Адмирал Нельсон

«И то же самое в отношении Швеции», гласил приказ. «Те же меры, которые предусмотрены в отношении судов и портов России... нужно применять и к шведским судам и портам», если Швеция будет упорствовать (24). Приказ был отдан от имени короля и подписан тремя членами коллегии адмиралтейства: Сент-Винсентом, Трубриджем и Маркхэмом.

Читатель, несомненно, отметил, что военные действия против России, Дании и Швеции предпринимались без объявления им войны, т. е. вероломно.

Нельсон занимался тактической стороной операции, а заодно пытался наладить нормальные отношения с Паркером. Как-то один из офицеров поймал палтуса. Нельсон знал, что Паркер любит вкусно поесть, и послал ему палтуса в подарок. Подарок Паркер принял с благодарностью, а вечером пригласил Нельсона к себе на обед. Постепенно отношения налаживались.

В то время, когда эскадра находилась вблизи Хельсингёра (Эльсинора), расположенного у входа из пролива Каттегат в пролив Эресунн (Зунд), туда прибыли Ванситтарт вместе с поверенным в делах Англии при датском дворе. Они привезли плохие известия. Дипломатическими средствами оторвать Данию от «вооруженного нейтралитета» не удалось. Датчане, решившись не порывать с союзом, принимали энергичные меры для обороны Копенгагена. Оба дипломата своими глазами видели, как росли не по дням, а по часам укрепления для защиты датской столицы с моря.

Конечно, Нельсон неоднократно обсуждал стратегию и тактику похода с Паркером и раньше, но 24 марта он изложил свои соображения в меморандуме. Суть этого важного для оценки мышления Нельсона документа, занимающего несколько страниц, сводится к следующему: «Чем больше я размышляю,— писал Нельсон Паркеру,— тем больше укрепляюсь во мнении, что ни минуты нельзя медлить с атакой противника. С каждым днем, с каждым часом он становится сильнее. Мы никогда не будем в лучшем положении, чтобы напасть на него, чем сейчас. Единственное, над чем я задумываюсь, это как добраться до противника с минимальным риском для наших кораблей». И дальше уже целиком в своем стиле: «Я придерживаюсь мнения, что самые смелые действия являются максимально безопасными» (25).

По мере роста своей славы Нельсон усваивал возвышенный высокопарный стиль в разговорах с коллегами, в письмах к ним. Он писал адмиралу Паркеру, как если бы был королем, премьер-министром или хотя бы первым лордом адмиралтейства: «Итак, Вам доверена почти вся безопасность и, уж наверняка, честь Англии. На Вашу долю выпало больше, чем выпадало на долю какого-либо британского офицера когда-либо ранее. От Вашего решения зависит, упадет ли наша страна в глазах Европы или она еще выше подымет голову» (26).

Меморандум Нельсона следует оценивать, однако, не по напыщенности стиля, а по ясности и разумности стратегического замысла кампании, изложенного в нем. Весь меморандум, да и фразы об исторической ответственности Паркера призваны были расшевелить, активизировать главнокомандующего и, конечно, убедить его в правильности стратегического замысла Нельсона. «Во всей его переписке,— замечает А. Т. Мэхэн,— видны постоянные следы его мыслительной деятельности и неизменной точности его умозаключений в вопросах военного дела; но обыкновенно о его логике и принципах можно судить лишь по его действиям. В рассматриваемом же случае его воззрения и тот образ действий, которого он держался бы, если бы был хозяином положения, сформулированы им самим...» (27).

Нельсон предлагал Паркеру смелый план: пройти мимо Копенгагена и вначале расправиться с Россией и затем уж заняться Данией. «Предположим, что мы прошли бы через Большой Бельт, при ветре сначала западном. Не было ли бы тогда возможности направиться со всем флотом или с отрядом из десяти двух- и трехпалубных кораблей при одном бомбардирском судне и двух брандерах в Ревель для уничтожения там русской эскадры? Я не вижу большого риска в отделении такого отряда и в попытке затем добиться результата в Копенгагене с остальными судами» (28).

