Страница 11 из 65
Он бы охотно оставил в Пекине и Карлебаха, если бы старый ученый наотрез не отказался покинуть свое «законное место» в отряде. «Я кое-что знаю об этих тварях, Джейми, — заявил он. — Я изучал их десятилетиями». Он стал более властным после смерти «матушки» Карлебах, крохотной сутулой женщины, которая много лет назад приняла у себя дома студента, впервые оказавшегося в старом пражском гетто. Она говорила только на идише, но по праву считалась выдающимся ученым. Насколько Эшер мог заключить по редким письмам от Карлебаха, после смерти жены, наступившей десять лет назад, старик все больше и больше полагался на своих учеников, время от времени приближая к себе то одного, то другого, как некогда он приблизил самого Эшера, и отдавая им предпочтение перед родственниками, с которыми у него не было ничего общего.
Последним из этих «приемных сыновей» стал молодой венгр, с равным пылом отдававшийся изучению фольклора и попыткам исправить то зло, которое его народу причинила Австрия. Его имя — Матьяш Ураи — внезапно исчезло со страниц писем, и за время путешествия Карлебах ни разу не упомянул его. Эшер подумал, что Ураи покинул учителя ради Идеи, точно так же, как и он сам, Джеймс Эшер, некогда ушел, чтобы послужить королеве и стране…
А затем связался с вампиром.
Интересно, отправился бы Карлебах в Китай, будь его жена жива? Не чувствуй он себя таким одиноким и покинутым?
Он посмотрел на своего бывшего учителя, который сейчас понукал костлявую кобылку, заставляя ее держаться рядом с конем сержанта, и спросил:
— Чем еще опасны эти горы, кроме обозленных туземцев?
— Вы про медведей и прочее в том же духе, сэр? — оба солдата посмотрели на него с недоумением, хотя младший из них, Барклей, бросил встревоженный взгляд на двуствольный дробовик, который Карлебах вез пристегнутым к седлу. — Не-ет, никаких медведей тут не водится уже лет сто как.
А Гиббс добавил:
— Вряд ли нам понадобится тяжелая артиллерия, сэр.
— А! — Карлебах похлопал рукой по маслянисто поблескивавшему цевью. — Всякое может случиться.
На дробовике стояло клеймо Курца, одного из лучших оружейников Праги. Эшер отметил особую форму курка и спускового крючка, приспособленную под изувеченные артритом пальцы старика. Шесть недель, проведенных на борту корабля, он наблюдал, как его наставник упражняется в обращении с этим внушающим страх оружием, и знал, что все патроны, оттягивающие карманы старой порыжевшей куртки, заряжены не свинцовой, но серебряной дробью, которой хватит, чтобы порвать на куски и человека, и вампира.
В карманах Карлебаха нашлось место и дюжине флаконов с растворами, рецепты которых он почерпнул из гримуаров: смесь нитрата серебра с чесноком, боярышником, аконитом и морозником должна была отпугнуть вампиров.
— Не беспокойтесь, сэр, — жизнерадостно заявил старший из солдат. — Доставим вас на место в целости и сохранности.
Внимание Эшера привлекло какое-то движение в ветвях деревьев, росших внизу по склону, но стоило ему присмотреться, как все затихло.
Деревушка Минлян лежала примерно в четырех милях от Юндинхэ, там, где небольшая теснина, расширяясь, выходила к подножью горного кряжа. Над лабиринтом серых глинобитных сыхэюаней, разделенных узкими кривыми улочками, возвышалось здание лютеранской миссии. Поднимаясь по склону, Эшер заметил, что многие из домов давно опустели. За обвалившимися воротами виднелись дворики, занесенные пылью многих зим. Часть лавок стояла закрытой.
Однако крохотные рисовые и просяные поля, уступами поднимавшиеся вдоль ручья, щетинились осенним жнивьем; землю здесь по-прежнему возделывали, не давая прийти в запустение. От воды тянуло речной свежестью и ароматом сосен, со стороны деревни доносились запахи курятника, хлева и дыма. В рощице какой-то мужчина проверял силки; стоило ему заметить небольшой отряд, появившийся из-за последнего поворота, как он бросился бежать по кривым улицам к аккуратному кирпичному зданию рядом с белой церковью, выкрикивая на ходу: «Тай-тай! Тай-тай!»
