Страница 90 из 151
Алексей Комнин, племянник императора Исаака Комнина, был одним из виднейших византийских феодалов. Его поддерживали представители самыхзнатных фамилий, в том числе Дуки, в свое время способствовавшие возвышению Вотаниата: Алексей был женат на Ирине, внучке кесаря Иоанна, а императрица Мария усыновила его. Еще до переворота Мария заключила с Алексеем соглашение, гарантировавшее ее сыну Константину Дуке права соправителя и соответствующие почести54. Алексея поддерживал знатный род Палеологов, армянские и грузинские феодалы, жившие при константинопольском дворе, командиры наемников; армия боготворила своего отважного полководца.
В феврале 1081 г. Алексей вместе с братом Исааком покинул Константинополь и отправился во Фракию, в местечко Цурул, которое становится опорной базой мятежа. Сюда съезжаются сторонники Комнинов, стягивается войско; здесь Алексея провозглашают императором. Таким образом, в отличие от своего дяди, опиравшегося на малоазийские фемы, Алексей наступал из Фракии, где теперь находился оплот феодальной аристократии55. Из Цурула войско Комнинов медленно двинулось к столице. Тем временем Алексей вел переговоры с наместниками провинций и с провинциальными магнатами, в том числе с Мелиссином. Послы Мелиссина предлагали разделить империю на две части: востоком должен был управлять Мелиссин, западом — Алексей. Иными словами, провинциальная знать ставила вопрос о раздроблении государства, которое, казалось, и так фактически распадается на части56. Однако Алексей добился компромиссного решения: Мелиссин получал титул кесаря и Фессалонику, «для жительства» (εις χατοιχιαν), как говорит Зонара57, т. е., по-видимому, в лен.
В конце марта 1081 г. войска Комнинов появились у константинопольских стен. Вотаниат в полной растерянности думал о бегстве; город охраняли ненадежные отряды немецких наемников и плебс, имевший все основания бояться вторжения феодальных дружин. Сопротивление оказалось недолгим; подкупив стражу, Георгий Палеолог с отрядом воинов проник внутрь стен и отворил ворота. Победа Алексея Комнина была ознаменована насилиями и грабежами. По словам Зонары, все войско Комнинов, а особенно фракийцы и македонцы, вело себя не лучше неприятеля: солдаты бесчестили девушек и замужних женщин, грабили храмы, синклитиков стаскивали с мулов и раздевали тут же на улицах58. Даже Анна Комнина, дочь узурпатора, должна признать, что свои, не краснея, поступали словно варвары59: грабили и убивали. Старый император отрекся от престола и, подобно своему предшественнику, принял монашество. Рассказывают, что он даже не жалел об этом и жаловался только, что отныне ему придется воздерживаться от мясной пищи. 4 апреля 1081 г. Алексей Комнин был официально провозглашен императором.
События 1057—1081 гг. знаменовали политический кризис Византийского государства. Разгромленная сельджуками, теснимая норманнами, ослабленная междоусобной борьбой, империя, казалось, полностью потеряла прежний престиж; ей оставалось только ждать завоевателя. Мы увидим дальше, что это впечатление обманчиво: еще около столетия Византия продолжала стоять в ряду великих держав средневековой Европы.
На протяжении третьей четверти XI в. византийские политические деятели не раз предпринимали попытки реформ; все они — от Исаака Комнина до Никифорицы — стремились не к разрушению централизованного государственного аппарата, а к его укреплению. Даже провинциальные феодалы, добравшись до константинопольского престола, превращались в защитников централизации.
