по-прежнему считался делом решенным.

Когда на ярмарке религиозных учений появляется человек, навесивший на себя ярлык с высокой ценой, постепенно и все окружающие соглашаются с этой оценкой и начинают верить в исключительные качества данного человека. А так как никто – и Пореш в том числе – не выражал сомнения в правильности оценки Хараном-бабу своих достоинств и так как все вокруг смотрели на него как на одного из будущих столпов «Брахмо Самаджа», то Пореш-бабу дал молчаливое согласие на этот брак. И если его и тревожило что-нибудь, то лишь вопрос – достойна ли Шучорита подобного супруга. Ему просто не приходила в голову мысль поинтересоваться, какие чувства испытывает к Харану сама Шучорита.

Так, поскольку никто не нашел нужным выяснить мнение Шучориты, она и сама привыкла к мысли, что ее сердечная склонность не имеет в этом деле никакого значения. Вместе со всеми остальными членами «Брахмо Самаджа» она считала, что в тот день, когда Харану-бабу будет угодно заявить, что он готов жениться на ней, ее священным долгом будет ответить немедленным согласием.

Так было до того самого дня, когда Шучорита, защищая Гору, обменялась с Хараном-бабу несколькими резкостями. И вот тут Пореш-бабу заколебался: ему показалось, что девушка недостаточно уважает Харана-бабу и что, может быть, существуют и более глубокие причины, оправдывающие столь неожиданную вспышку. Потому-то, когда Бародашундори заговорила с ним о свадьбе, он ответил ей далеко не с прежней покладистостью.

В тот же день Бародашундори, отозвав Шучориту в сторону, сказала ей:

– Ты знаешь, отец очень тревожится за тебя. Шучорита страшно огорчилась. Мысль о том, что она -

пусть даже невольно – могла расстроить Пореша-бабу, была ей невыносима. Побледнев, она спросила:

– Но что я сделала?

– Не знаю, дитя мое. Он почему-то вообразил, что тебе неприятен Пану-бабу. Все в «Брахмо Самадже» уверены, что ваша свадьба уже решена, и если ты теперь…

– Но почему отец мог подумать это, ма? – удивленно перебила ее Шучорита.- Я никогда никому не говорила об этом.

Шучорите было чему удивляться. Правда, манера держаться и речи Харана-бабу порой раздражали ее, но она никогда не думала, что это может послужить предлогом для отказа выйти за него замуж,- слишком уж хорошо внушили девушке, что ее личное счастье здесь не играет никакой роли.

И тут она припомнила, что как-то раз неосторожно высказала свое недовольство Хараном-бабу в присутствии Пореша. Ну конечно же, этим она и встревожила отца. Шучорита почувствовала раскаяние. Никогда раньше не позволяла она себе такой несдержанности и поклялась в душе, что не позволит и в будущем.

Появившись в доме Пореша после нескольких дней отсутствия, Харан-бабу не на шутку встревожился. До сих пор он считал, что Шучорита боготворит его. Правда, ему хотелось, чтобы боготворила она одного его, и никого больше; неуместное преклонение перед старым Порешем, на которого она чуть ли не молилась, несмотря на то, что ей неоднократно указывали на множество его недостатков, вовсе ему не нравилось. Харан-бабу в душе то смеялся над этим, то огорчался, но неизменно надеялся, что с течением времени и при благоприятных условиях ему удастся устремить это почитание в соответствующее русло.

Прежде Харан-бабу был твердо уверен в том, что внушает Шучорите благоговейное обожание, и потому считал своим долгом вникать во все мелочи ее жизни, следить за ее занятиями и поведением в общество и делать наставления по любому поводу; при этом, однако, он никогда не касался их предстоящего брака. Теперь же, когда по двум-трем замечаниям, брошенным Шучоритой, он понял, что ничто не укрывается от ее зорких глаз, что она взвешивает и оценивает каждое его слово, каждый поступок, ему стало чрезвычайно трудно сохранять прежнее невозмутимое спокойствие.

В те редкие дни, когда ему удавалось увидеться с ней, Харан-бабу уже не мог держаться с былой снисходительностью. В том, как они разговаривали и вели себя, намечались определенные признаки надвигавшейся ссоры. Харан-бабу безо всякой причины придирался к Шучорите и без конца упрекал ее, а ее равнодушие повергало его в совершенное уныние. Он горько сожалел о своем потерянном авторитете.

При первых признаках охлаждения Шучориты Харан-бабу почувствовал, что ему становится трудно удержаться на пьедестале, поглядывая оттуда на девушку сверху вниз. Раньше, опасаясь, как бы кто не подумал, что он не уверен в любви Шучориты, он бывал у Пореша-бабу только раз в неделю и обращался с ней, как со своей ученицей. Но в последние дни что-то произошло с ним. Под самыми незначительными предлогами он стал заходить к Порешу каждый день, а то и по нескольку раз в день и прилагал все усилия, чтобы встречаться с Шучоритой и поговорить с ней. Все это позволяло Порешу-бабу наблюдать за молодыми людьми и еще более укрепило его подозрения.

И вот в один прекрасный день Бародашундори пригласила к себе в комнату Харана-бабу и сказала ему:

– Кстати, Пану-бабу, я со всех сторон слышу, что вы собираетесь жениться на нашей Шучорите, а сами вы храните на этот счет полное молчание. Если у вас действительно есть такое намерение, почему вы не находите нужным сказать об этом нам?

Дольше тянуть с предложением руки и сердца было невозможно. Харан-бабу чувствовал, что рисковать утратой Шучориты он не может. Первым долгом нужно было утвердить свои права на нее, а потом уж можно было заняться выяснением, насколько ценна будет ее помощь в делах «Брахмо Самаджа» и как сильно предана она ему самому.

– Но ведь это ясно и без слов,- ответил он Бародашундори.- Просто я хотел подождать, чтобы Шучорите исполнилось восемнадцать лет.

– Какой вы формалист! По-моему, вполне достаточно того, что она совершеннолетняя по нашим законам.

Наблюдая в этот вечер за Шучоритой, Пореш был крайне удивлен: давно уже она не встречала Харана-бабу с такой радостью, не оказывала ему такого внимания. Когда тот собрался уходить, она настояла, чтобы он посидел еще немного: ей хотелось показать ему новое рукоделие Лабонне.

Пореш-бабу успокоился, он решил, что ошибся, и даже посмеялся над собой,- видимо, влюбленные поссорились, а теперь помирились – все, как полагается.

Вечером, перед уходом, Харан-бабу официально попросил руки Шучориты и сказал, что ему не хотелось бы откладывать свадьбу надолго.

186

Кали (Калипрошонно) Шингхо (1840-1870) – автор известного пересказа на бенгали древнеиндийской санскритской поэмы «Махабхарата».