Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 9



Дмитрий Глуховский

Метро 2035

"Я собираюсь поставить привычный и знакомый многим мир "Метро" с ног на голову, так что тех, кто читал "Метро 2033", ждёт масса открытий. А тех, кто начинает с "Метро 2035", — остросюжетный роман, который не даст им соскучиться…"

Дмитрий Глуховский

ГЛАВА 1. ТУТ МОСКВА

— Нельзя, Артем.

— Открывай. Открывай, говорю.

— Начстанции сказал… Сказал, не выпускать никого.

— Ты за идиота меня, что ли? Кого — никого? Кого это — «никого»?

— У меня — приказ! С целью защиты станции… От облучения… Не

открывать. Приказ у меня. Понимаешь?!

— Тебе Сухой приказ дал? Тебе мой отчим такой приказ дал? Открывай

давай.

— Мне же по шапке из-‐за тебя, Артем…

— Ну я сам тогда, если ты не можешь…

— Алло… Сансеич… Да, на пост… Тут Артем… Ваш. А что я с ним сделаю-‐то?

Да. Ждем.

— Настучал, а? Молодец, Никицка. Настучал. Отвали! Я открою все равно.

Все р-‐равно пойду!

Но выскочили из караулки еще двое, втиснулись между Артемом и

дверью, стали мягко толкать его, жалея. Артем — легкий, высохший, под

глазами круги — с часовыми управиться не мог, хоть драться никто с ним и не

собирался. Стали сползаться любопытные: чумазые мальчишки с волосами

прозрачными, как стекло, одутловатые хозяйки с руками синими и стальными

от бесконечной стирки в ледяной воде, усталые и готовые на что угодно

бездумно пялиться фермеры из правого туннеля. Шептались. Смотрели на

Артема и как бы мимо; на лицах было у них — черт разберет что.

— И все ходит и ходит. Что ходить-‐то?

— Ага. И дверь каждый раз нараспашку. А оттуда сифонит, между прочим,

сверху-‐то! Окаянный…

— Слушай, нельзя же… Нельзя так про него. Он все-‐таки… Всех нас. Спас

же. Детей твоих вот.

— Спас, ага. А теперь что? Он для этого спасал их, что ль то? И сам рентген

хавает, и нас всех тут… За компанию.

— За хер ему туда, главное? Было бы хоть что! Для чего!

Но вот среди всех этих лиц появилось одно: главное. Усы заброшены,

волосы — жидкие уже и все седые — мостом перекинуты через плешь. Но лицо

вычерчено одними прямыми линиями; никаких скруглений. И остальное в

нем — жесткое, резиновое, не прожевать, словно взяли человека и провялили

заживо. Голос вялили тоже.

— Разойтись всем. Слышали?

— Вон Сухой. Сухой пришел. Пускай забирает своего.

— Дядь Саш…

— Опять ты, Артем? Мы говорили же с тобой…

— Открой, дядь Саш.

— Разошлись, кому сказано! Нечего глазеть тут! А ты — ‐ пойдем.

Артем вместо этого сел на пол, на отполированный холодный гранит.

Прислонился к стене спиной.

— Хватит, — одними губами, беззвучно, обозначил Сухой. — ‐ Люди и так

шепчутся.

— Мне надо. Я должен.

— Там ничего нет! Ничего! Нечего там искать!

— Я же говорил тебе, дядя Саш.

— Никита! Ты-‐то что зеваешь? Давай, проводи граждан!

— Есть, Сансеич. Так, кому тут приглашения отдельные? Шевели,

шевели… — ‐ затараторил Никицка, сгребая толпу.

— Ерунду ты говорил. Послушай… — ‐ Сухой выпустил надувавший его

воздух, обмяк, сморщился, опустился рядом с Артемом. — Ты же

гробишь себя. Думаешь, этот костюм от фона тебя спасет? Да он как

решето! От платья ситцевого толку больше!

— И что?

— Сталкеры столько не поднимаются, сколько ты… Каждый день же

почти! Ты дозу-‐то пробовал считать? Ну ты жить хочешь или сдохнуть?

— Я уверен. Что. Слышал это.

— А я уверен, что тебе причудилось. Некому там сигналы слать. Некому,

Артем! Сколько я тебе говорить должен? Никого не осталось. Ничего,

кроме Москвы. Кроме нас тут.

— Не верю.



