Тайна Черной горы

– Видеть вас и нам доводится впервые, но мы вас, Борис Иванович, давно знаем. И книги ваши и статьи в журналах читали. Но для нас были очень важными ваши письма. Мы их вместе с Евгением Александровичем вслух читали и к каждому вашему совету прислушивались. Спасибо вам за большую помощь! И старались сделать на буровой по вашим советам.

– Гм… Советы давать у нас многие горазды. А вот на практике решать их гораздо, гораздо сложнее.

– На практике у нас все делалось по расчетам Евгения Александровича. Он тут был главным. Он чертежи приносил, мы головой кумекали, делали-переделывали. Сначала никак не получалось. То воздух куда-то уходил, то не выносил из забоя раздробленную породу. А потом – пошло! Пошло-поехало. Вот она, родная, крутится-вертится, дышит сжатым воздухом и не чихает.

Воздвиженский долго ходил по буровой. Его интересовало все: от компрессора, закачивавшего спрессованный воздух, системы продувки скважины, до оригинального улавливания частиц породы и пыли, выносимой из глубины. Расспрашивал о технологии режимов бурения, о давлении колоны труб в забое, о числе оборотов коронки, о количестве и плотности подаваемого воздуха, о принятых мерах против вибрации бурового снаряда, о герметизирующем устройстве на устье скважины и о многом другом, что определяло и обеспечивало нормальную работу. Особенно его радовали сами результаты, достигнутые с применением нового метода: скорость, этот главный показатель, повышена почти в два раза, а себестоимость пробуренного метра – снижена на одну треть!.. Бурение с применением сжатого воздуха позволяло экономить и время и деньги. Получилось так, что одним буровым станком здесь за полгода пробуривали столько, сколько на обычных проходят за один год, и притом намного дешевле.

Долгий разговор у профессора был и с механиком Дмитрием Чобану, который, смущаясь, показывал гостю разные приспособления и самодеятельные механизмы, способствующие, как говорил молдаванин, «заставить на социализм и воздух трудиться». Воздвиженский и сам становился к рычагам и, по-мальчишески волнуясь и радуясь, управлял процессом бурения. И все время, находясь на буровой, вникая в каждую мелочь, дотошно выспрашивая, радостно потирал ладони и приговаривал:

– Молодцы! Молодцы, да и только!

Обедали на буровой в крохотной столовой вместе с рабочими смены. Евгений Александрович беспокоился, что, может быть, местная довольно простая пища не понравится столичному гостю, и чертыхался на себя за неосмотрительность, что не прихватил с собой что-нибудь из деликатесов, что на столе в чашках надоевшая всем давно красная икра собственного местного посола, да обыкновенная рыбная похлебка из мороженой кеты. Но Воздвиженскому похлебка понравилась, сказал, что давненько такой «вкусноты» не отведывал, и попросил даже добавки, похвалил и красную икру, сравнивая ее сочные зерна с ягодой-смородиной.

А когда вышли из тесного помещения на свежий морозный воздух, Воздвиженский, довольный и счастливый, окинул взглядом суровые заснеженные вершины Мяочана, насупленную близкую тайгу, вдруг обнял своими руками бурового мастера и Казаковского, своего достойного ученика, в талант которого он давно и прочно поверил, и громко красиво запел: «Тореадор, смелее в бой!»

В Казаковского, вдумчивого и скромного студента, он поверил в те дни, когда тот еще только делал первые шаги в студенческом научном обществе, и окончательно уверовал в месяцы преддипломной практики. Какую лестную характеристику на него прислали из Донбасса, где на разведочной шахте он претворял в жизни знания, полученные в вузе! Занимался он там простым делом – зарисовкой забоя и ведением документации. Но в то время случилось так, что шахтеры потеряли продуктивный пласт. На производственном совещании присутствовал и студент-практикант. Ломали голову – как найти тот пласт, – и Казаковский скромно подал свой голос, предложил простой и дешевый способ: «Давайте установим буровую установку и с ее помощью разведаем и наверняка найдем потерю». Начальник шахты распорядился: «Раз ты предложил, сам и пробуй найти пласт!» На шахте была старенькая буровая установка. За три рабочих смены Казаковский, не выходивший из шахты, нашел утерянный продуктивный пласт. Ему за это выдали большую премию – три оклада инженера и прислали хвалебную характеристику на кафедру в Москву. И именно тогда студент-старшекурсник сердцем привязался на всю дальнейшую жизнь к буровому оборудованию, поверив в него окончательно. А профессор поверил в своего ученика.

