Страница 70 из 74
В царском паспорте графы «национальность» не существовало, население империи привыкло к этому, и когда после революции стали вводить советскую паспортную систему, то тут бы и воспользоваться исторической удачей, раз и навсегда вычеркнуть из казённой терминологии это проклятое слово. Но нет: чья-то рука протащила его в обиход советской жизни, мало того, Ленин при заполнении формуляра паспорта якобы демонстративно написал о себе: «Без национальности», — написал, а национальный вопрос отдал на откуп своему верному Генсеку. Отсюда и пошла зараза!
В знаменитой формуле благодаря бесчисленным ошибкам Сталина и Хрущёва социалистическое начало постепенно выветрилось, а националистическое, подогреваемое войной, давлением зарубежной пропаганды и другими факторами, в первую очередь недовольством Москвой, выросло до решающего и целенаправляющего значения: в национальных республиках при хрущёвщине местная жизнь стала пропитана чувствами социалистическими по притворной фальшивой форме и ярко националистическими по содержанию.
Я каждый год отдыхаю на Кавказе, и параллельно с ухудшением жизненных условий вижу рост местного антирусского национализма. То же подтверждают русские интеллигенты, приезжающие отдохнуть к морю из республик Средней Азии. На Кавказе огрызаются открыто, но до прямых коллективных действий дело пока не дошло. В Средней Азии ножку русским подставляют исподтишка, а грызться открыто не решаются. На севере якуты ещё только приступают к осторожным ударам в спину или «нечаянному» отдавлива-нию мозолей. О прибалтийских республиках и говорить нечего! Процесс повсюду один и тот же, но находится на разных стадиях развития.
Нигде национальные кадры не выросли настолько, чтобы заменить русских, и до открытого вызова ещё далеко. Но это время, к сожалению, придёт обязательно, политические и экономические просчёты Сталина и Хрущёва подогревают жажду протеста и недовольства и в сознании национальных меньшинств придают антисталинскому и антихрущёвскому чувству антирусский характер: в какую бы нашу окраину русский ни сунулся, он везде чувствует к себе недоброжелательство. В Грузии он отвечает за Хрущёва, в Эстонии — за Сталина. Малозаметная ошибка Сталина в национальном вопросе когда-нибудь станет государственным преступлением!
На сегодня я сказал всё, товарищи!
Борис поднял руку.
— Последний раз беру слово и я, друзья! Обещаю не тянуть. Говорю как беспартийный советский интеллигент весьма пожилого возраста, немало испытавший и в борьбе за советскую власть и сполна получивший её «благодарности».
Я считаю, что человек не может существовать без идеала — мы по натуре борцы, а борец обязательно должен знать, за что он проливает свою и чужую кровь. Вместе с тем мы — просто люди и свою повседневную жизнь тоже хотим устроить поудобнее. Этим двум запросам полностью удовлетворяет марксизм — сочетание веры с наукой, крашеных мощей на площади и бесплатного образования, медицинского обслуживания, страхования и многого другого.
Я полагаю, что организация общества, где все потребности будут удовлетворяться полностью, невозможна. Это противоестественно, как мечта о жизни без смерти или без физической боли. Но такая далёкая перспектива — заманчива, и она должна остаться как идеал, к которому надо стремиться.
А достижения социализма у всех на виду, они бесспорны, и мы ушли бы по этому пути гораздо дальше, если бы руководство страной не находилось в руках случайных и неподготовленных людей. Вопреки им народ строит свою жизнь, очень медленно, но идёт вперёд. Пусть же, добиваясь конкретного, он всегда видит вдали абстрактное — эго не беда, это надо. Итак, подвожу итог.
Советская практика не доказывает и не опровергает идеи коммунизма, как церковная практика не доказывает и не опровергает идею бога. И то и другое в равной степени и по одним и тем же причинам невозможно: не надо путать знания и веру. Что же касается социализма, то пятьдесят лет строительства показывают, что коренное улучшение нашей жизни возможно и перспективы на будущее беспредельны, если учитывать развитие науки. Думаю, что спор между капитализмом и социализмом уже предрешён в пользу социализма, и нам остаётся только пожелать, чтобы наш советский социализм когда-нибудь освободился от бюрократических пут и смог развиваться в полную силу нашего народа! Это всё, что я хотел сказать.
