Ответная месть

— Не знаю. Давай бросим этот разговор, ладно?

— Наша с тобой проблема называется «сексуальный антагонизм», — с усилием выговорила она. — Сексуальное напряжение между нами создает множество трудностей. Поэтому нам нужно устранить его.

Он пристально смотрел на Дэйну.

— Бог мой, да ты непростая штучка, ты знаешь это? — Страйкер был потрясен как ее откровенностью, так и сознанием того, что на каждом шагу она оказывается права.

Ведь ему действительно хотелось подавить ее — с того самого момента, как она вошла в его кабинет. Хотя бы для того, чтобы она заткнулась.

— Однако это правда, не так ли?

— Представляю, что очень немногие отказались бы лечь с тобой в постель, — сказал Страйкер. — Я просто не того сорта парень, чтобы…

— Не будь смешным, — перебила она. — Я всего лишь пытаюсь прояснить ситуацию.

— Ситуация проста: я люблю другую, — признался он неловко.

— Понимаю.

— Скажи-ка: ты всегда работаешь таким образом? — спросил он. — Ты что, такая раскрепощенная особа, о которых пишут в журналах: бац, бац, как насчет секса?

— Нет. Я не такая. И я не обязательно говорю «как насчет». Но работать вместе было бы гораздо проще, если бы мы знали мотивы поведения друг друга…

— Но я не желаю, чтобы мои мотивы были известны кому-то другому… — выпалил Страйкер. Его голос с каждым словом звучал все менее уверенно, и закончил он шепотом: — Мне не нужны эти заботы, мне не нужны лишние сложности, мне не нужно тебя в постели.

— Лжец. Я хочу тебя — и ты хочешь меня. Но это не означает, что мы должны непременно что-то с этим делать; тем не менее наша внешняя инертность не устраняет желания. И тут нечего стыдиться, ты сам знаешь. — Она обнаружила, что тоже перешла на шепот — и удивилась, почему. Их никто не мог услышать.

— Спасибо за комплимент — но все, чего я хочу, — раскрыть теперешний случай. И давай сразу договоримся на этот счет, о'кей? Вот и все… — Он все еще отчаянно высматривал официантку. Или официанта. Или хотя бы водопроводчика. Или архитектора. Хоть кого-нибудь.

Дэйна откинулась на спинку стула и холодно посмотрела на него.

— Вот и все… Но тогда ночью, в отеле, это не было все… Я видела по твоим глазам. И я почувствовала это через весь зал, как только ты вошел. Но ты не сделал шага мне навстречу, не поддался своим желаниям… почему? — Ее жгло воспоминание о том, как она вернулась в свою комнату одна, взвинченная желанием — и совершенно неудовлетворенная. Они проговорили тогда более получаса, а затем он ушел, сказав, что ему нужно выспаться; он должен быть в форме, переварить информацию, которую она привезла из Вашингтона. Неужели он не знает о силе впечатления, которое производит на женщин? Или только на нее он так влияет?

— То, что ты увидела в моих глазах, было не желание, нет… это были злоба и ревность, — он прямо взглянул на нее. — Я перед этим разругался с Кейт по телефону, и, когда ты позвонила, мне как раз хотелось… выйти из дому. — Он вспыхнул, посмотрел на свою тарелку, на свои руки, сжатые в кулаки, и медленно разжал их. — Может быть, ты права. Да, о'кей, ты права. Все было передо мной: и ты, и ночь, и музыка, и комната в отеле — все поднесено на тарелочке. Ты была красива и восхитительна: я желал тебя. Но — не мог сделать последний шаг. Не хотел. И не по той причине, что ты думаешь. Я просто не хотел причинять боль Кейт.

— Понимаю. — Дэйна была шокирована его откровенностью, но и возбуждена. У нее осталось впечатление, что она побывала в опасной переделке, но выжила. — Твоя Кейт, должно быть, потрясающая женщина.

— Это так. Она могла бы преподнести тебе урок: как быть женщиной. — Ему не хотелось говорить так резко, но…

— Мне не нужны уроки на этот счет, — возмутилась Дэйна. — Я женщина, всю жизнь женщина — и мне это не нравится. Женщин оскорбляют, унижают, ранят на каждом шагу. Их всегда не щадили. Вот отчего я решила раз и навсегда играть с мужчинами в свою игру. Это много легче.

