Страница 11 из 16
Я был открыт новым знакомствам и встречам. Я стремился к интересному общению и ярким впечатлениям. Мы ходили в кино, на выставки, в парки, а когда у кого-то выпадала свободная квартира, например, родители уезжали на дачи, то собирались там на вечеринки. Несколько бутылок пива-портвейна-водки, магнитофон с записями, интимная атмосфера. По этой эротической романтике даже сейчас иногда скучаю!
Для уединения с девушками служили не только комнаты, но и ванные. И даже туалеты. Может, и не особо комфортно и совсем не стерильно, но разве это могло помешать, если… Имена моих первых подружек звучат вполне обычно — Лена, Катя, Таня. А вот фамилия у первой любви необыкновенная — Берри, Таня Берри. В будущем я узнал, что сестры Берри — одни из самых ненавидимых советской властью исполнителей, хотя к Тане они не имели никакого отношения.
Итак, я упивался своей юношеской страстью, доставал девушку своими неуемными признаниями и неумелыми домогательствами. Впрочем, ей вроде бы нравилось. Жила она совсем недалеко от Кремля, около Большого Каменного моста, в доме, где сейчас находится рок-кафе. На 6-м этаже, в огромной и обшарпанной коммунальной квартире, где по коридору действительно можно было бы кататься на велике, если бы убрать все эти громоздкие шифоньеры и прочую рухлядь. Тогда ничего не выбрасывали, а выставляли в коридор. Я протискивался к самой дальней комнате, и мама деликатно уходила готовить чай. Ухаживания, цветы, кино… Первые поцелуи, первые обнимания. Первые попытки физической близости, упорные отказы, постоянные переносы сроков. Чистая любовь, наверное, мы оба ее ценили и поэтому особо и не спешили. Скорее, чисто спортивные приставания. Впрочем, это сильное чувство не помешало моим конкретно эротическим похождениям на стороне, об одном из которых Танечка узнала. Большая обида, слезы, мольбы о прощении, цветы и конфеты… Формально я был прощен, но появилось некоторое отчуждение, недоверие. А, может, и я уже перегорел. Таня умерла совсем молодой, по-моему, так и не выйдя замуж…
НАВСТРЕЧУ МУЗЫКЕ
Опьяненный звуками
С 16 лет музыка стала моим основным увлечением, хотя едва ли оно возникло на пустом месте. Конечно, родителей сложно было назвать меломанами, но хорошая радиола у нас стояла еще на старой квартире в Лефортово, часто покупались и прослушивались пластинки. В основном симфонии, классика, песни советских композиторов. Все это я слушал без особого восторга, меня куда больше привлекала западная музыка. Таким окошком в мир была серия «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады», пластинки «Вокруг света». Там, среди песен «социалистических друзей» подчас появлялась одна или даже две английские или американские (Гарри Белафонте, например) джазовые композиции. В 1962-м я за три рубля купил диск Фрэнка Синатры, выпущенный по кубинской лицензии, который мог слушать почти непрестанно. Даже терпеливые родители не выдерживали и просили: «Юра, смени пластинку!». И я менял ее на Чака Берри. Вскоре роль пассивного слушателя меня уже не устраивала, я хотел общаться с музыкантами, находится внутри этого заманчивого мира. Находиться в качестве кого — ведь играть на музыкальных инструментах я не умел, сочинять композиции тем более, а зачем-то купленное родителями пианино так и оставалось всего лишь предметом интерьера? Но я не сомневался, что в мире музыки мне найдется достойное место. И, кстати, отсутствие профессионального углубления в структуру музыки, расщепления ее на составляющие спасло меня от излишнего скептицизма, свойственного многим музыкантам. Я где-то читал, что высшим критерием Генделя по отношению к чужим произведениям служила фраза: «Ничто в этой музыке меня не раздражает». Нет, я предпочитал восхищаться.
Первый шаг моего проникновения в царство звуков я сделал, встретившись с Толей Павловым, который впоследствии и стал моим проводником. С Толиком я познакомился в кинотеатре «Ударник» на каком-то просмотре — знакомый администратор всегда мне помогал с лишними билетиками. Я собирался пойти на дневной сеанс с девушкой, да она неожиданно приболела. И так получилось, что ее билет достался Толику, способному джазовому музыканту, трубачу и в общем-то бездельнику.
Как и я, мой новый знакомый отличался наличием свободного времени и любовью к хорошему кино. Он жил рядом с метро «Арбатская» на Знаменке и иногда приглашал меня в гости, при этом обычно включал магнитофон с джазовыми композициями. Я проникся этой необычной музыкой, а Толя проникся моим неподдельным интересом и стал звать на различные музыкальные вечеринки или сейшены, как мы их называли, используя модное английское словечко.