Вышедшая из дома женщина — Кристина Бауэр, если это была она — заслонила глаза рукой от солнца.
Эшер спешился и снял шляпу:
— Доктор Бауэр, если не ошибаюсь?
— Да, это я.
Она говорила с певучим баварским акцентом, глотая звуки.
— Разрешите представиться, — он протянул ей рекомендательное письмо, полученное прошлым утром от сэра Джона Джордана. — Меня зовут Джеймс Эшер, я профессор Нового колледжа в Оксфорде. Мой коллега, доктор Карлебах из Праги.
Сержант Уиллард спрыгнул с лошади, помог Карлебаху спешиться и подвел его к Эшеру. Старик протянул женщине руку:
— Gnädige Frau …
Останься доктор Бауэр в Германии, сейчас она была бы грузной домохозяйкой, окруженной внуками. Китай сделал ее тело поджарым, высушил и покрыл коричневым загаром некогда розовую кожу, но не смог изменить ни доставшихся от предков широких бедер и плеч, ни спокойного взгляда улыбчивых глаз, в которых отражался мир ее сердца.
— Мы хотели бы поговорить о существе, которое вы обнаружили прошлой весной в горах, — сказал Эшер. — Том самом, которое местные жители назвали яогуай, демоном.
Женщина закрыла глаза. Из ее груди вырвался вздох облегчения:
— Du Gott Allmächtig.[8] Все-таки мне поверили.
Карлебах нахмурился:
— Разве останки никого не убедили?
— Останки? — она повернулась к нему, вскинув брови. — В том-то и дело, герр профессор. Останки исчезли. А без них никто не поверит… Да и с чего бы? Но из-за этого мы лишены помощи.
— Помощи?
Взгляд Карлебаха изменился. Теперь в нем читались настороженность и готовность.
Он не удивлен, подумал Эшер. И даже не напуган. Словно ожидал чего-то подобного.
Уже зная ответ, он сказал:
— Вы снова видели их.
5
— Здесь все, что осталось.
Зайдя в расположенное в задней части лечебницы помещение, фрау Бауэр прикрыла дверь, затем подошла к единственному окну, за которым виднелась рощица, и закрыла ставни, погрузив комнату в сумрак. На женщине было поношенное платье, явно с чужого плеча — на это указывали выпущенные швы со следами прежних сгибов. Где-то в Германии прихожане на еженедельных встречах вслух читали ее письма и собирали одежду для нее и ее подопечных.
— Когда тело принесли, оно весило семьдесят килограмм. В целом сходство с человеком — homo sapiens sapiens — было очевидным, на нем даже была одежда, скорее всего, украденная у ополченцев, — она чиркнула спичкой и зажгла свечу в оловянном подсвечнике.
Лидия была права. Нужно будет как можно скорее привезти ее сюда.
— Только через два дня после вскрытия я поняла, что солнечный свет разрушает его плоть и кости, — доктор Бауэр открыла стоящий в углу деревянный сундук и извлекла жестяной ящик, похожий на те, в которых фотографы носят свои приспособления. — Следующим утром я заглянула в ящик и обнаружила, что все мягкие ткани исчезли. Сознаюсь, я повела себя глупо: оставила тело на столе, заперла комнату и пошла в деревню расспрашивать местных жителей. Понимаете, травники охотно платят за старые кости, старые бумаги, окаменелости… в общем, за древности, из которых можно приготовить лекарство.
Она покачала головой:
— Все клялись, что и пальцем к нему не прикасались и ни за что бы на такое не решились. По их глазам было видно, что они напуганы, герр профессор. Когда днем я вернулась сюда, кости были целыми, но рассыпались после того, как я снова поместила их в ящик.
Она подняла крышку и, шепотом выругавшись по-немецки, щипцами аккуратно перенесла все содержимое ящика на металлический поддон для инструментов.
— Извините.
— Вам не за что извиняться, — пробормотал Эшер. — Это невероятно.
Похожий череп он уже видел однажды в Лондоне, когда сгорел один из птенцов лондонского мастера. Кости, сейчас обесцветившиеся и деформированные, не могли противостоять тем ужасным изменениям, которым подвергались ткани вампиров под воздействием солнечного света. «Медленно, — подумал он. — На этот раз медленно и в темноте».
8
Господь всемогущий (нем.).