Страница 153 из 192
Биной не сказал ему, что именно сознание общественного долга заставило его отказаться от женитьбы на брахмаистке. Вместо этого он стал горячась отстаивать свою точку зрения.
– Мне кажется, что по этому вопросу мы с тобой никогда не договоримся,- заявил он.- Я вовсе не хочу сказать, что чувство к какому-нибудь человеку может заслонить от меня долг по отношению к обществу. Я только говорю, что есть нечто, стоящее выше, чем общество и люди, и это нечто – истина; ею-то и следует руководствоваться в своих поступках. Я согласен, что долг по отношению к отдельному лицу не должен стоять на первом месте, но это относится и к обществу, потому что нет у человека долга выше, чем бороться за истину и ограждать ее от всего.
– Я не понимаю истины, которая отрицает личность и общество и выше всего ставит себя! – воскликнул Гора.
– А я понимаю,- разгорячившись, настаивал Биной.- Не личность и общество над истиной, а, наоборот, истина над ними. Если признать высшим смыслом то, к чему стремится наше общество, то оно заслуживает проклятья. И если общество будет препятствовать мне выполнить то, что справедливо и правильно с точки зрения высшей истины, то моя первейшая обязанность по отношению к этому обществу и будет состоять в том, чтобы не считаться с его несостоятельными претензиями. Поскольку в моем намерении жениться на Лолите нет ничего дурного, поскольку фактически я обязан сделать это, то уклониться от брака с ней только потому, что обществу данный поступок неугоден,- будет с моей стороны насмешкой над истиной.
– Разве ты один решаешь, как правильно поступить в данном случае? Подумал ли ты, в какое положение ставишь этим браком своих будущих детей?
– Становясь на такую точку зрения, ты только узакониваешь социальную несправедливость,- возразил Биной,- зачем же ты тогда порицаешь конторского служащего, который терпеливо сносит оскорбления и попреки хозяина-англичанина? Ведь он тоже думает о своих детях!
Биной никогда не заходил так далеко в своих спорах с Горой. Еще совсем недавно душа его содрогалась при одной мысли о возможности разрыва с индуистской общиной. Он никогда не позволил бы даже мысли об этом закрасться ему в голову. Если бы не этот спор с Горой, дело приняло бы совсем другой оборот. Биной никогда не поступил бы вразрез со своими раз и навсегда установившимися понятиями. Но в ходе спора его увлечение, к которому примешивалось теперь чувство долга, выросло и окрепло.
Спор с Горой был очень горяч. Как всегда в такого рода дискуссиях, Гора не прибегал к логическим доводам, а лишь с величайшей – нечасто свойственной людям – страстностью отстаивал свое мнение. Так и сегодня он не щадил усилий, чтобы в пух и прах разбить Биноя, но скоро понял, что это не так-то просто. До сих пор каждый защищал в споре свою теоретически обоснованную точку зрения, и Биной обычно терпел поражение. Но сегодня столкнулись не два мнения, а два человека, и Гора уже не мог найти нужных слов, чтобы отражать сыпавшиеся на него словесные стрелы, они вонзались ему прямо в чуткое, наболевшее сердце.
– Я не собираюсь препираться с тобой,- сказал в конце концов Гора.- Словами тут делу не поможешь, правильное решение может подсказать только сердце. Но то, что ты хочешь жениться на брахмаистке и тем самым порвать связи со своим народом, лично мне очень тяжело и больно. Очевидно, ты способен на это. Я же никогда бы не мог – в этом, по всей вероятности, и заключается вся разница между нами, а вовсе не в знаниях и не в способностях. Нас влекут к себе и волнуют совсем разные вещи. Вряд ли ты испытываешь какое-то чувство к индуистской общине, раз уж ты готов нанести ей такой удар. Для меня же в ней сосредоточивается вся жизнь. Мне нужна моя Индия. В чем бы ты ни обвинял ее, как бы ни ругал, именно она нужна мне. Дороже и выше ее для меня никого нет на свете – и не будет! И я никогда не сделаю ничего, что могло бы хоть на волосок отделить меня от нее.
И прежде чем Биной успел что-либо возразить, Гора продолжал:
– Нет, Биной, ты напрасно со мной споришь. Я хочу стоять у позорного столба рядом с той самой Индией, которую все облипают презрением, от которой отвернулся весь мир,- с моей Индией, раздираемой кастовыми перегородками, предрассудками, идолопоклонством! И знай, что, отказываясь от нее, ты отказываешься и от меня!