Глава 12. ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ АРИСТОКРАТИЯ У ВЛАСТИ. ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА ПЕРВЫХ КОМНИНОВ
Когда в 1081 г. Алексей Комнин пришел к власти, положение империи было критическим: один за другим вспыхивали феодальные мятежи, казна опустела, а со всех сторон наступали опасные враги. Сельджукские полчища затопили Малую Азию, и их набеги становились тем более грозными, что византийские крестьяне поддерживали турок. Придунайские провинции были открыты для вторжений печенегов. Роберт Гвискар готовил нападение на Грецию и мечтал об императорском троне. И все-таки Византия не пала. Более того, к середине XII в. она превратилась в сильное государство, сумевшее остановить продвижение турок и нанести им серьезные поражения; ее позиции на Балканах были упрочены, и даже венгерский король признал себя вассалом империи; император вмешивался в итальянскую политику. Византия в XII в. поражала западных путешественников богатством своей казны, пышностью одеяний, искусством ювелиров и ткачей.
Что же произошло? На какие силы смогла опереться династия Комнинов, добившаяся пусть кратковременного, но все же упрочения позиций империи? Неужели разгадку этих событий нужно искать только в уме, энергии и дипломатическом искусстве первых трех императоров этой династии
— Алексея I (1081—1118), Иоанна II (1118—1143) и Мануила I (1143—1180) 1, которых хронисты, ораторы и поэты единодушно превозносят как неутомимых воинов, чья жизнь протекала не в покоях Большого дворца, но в трудных походах, когда приходилось продираться сквозь заросли, пересекать опаленные солнцем степи и ночевать подоткрытым небом?
Первые три Комнина были одаренными политическими деятелями. Но их успех — не столько плод их ума и энергии, сколько результат влияния определенных социальных сил, выдвинувших и поддержавших новую династию. Правительство Алексея I выступало против тех социальных кругов, которые привели к власти Никифора III, — против высшей провинциальной аристократии. Многие постановления своего предшественника Алексей сразу же отменил. Старые аристократические роды — Склиры, Фоки, Аргиры, Курку асы — сошли со сцены. Их разорение было ускорено сельджукским натиском и завоеванием Малой Азии, где располагались их основные владения; их политический престиж был подорван Василием II и его преемниками. Комнины ничего не сделали для них: если верить Зонаре, Алексей не оказывал покровительства знатным родам2, а по словам Феофилакта Болгарского, владения многих архонтов были конфискованы3. Преемники Алексея продолжали его политику: в частности, в XII в. сокращаются раздачи экскуссионных грамот, которые так щедро жаловал Никифор III, да и сам Алексей в начале царствования. Но Алексей ни в коей мере не выражал интересов столичной чиновничьей знати, идеологом которой некогда был Пселл: к концу XI в. старая византийская бюрократическая централизация отчетливо обнаружила свои язвы; стало ясно, что она уже изжила себя.
Характеризуя особенности политики Алексея, Зонара писал, что этот император стремился изменить старые государственные порядки: «Он выполнял свои функции не как общественные (χοινα) или государственные (δημοσια), а в себе видел не управителя, ногосподина, считая и называя империю собственным домом (οιχος οιχετος)4. Действительно, развивая тенденции, наметившиеся уже при Исааке Комнине и Романе Диогене, Алексей и его преемники рассматривали как материальный оплот императорской власти домениальные земли, а также владения обширного клана Комнинов и их ближайших родственников, тогда как прежде материальную базу византийского государства составляли преимущественно налоги, поступавшие со всех территорий империи.
Алексей награждал своих родичей обильными выдачами из казны и ежегодной рентой; им перешли неисчислимые богатства, их поместья напоминали города, у них была свита, какую прилично заводить царям, а не частным лицам5. Браг Алексея Исаак Комнин имел своих проноитов, собиравших в пользу Исаака налоги на обширной территории6. Точно так же другому брату императора, Адриану, поступали налоги с разных частей страны, в том числе с Афонского полуострова7. Обширные владения были у сына Алексея Исаака; часть его поместий перешла впоследствии монастырю богородицы Спасительницы мира: Исааку принадлежали крепости, села, рынки, корабли; в его владениях жили вассалы, обязанные выполнять военную службу8. В стихах, обращенных к новорожденному Алексею, одному из многочисленных внуков Иоанна II, Продром описывает богатство этого еще лежавшего в пеленках аристократа: прекрасные земли, с которых поступали подати, высокие дворцы и толпы вассалов9.