План Нельсона вытекал из его убеждения, что Россия является основой коалиции северных стран. Он был связан и с тем, что датчане избрали тактику пассивной обороны у стен своей столицы. Однако адмирал Паркер не хотел идти на риск и принял решение «не оставлять в тылу эскадры враждебную Данию» (29). Ей следовало нанести первый удар.

Нельсона не случайно беспокоил вопрос, как добраться до противника. Географические условия очень затрудняли действия англичан. Им надлежало из Северного моря пройти через пролив Скагеррак, печально славившийся у моряков частыми кораблекрушениями, и, обогнув северную оконечность полуострова Ютландия, войти в широкий пролив Каттегат. На юге пролив замыкается большим островом Зеландия, на котором и расположена столица Дании, и островом поменьше — Фгон, Дальше путь англичан лежал с севера на юг. Достичь Балтики можно было одним из трех проливов. Малый Бельт, отделяющий остров Фюн от Ютландии, эскадра не могла выбрать потому, что он вообще трудно проходим, а для крупных судов тем более. Большой Бельт безопаснее, но и он таил сложности для судоходства, которые англичане еще не преодолевали. Они обычно предпочитали пролив Зунд, между островом Зеландия и южной оконечностью Швеции,— наиболее спокойную и короткую дорогу до Копенгагена. Однако все достоинства пролива Зунд перечеркивались тем, что в самом узком месте, при входе в Зунд из Каттегата, у датчан стоял замок, служивший и крепостью, и государственной тюрьмой, и дворцом. Цитадель Хельсингёр (Эльсинор) приобрела мировую известность благодаря Шекспиру: именно здесь страдал Гамлет. Напротив Хельсингёра на шведском берегу находилась крепость Хельсингборг. Если бы корабли англичан попытались пройти на юг через Зунд, то их накрыли бы ядра из пушек обеих крепостей. Сколько судов при этом было бы повреждено и выведено из строя, никто предвидеть не мог.

Эскадра стояла у входа в Зунд. Командование не могло решиться, каким проливом идти. Заранее взятые лоцманы с торговых судов, ходивших в балтийские порты, совершенно непредвиденно растерялись: ведь теперь им предстояло указывать путь кораблям совсем других размеров, шедших с другими задачами. Нельсон высказывался за то, чтобы прорываться в Зунд под пушками Хельсингёра. Паркер долго колебался, но в конце концов согласился.

Прежде, однако, Паркер направил парламентера к губернатору Хельсингёра с запросом: будет ли тот стрелять, если английская эскадра пойдет по проливу. Губернатор ответил, что будет. Корабли английской эскадры, выстроившись в линию, пошли через пролив. Батареи Хельсингёра открыли огонь, однако ядра не достигали' судов. Тут же англичане заметили, что шведский берег молчит, и взяли поближе к нему. Корабли оказались вне опасности (30).

Шведские власти не отважились стрелять по английским судам. Да и стрелять им было, по существу, нечем: в Хельсингборге стояла одна батарея из восьми орудий легкого калибра.

Прорыв в Зунд прошел легче, чем английское командование предполагало. Некоторые английские суда, дав несколько залпов по Хельсингёру, убили двоих и 15 ранили. Англичане от огня противника потерь не понесли. Правда, на одном корабле при выстреле разорвало пушку, из-за чего семь человек были убиты и ранены (31).

Пройдя примерно 20 миль по проливу на юг, англичане увидели шпили Копенгагена. Здесь Зунд значительно расширился; Копенгаген на его западном берегу и город Мальме на побережье Швеции отделяло миль 15. Примерно посередине пролива лежал остров Сальтгольм. Английской эскадре предстояло действовать между островом и районом Копенгагена. Пролив между Сальтгольмом и Копенгагеном четко разграничивался четырьмя полосами. У Копенгагена шла полоса мелководья, где крупные корабли не могли пройти. За ней простирался сравнительно узкий, но достаточно глубокий так называемый «королевский фарватер», пригодный для любых судов. С востока его ограничивала большая песчаная отмель длиной в 3 мили и довольно широкая — так называемая «миддель грунд». Между отмелью и островом Сальтгольм проходил «голландский фарватер», как и «королевский», пригодный для любых судов.