Гора вскочил, вышел из комнаты и принялся шагать взад и вперед по крыше. Биной сидел молча. Вошел слуга и доложил, что на улице собрались какие-то люди и что они хотят видеть Гору. Обрадовавшись предлогу уйти, Гора поспешил вниз.
В толпе, собравшейся около дома, он заметил Обинаша. Гора был уверен, что Обинаш рассердился на него за вчерашнее, но по его виду этого отнюдь не было заметно. Больше того, он сразу же стал в чрезвычайно высокопарных выражениях рассказывать о том, как Гора отказался принять гирлянду, которую хотели возложить на него.
– Мое преклонение перед Гоурмохоном-бабу неизмеримо возросло,- говорил он.- Я давно знал, что он необыкновенный человек, но вчера я убедился в том, что он велик! Мы хотели воздать ему почести, но он отклонил их, проявив редкую в наши дни и достойную восхищения скромность. Что еще можно добавить к этому?
Услышав это, Гора очень смутился, и страшное раздражение против Обинаша вновь овладело им.
– Послушай, Обинаш,- нетерпеливо сказал он,- неужели ты не понимаешь, что такие почести оскорбительны для человеческого достоинства. Вы хотите заставить меня кривляться вместе с вами на улице, и вам в голову не приходит, что именно скромность никогда не позволит мне этого! Неужели, по-вашему, величие проявляется в этом? Вы что – решили организовать бродячую труппу и ходить по улицам, собирая подачки? Очевидно, настоящая работа вас нимало не прельщает! Так вот, если ты хочешь, работать вместе со мной – прекрасно, хочешь бороться против меня – тоже хорошо! Об одном только прошу: не кричите при каждом удобном и неудобном случае «браво!». Благоговение Обинаша возрастало с каждой минутой. Он обернулся с сияющей улыбкой к толпе, приглашая присутствующих отметить все благородство слов Горы.
– Какой замечательный пример самоотречения во славу нашей бессмертной родины подал ты нам сейчас! – воскликнул он.- Если ты прикажешь нам пожертвовать жизнью ради нее, мы готовы!
И с этими словами он хотел прикоснуться к ногам Горы, но Гора с раздражением отодвинулся от него.
– Гоурмохон-бабу,- продолжал Обинаш,- вы можете не принимать от нас почестей, но вы не можете отказаться почтить своим присутствием ужин, который мы собираемся устроить в вашу честь. Уж на это вам обязательно придется согласиться.
– Я не смогу есть за одним столом с вами, пока не совершу обряда покаяния.
Покаяние! Глаза Обинаша засверкали.
– Никто из нас не подумал бы об этом! – вскричал он.- Но Гоурмохон-бабу никогда не уклоняется от обрядов, предписываемых индуистским учением!
Все сошлись на том, что лучше и не придумать, чем устроить празднество в день, когда состоится обряд покаяния. На церемонию решили пригласить нескольких выдающихся пандитов, чтобы на примере Гоурмохона-бабу они могли убедиться, что даже в наши дни живы еще заветы индуизма!
Был обсужден также вопрос, когда и где состоится торжество, и когда Гора сказал, что по некоторым причинам он не может предложить для этого свой дом, один из его почитателей – владелец большого дома с садом на берегу Ганги – предложил устроить все у него. Расходы договорились разложить на всех поровну.
Перед тем как уйти, Обинаш еще раз обратился к собравшимся с вдохновенным словом.
– Пусть Гоурмохон сердится на меня,- отчаянно жестикулируя, говорил он,- но когда сердце переполнено, молчать невозможно! Для защиты вед в прошлом на нашу священную землю нисходили боги [208]. И сегодня, чтобы спасти индуизм, бог явился к нам. Только в нашей стране есть шесть времен года, и только в нашей стране рождались некогда – и будут рождаться впредь – боги. Мы счастливы, увидев подтверждение этому сегодня! Воскликнем же, братья: «Слава Гоурмохону!»
208
…на нашу священную землю нисходили боги…- Индийская мифология хранит множество сказаний о земных воплощениях божеств. Боги якобы нисходили на землю в образе царей, героев, диковинных существ и пр. для искоренения зла.