Страница 45 из 56
Во всей этой ужасной ситуации опустошенная, страдающая Алиса, которую предали, не оставив надежды, вглядывалась в лица сестры и Пола. За окнами шумел ветер, океан попеременно откатывался и обрушивался на берег. Алиса отдала проигранные деньги. Она все время думала о том, как все-таки ей с ними уютно, как мало изменилось все на поверхности, несмотря на опустошенность в ее душе.
Райли поднялась в спальню, а Алиса пошла проводить Пола до двери, чего никогда не делала раньше. Прощаясь, они почти не смотрели друг на друга. Они были словно разделены большим расстоянием. Ему хотелось сказать ей тысячу вещей, но все они настолько перемешались, что не получалось ни одного внятного слова. Что мог он сказать Алисе? Какими словами мог он выразить свои чувства? Он жаждал быть с ней. Он ее жалел. Наконец-то он ее понял. Гнев прошел, осталось лишь чувство стыда.
В течение многих лет он безжалостно подтачивал ее душу. Он намеренно разрушал ее благополучие, индивидуальность, веру. И все это, как ни странно, во имя любви. Он подтачивал ее честолюбие, любовные отношения, все ее возможности. Он признавал это и раньше, но только в мыслях. Теперь он чувствовал, что раздавлен этим. Как он мог так с ней поступать?
Он привык негодовать по поводу ее благополучия, ее семьи, по поводу того, с какой легкостью и как сильно ее любили, и насколько ему самому это трудно давалось. И, Бог тому свидетель, он все только усложнял. У нее было все то, чего не было у него, включая его любовь. Он полагал ее привязанность к себе настолько сильной, что она не откажется от него, что бы он ни делал и ни говорил. И с чем же она теперь осталась? Грубо говоря, он получил то, к чему стремился. Часто мы принуждаем себя сильно чего-то захотеть, не желая в конечном итоге это получить. Мы стремимся к недостаточности, а не к лекарству для исцеления.
В конце прошлого лета он был не в состоянии понять причину, по которой она так неожиданно исчезла. Основная причина состояла в том, что он вел себя как придурок. Он всегда был занят собственными проблемами и от этого был не способен замечать проблем других людей. За это он себя ненавидел, но толку от этого было мало. Он думал о том, как глупо пытался вызвать у Алисы ревность, чувствуя себя теперь полным идиотом. Он с легкостью вообразил себе жестокость, холодность и предательство с ее стороны, но не мог догадаться, что ее уход никак не связан с ним.
У него нет веры. Какой внушительный провал — пожалуй, серьезней всех прочих. Но причина одна и та же. По части сомнений он мастак, а вот верить не способен. У Алисы же вера есть.
«Теперь я понимаю, — хотел он сказать Алисе. — Я тоже ее люблю. И чувствую то же самое, что ты. Я поступил бы точно так же».
То, что они с Алисой совершили вместе, было предательством по отношению к Райли. Правильно или неправильно, но в этом заключалась истина. Тогда он старался это проигнорировать, но теперь отчетливо понимал. Они в то время пытались отделаться от нее, ускользнуть без всяких объяснений. В обычном мире, живущем по обычным правилам, такое вполне допустимо, но они трое с самого начала договорились жить по особым правилам. Приходилось, по меньшей мере, их придерживаться. Нельзя было просто их игнорировать. Никакая любовь не могла оправдать его с Алисой.
Но что им с Алисой оставалось делать? Какова была альтернатива? Разве могли они пребывать в этом подвешенном состоянии до конца жизни? Это представлялось невозможным.
Он мог бы остаться в Калифорнии. Возможный вариант. Мог бы остаться там навсегда и построить новую жизнь. Возвращаясь прошлым летом на Файер-Айленд, он говорил себе, что просто прогуляется по острову, скажет всем «привет» и отчалит. Но в глубине души он знал, что, вернувшись, выбрал Райли и Алису, прошлое и будущее. Беда была в том, что они не могли сосуществовать.
«О Райли!» Он вспоминал, как вчера поздно вечером она жадно всматривалась в свои карты, выигрывая партию за партией. Несмотря на все происходящее, ее прямодушие, присущая ей непосредственность не изменились. «Мы не можем взять тебя с собой и не можем тебя оставить». Он осознал справедливость этого еще до того, как они узнали про ее больное сердце.