Тореадор, смелее в бой!

Казаковский знал из рассказов и легенд, которые слагались о маститом ученом, что Воздвиженский в дружеской компании при хорошем настроении, подвыпив, иногда пел арию о смелом тореадоре из знаменитой оперы, и что в молодости Воздвиженского настойчиво приглашали в свои театральные коллективы весьма уважаемые специалисты по вокалу, но тот сцене и славе артиста предпочел любимую свою инженерную геологию. Но Казаковский не знал, что сегодня, здесь, в экспедиции, на буровой профессор был буквально опьянен теми творческими успехами в бурении, значение и ценность которых он, Казаковский, по скромности своей натуры еще не осознал. И радость сама вырывалась наружу из сердца и души маститого ученого:

Тореадор! Тореадор!

А потом они побывали и на других буровых, где очищали забой сжатым воздухом. И на каждой из них Воздвиженский внимательно и дотошно интересовался подробностями нового метода. Вникнув в суть дела, он давал конкретные советы, подсказывал более простые технические решения, научно объяснял поведение металла на глубине, обосновывал преимущество нового способа и по-отечески радовался каждому успеху.

Ознакомившись с работой буровых, проанализировав полученные данные, профессор дал свое заключение о новом методе бурения, в котором, в частности, записал:

«1. Внедренная Е. Казаковским продувка при дробовом бурении (стальной дробью-сечкой) обеспечивает повышение механической скорости по сравнению с промывкой водой в полтора-два раза.

2. С помощью сжатого воздуха, используемого взамен промывки водой, успешно решается одна из трудоемких задач – снабжение буровых агрегатов промывочными агентами в труднодоступных районах (особенно в зимний период).

3. Внедрение продувки дает возможность снизить стоимость метра бурения до 30 (тридцати) процентов».

4

На следующий день профессор Воздвиженский изъявил желание ознакомиться с работой и других буровых, где использовали обычный метод промывки забоя водой. Ему понравилось, что все буровые установки и штольни переведены на централизованное электроснабжение, а одноцилиндровые маломощные двигатели заменены электромоторами. Он по достоинству оценил и создание водоразборных резервуаров, в которые из речной долины мощными электронасосами закачивалась вода, там в нее добавляли необходимые примеси, создавая промывочную жидкость, и она, уже самотеком, по трубам, поступала на буровые, установленные несколько ниже по склону на специально вырубленных в скале площадках. Подолгу беседовал профессор с Суриковым и Могильным, бригады которых показывали рекордные результаты проходки, у Могильного он даже лазил на верхотуру, изучая хитро построенный высокий копер.

Но наиболее сильное впечатление на маститого ученого произвели буровые, где рабочими трудились женщины. Они создали все возможное, чтобы повысить культуру производства. Его поразила идеальная чистота. Тщательно выскобленные и вымытые полы, на окнах – шторы и белоснежные занавесочки, на подоконниках и тумбах – живые цветы. Воздвиженский признавался, что ему еще никогда не приходилось видеть таких буровых, где не то что работать, а просто находиться – большое удовольствие!

Казаковский все время находился рядом с ученым и впервые в жизни исполнял роль гида. Возил на штольни, электростанцию, показывал ремонтно-механические мастерские, лаборатории, камералку, дробильный цех, гараж, пекарню, баню, магазины, почту, детсад-ясли, парикмахерскую и, конечно, школу, рассказав профессору, как самостоятельно открыл ее в поселке, как был ее подпольным директором, как он за нее получил персональный выговор.