— Да мне, думаешь, дело есть, во что ты там веришь, а во что нет?! А вот

если у тебя волосы выпадут, до этого есть! Если кровью ссать будешь,

до этого — есть! Ты хочешь, чтобы хрен у тебя отсох?!

Артем пожал плечами. Помолчал, взвешивая. Сухой ждал.

— Я слышал это. Тогда, на башне. У Ульмана в рации.

— А кроме тебя никто не слышал. За все время, сколько ни слушали.

Пустой эфир. И что?

— И я пошел наверх, вот что. Вот и все.

Артем поднялся на ноги, распрямил спину.

— Я внуков хочу, — сказал ему снизу Сухой.

— Чтобы они тут жили? В подземелье?

— В метро, — поправил его Сухой.

— В метро, — согласился Артем.

— И нормально они тут проживут. Хотя бы родятся. А так…

— Скажи им, чтобы открыли, дядь Саш.

Сухой смотрел в пол. В черный блестящий гранит. Что-‐то там, видно, было.

— Ты слышал, что люди говорят? Что крыша у тебя поехала. Тогда, на

башне.

Артем скривил улыбку.

Набрал воздуха.

— Чтобы внуки были, знаешь что надо было, дядя Саш? Надо было детей

своих рожать. Ими бы и командовал. И внуки бы на тебя тогда были

похожи, а не хер знает на кого.

Сухой зажмурился. Протикала секунда.

— Никита, открой ему. Пускай валит. Пускай околеет. Насрать.

Никицка послушался молча. Артем удовлетворенно кивнул.

— Скоро вернусь, — сказал он Сухому уже из буфера.

Тот по стенке поднялся, обернул к Артему сутулую спину и зашаркал

прочь, полируя гранит.

Грохнула дверь буфера, запираясь. Зажглась ярко-‐белая лампочка под

потолком, двадцать пять лет гарантии, слабым зимним солнцем отразилась в

грязном кафеле, которым в буфере все было обложено, кроме одной железной

стены. Пластиковый стул рваный — отдышаться или ботинки зашнуровать, на

крючке — поникший костюм химзащиты, в полу — сток, и шланг резиновый

торчал — для деактивации. В углу еще ранец стоял армейский. И трубка синяя

висела на стене, как от телефона-‐автомата.

Артем влез в костюм — просторный, как чужой. Достал из сумки

противогаз. Растянул резину, напялил ее, поморгал, привыкая смотреть через

круглые туманные окошки. Снял трубку.

— Готов.

Заскрежетало надрывно, и железная стена — не стена, а гермоворота — ‐

поползла вверх. Снаружи дохнуло стылым и сырым. Артем поежился зябко.

Взвалил на плечи ранец — тяжелый, будто человека себе на закорки посадил.

Вверх уводили истертые и скользкие ступени бесконечного эскалатора.

Станция метро ВДНХ — шестьдесят метров под землей. Как раз достаточная

глубина, чтобы авиабомбы не колыхали. Конечно, если бы ядерная

боеголовка ударила в Москву, был бы тут котлован, залитый застывшим

стеклом. Но боеголовки все были перехвачены противоракетами высоко над

городом; на землю дождем шли только их обломки — лучащиеся, но

взорваться не умеющие. Поэтому Москва стояла почти целая, и даже похожая

на себя прежнюю — как мумия похожа на царя, когда тот жив был. Руки на

месте, ноги на месте; улыбка…

А у других городов противоракетной обороны не было.

Артем крякнул, подсаживая ранец поудобней, воровато перекрестился,

запустил большие пальцы под слишком свободные ремни, чтобы потуже, и

пошел вверх.

По железу Артемовой каски стучал дождь, гулко стучал, казалось, в самую

голову ему. Болотные сапоги топли в грязи, ржа ручьями откуда-‐то сверху

бежала куда-‐то вниз, на небе было навалено облаков — не продохнуть, и дома

пустые стояли вокруг, все поглоданные временем. Ни души в этом городе не

было. Двадцать лет уже как — ни души.

Сквозь аллею, составленную из сырых лысых коряг, виднелась громадная

арка входа на ВДНХ, в кунсткамеру с химерами. Там по поддельным античным

храмам были рассажены эмбрионы надежд на будущее величие. Величие

должно было наступить скоро: завтра. Только вот само завтра не наступило.

Гиблое место — ВДНХ.