Семён проговорил устало:
— Много социалистов и коммунистов трудилось над определением понятия «социализм». Всякая эпоха вкладывала в это слово свой смысл, но наша выдвинула главу многомиллионной партии, марксиста-ленинца, который дал на веки веков научное определение. Оно восславит и его самого, и его удивительную эпоху, оно покажет степень культуры руководства нашей несчастной партией. Мудрец изрёк: «Социализм — не колбаса!!!»
Все весело расхохотались.
— Да, не колбаса… И именно благодаря самому Никите: в магазинах уже неделю нет колбасы! Так и дальше будет развиваться наша политика: волнами и спадами или вихлянием из стороны в сторону. Жаль. Очень жаль.
— Однако дело не в колбасе, — серьёзно и печально продолжал Степан. — Мы подошли к истокам нашего принципиального расхождения с хрущёвским правительством и сталинской партией.
Все власть имущие в мире всегда и везде ставят знак равенства между своей властью и родиной: кто против их власти, тот, видите ли, не патриот. У нас он ещё и антисоветчик.
При диктаторском принципе управления партией то же положение создаётся и в самой партии: только толкование коммунизма, которое даёт очередной проходимец, захвативший власть, и есть истинное и единственно возможное, и каждый, кто считает, что могут быть иные толкования, — тот не марксист, не ленинист, не коммунист, короче — контрреволюционер. А между тем именно смена наших диктаторов наглядно показывает каждому дураку, что каждый новый властелин в партии даёт коммунизму своё особое толкование, исключающее все предыдущие: Ленин творчески углубил Маркса, Сталин — Ленина, Хрущёв — Сталина. Первые двое это делали негласным путём, а Хрущёв даже изъял книги того, кого «Правда» с таким бесстыдством объявляла «Лениным сегодня». Мы смеёмся сегодня над выкрутасами Кукурузника, а завтра он будет сам свергнут и объявлен исказителем марксизма-ленинизма, и громко сказать на партийном собрании: «Товарищи, социализм — это не колбаса!» — будет уже считаться контрреволюционным выпадом и антисоветчиной!
Чем дальше мы уходим в теории и особенно в практике от гуманного и глубоко демократического учения Маркса и чем больше оно обрастает необходимостью увязывать теорию с государственной бюрократической практикой, тем меньше в нём остаётся первоначального, тем назойливее и грубее имена Маркса и Ленина становятся ширмой для поддержания личного авторитета тех, кто сам по себе никакого авторитета не имел, не имеет и не может иметь.
Ещё при жизни Маркс с улыбкой говорил, глядя на своих последователей: «Я — не марксист!» А что бы он сказал теперь, увидя сталинские массовые казни и хрущёвские дикие бесчинства в партии и в стране?! Вот поэтому, друзья, давайте уточним: Маркс, бедняга, за Ленина, Сталина и Хрущёва не отвечает. Их государственная практика ему навязывается зря. Она — производное российских условий и не пример для коммунистов других стран, где, может быть, скорее и дальше уйдут к коммунизму. И мы, подчёркивая ряд грубейших ошибок в этой практике, совсем не выступаем ни против домарксовского социализма, ни против научного социализма Маркса-Энгельса,
То, что мы видим вокруг, не утверждает и не опровергает идею коммунизма. Это — явления разных планов, и давайте скажем, что, не кривя душой, мы честно считаем себя коммунистами, хотя и не нашего казённого пошива! История рассудит, кто из нас прав!
— Прошу слова! — сказал я, — Хочу добавить по этому поводу несколько слов.
Во времена Маркса многое из того, что знаем мы теперь, ещё не было открыто, но факт остаётся фактом, что, увлёкшись экономикой и политикой, Маркс построил своё учение о будущем коммунистическом обществе без изучения современной ему медицины, а Павлов, Ухтомский и многие другие исследователи сказали своё слово гораздо позднее.