Алиса пыталась отделаться от назойливых, тревожных мыслей и хоть немного поспать, когда в дверях появилась Райли.
— Я замерзла, — сказала она.
Кожа у нее была голубоватого оттенка, и Алиса забеспокоилась.
Алиса отбросила одеяло в сторону.
— Забирайся, — сказала она.
Райли с Полом та еще парочка. Вечно мучают ее, отбирают у нее вещи да еще норовят согреться в ее постели.
— Не надо было оставаться ночевать, — произнесла Алиса прозвучавшим не к месту материнским тоном.
— Нет, надо.
— Я хочу сказать, холодно.
— Только не здесь.
— Ну, отлично.
Алиса позволила Райли прижать ее ледяные ступни к своим теплым лодыжкам. Потом она засунула холодные пальцы Райли в сгиб своей руки. Ей хотелось быть безрассудной, но она лелеяла эту близость. Она ничего не могла с этим поделать. В воображении возникли новые образы.
— Эй, Ал.
— Да.
— Я сказала Полу.
— Что сказала Полу?
Она передвинулась ближе к стене, чтобы дать Райли места.
— Про мое сердце.
— Серьезно?
Алиса почувствовала, что у нее внутри снова произошло короткое замыкание и она отключается.
— Да.
— Сегодня вечером?
— Нет. Почти месяц тому назад.
Алиса думала, что так и не уснет, потому что была чересчур рассержена, смущена, да к тому же очень устала. Пол знает про Райли. Знает уже целый месяц. Почему Райли сразу же не сказала ей об этом?
«Почему это тебя касается? — спрашивала себя Алиса. — Какое право ты имеешь знать?»
Алисе казалось, что ей уже никогда не уснуть. Но, когда на следующее утро она открыла глаза, солнце затопляло светом всю комнату и она вся взмокла от пота. Надев джинсы, она взглянула на часы. Было почти одиннадцать, и Райли в комнате не было.
Голова у нее была тяжелая, и она хотела есть. Хорошо было бы купить сэндвич с яйцом, но магазин должен был открыться только в День памяти. Она приготовила себе кашу из залежавшихся хлопьев и, помешивая в ней ложкой, уставилась в пространство, задаваясь вопросом, как долго сможет пробыть в таком состоянии.
Она взяла книгу и полотенце и пошла на берег. Сильно пригревало солнце, и, хотя она мечтала об этом долгие зимние месяцы, ей стало слишком жарко.
Был сильный прибой, прозрачная вода переливалась оттенками голубого. Это был дикий пляж, и действовал он на человека успокаивающе.
Далеко от берега показалась темная голова. Вблизи от нее Алиса увидела другую. Пловцы покачивались на воде, как тюлени, останавливаясь, чтобы осмотреться вокруг и продолжить путь в сторону маяка. Алиса долго глядела на них с какой-то тоской и в то же время с облегчением. Ей совсем не хотелось бы проплыть сейчас весь этот путь.
Ей пришло в голову, что, встав с постели, она не видела Райли, как не видела и Пола. Наверное, они вместе, подумала она. Вероятно, удят рыбу или разыскивают лодку, чтобы выйти в море. Алиса спрашивала себя, насколько откровенной была Райли с Полом в отношении своего сердца.
Пол, конечно, что-то знает. Райли ему рассказала, но что именно? Алисе хотелось посмотреть Полу в глаза и поговорить с ним. Могут ли они спасти хотя бы частичку своей дружбы? Поймет ли он ее? Или уже слишком поздно?
Лица пловцов приблизились к берегу, и Алиса продолжала наблюдать за ними. Ее охватило беспокойство, переросшее в подозрение, а затем и сильную тревогу. Она поднялась и пошла вперед. Потом ускорила шаги, почти побежала. Маяк находился от берега на расстоянии с полмили, но воздух был таким чистым, что казалось, он прямо перед ней. Она чувствовала глухие удары тоскующего сердца.
«Что ты делаешь? — думала она. — Зачем?»
Пока что лица пловцов были ей не видны, но, продолжая идти, она уже точно знала, кто это.