Основным местом встреч служило кафе «Молодежное» на улице Горького, официально открытое в 1961 году, по решению горкома комсомола. Аккурат к очередному съезду КПСС. Вообще в 60-е годы администрация каждого предприятия общественного питания могла сама определять культурную программу, которая это питание сопровождала, сама заключала договоры с музыкантами. Благодаря этой схеме некоторые московские кафе — «Молодежное», «Синяя Птица», «Времена Года» стали на некоторое время центрами современной молодежной музыки. Однако, по настоянию столичного общепита, Московский горком комсомола решил взять под контроль пестрый мир новых молодежных увлечений, и в 1963 году в Москве был организован первый бит-клуб. Под «штаб-квартиру» клуба было выделено именно «Молодежное». Там люди в штатском наблюдали за пижонами и стилягами, любителями бибопа, свинга, джаза и прочей хитрой музыки. Ведь ее наконец-то разрешили, хотя и поднадзорно. Приходили «интересные люди» — писатели, художники, космонавты, артисты. От жаждущего народа, кстати, стены особо не ломились — далеко не для всех эта музыка являлась понятной и приятной, тяжело ложились сложные аккорды и отсутствие четких мелодий на русский слух, плохо подходили негритянские корни к славянской душе. Некоторые случайные люди, заходившие «просто посмотреть», быстро сматывались из кафе. В сердцах они кидали что-то типа «какофония» и уже никогда не возвращались.
Там я познакомился с известным саксофонистом Алексеем Козловым, а потом уже узнал интересную историю про его роскошный инструмент. Вот ведь авантюрист! Вначале Козлов дудел на трофейном альт-саксофоне, а в 58-м в витрине музыкального магазина на Неглинке он увидел новенький тенор-сакс немецкой фирмы «Вельткланг». Учащийся архитектурного института и организатор студенческой самодеятельности, Козлов остроумно провернул покупку через профком. Явился с официальным письмом и приобрел сакс по безналу. Оснастив впоследствии этот вполне легальный инструмент мундштуком подпольного московского мастера Телятникова, он не переставая удивлял нас своей виртуозной игрой.
Еще у Козлова был магнитофон «Яуза-5» с тремя скоростями. Прокручивая композиции в два раза медленнее, чем они звучали в оригинале, он списывал ноты саксофонных пассажей западных профи, которые на обычной скорости казались ему недосягаемыми. Так оказался разъят на составляющие филигранный гений Чарли Паркера, и не он один. Все, что списывалось с «Яузы», было услышано у других музыкантов, сочинено и переделано, оттачивалось в «Молодежном». Люди узнали, что существует не только мировая классика и советская эстрада. Что есть другая музыка, которую мы называли «свободной». Кстати, там же, в «Молодежном», несколькими годами позже проходили первые выступления Пугачевой. Потом Алла поселится в двух шагах от него, а кафе уже после «перестройки» превратится в клуб «Карусель» и будет еще часто менять названия, теперь это «Музей». Что за странное название?
В «Молодежном» постоянно дежурили комсомольские дружинники — обязательный атрибут большинства кафе тех лет. Также там существовал совет — некий коллегиальный орган, определявший тематику вечеров, следивший за репертуаром и отчитывавшийся перед вышестоящими «товарищами». Полный «демократический централизм», как и сказано в Уставе ВЛКСМ. Естественно, в совете кафе заправляли комсомольцы-активисты. Председатель совета — Абраменко. Миша Сушков, впоследствии работавший в Телецентре Останкино секретарем парторганизации, а тогда тоже вполне заметная фигура — член горкома комсомола. Еще кто-то. По вторникам в «Молодежном» проводились конкурсы, где давались оценки по десятибалльной системе за каждую исполненную песню: максимум 60 баллов. По тем же вторникам, только уже вечерами, устраивались джазовые сейшены. Помимо Козлова и Павлова, там выступали такие отечественные звезды, как Макаршев, трубач Понаморев, пианист Борис Фрумкин… Кстати, с Борисом вообще занятное совпадение вышло — еще в Лефортово мы учились вместе, только в параллельных классах, но о его увлеченности музыкой я не подозревал. Хотя и сама музыка меня тогда не особо привлекала. И вот встретившись через несколько лет в кафе, мы начали дружить и активно общаться. Фрумкин сейчас в США живет, однажды даже встречался с ним.