— В самом деле? Не видно, чтобы ты была счастлива в своей игре.

— С чего мне быть счастливой? Я просто не рискую, если игра не наверняка.

Страйкер кивнул.

— Но разве ты не понимаешь? Несмотря на мой победоносный вид и суперменские манеры, я простой и честный парень. Возбуждаешь ли ты меня? Да. Желаю ли я быть с тобой? Нет. Поэтому и злюсь.

Прости меня. У меня есть иные заботы, и риска в моей жизни хватает. Полагаю, и ты думала не раз о риске. Обычно женщина решает, отвергнуть ли мужчину. Но если уж ты решила стать по другую сторону сетки — ты должна принять возможность поражения. Где-то победила — где-то проиграла. Если этот самый сексуальный антагонизм вынуждает нас вцепиться в глотку друг другу — ладно… Ты права, нужно знать об этом, но если мы даже отдаем себе отчет в происходящем, — что мы можем переменить? Значит, нужно делать то, что мы должны делать, — и стараться быть вежливыми друг с другом.

— Я и не думала, что такие мужчины еще существуют, — тихо сказала Дэйна.

— Да, мы существуем, — раздраженно бросил Страйкер. — Может, это любовь, а может, просто малая подвижность — кто знает? Но мы все время загоняем в угол прекрасных женщин. Забиваем их лопатой, крича при этом: «Верность — и только верность». Весьма истощает нервную систему… Так ты что — едешь на работу или собираешься соблазнить здесь еще нескольких мужчин?

К удивлению обоих, из ее глаз хлынули слезы.

— Это несправедливо, — пожаловалась она. — Я не такая… и никогда такой не была…

Он серьезно смотрел на нее.

— Тогда прости, — сказал он, помолчав. Он действительно испытывал чувство вины. Голос его был тихим и чуть грустным. — Из того, что ты говорила, я понял: я для тебя — очередная ступенька к победе.

Она схватила свою сумочку и, уже сделав несколько шагов к выходу, обернулась:

— И я так подумала про тебя, черт возьми.

Страйкер вернулся в участок, Тос и Нилсон рассказали ему о своей беседе с Чином.

— Меррили Трэск — совершенно иная жертва по сравнению с прочими, — сказал Тос. — Это лишь осложняет дело. Я все время подозреваю, а не принадлежали ли они все к какой-то секретной организации или что-то в этом роде. К какому-нибудь культу.

— И что, есть основания? — спросил Страйкер.

— Нет, все же нет, — Нилсон покачал головой. — Как говорит Тос, все они — совершенно разные типы. Рэндолф был идеалистом; Сантоза — наивный новичок, Трэск — боевая лошадь, Ентол — весельчак, а Хоторн — «человек-оркестр». Они ничего не имеют общего, по крайней мере как личности; и, похоже, ничего общего у них не было в плане сексуальной жизни. Я думаю, в этих убийствах — выбор жертвы случаен. Иначе что еще может быть?

— Не знаю, — отозвался Страйкер. — Бог мой, я действительно не знаю.

— Почему тогда не принять версию, что перед нами — цепь случайных убийств, и танцевать отсюда?

— Потому что некуда танцевать, нет направления, — сказал Страйкер. — Думаю, именно работая над каждой версией в отдельности, мы наткнемся на что-то стоящее. Давайте сначала: кто ведет список психов?

Он выглядел усталым, озабоченным, и волосы его уже с утра были взъерошены.

— Джейк Чейз и Джо Камински, — ответил Тос. Послышался шум в коридоре. — Вот и они.

Страйкер подошел к двери и выглянул; раздраженно спросил:

— Где карточка психов?

Вошел высокий чернокожий полицейский, присел возле стола; ответил:

— Я с ними еще не говорил.

— Ты и не должен был, — заметил Страйкер.

Чейз был обречен оказываться в центре всех несчастий. Большие и малые — если где-то возникала проблема, Чейз тут как тут. Иногда, правда, не без выгоды для себя — как доказывало его продвижение по службе.

— Есть какие-то версии?

— Одна-две, — ответил Чейз, вставая с руками, полными бумаг. — Если подумать, можно выйти на двадцать-тридцать человек. Джо и Стэн Фелтцер проверяют их. Я сегодня утром отвез Кейзи к врачу: кажется, я стану папашей.

— Оплошность? — усмехнулся Страйкер.