Страница 38 из 118
В Хоуарде пробудилось любопытство.
— Наверно, вы летели с пилотом? Или Джон сам вел машину?
— Ну конечно, сам, мсье. Мы были только вдвоем.
— Как же он достал самолет? — Старик знал, что в чужой стране это не просто.
— Он повел меня на танцы в клуб летчиков на улице Франциска Первого. У него был друг — un capitaine de l'Aeronautique[84], они познакомились в Англии, когда этот капитан служил в нашем посольстве в Лондоне. И этот друг все для Джона устроил. Figurez-vous[85], мсье, — продолжала она, — я не могла затащить его ни в один художественный музей, ни в один! Всю жизнь он только и делал, что летал, и вот он приезжает в Париж в отпуск — и опять его тянет на аэродром, ему непременно надо лететь!
Хоуард кротко улыбнулся.
— Такой уж он был… Но вам понравилось?
— Это было чудесно! — сказала Николь. — Прекрасный солнечный день, свежий ветер, и мы выехали в Орли, к ангару летного клуба, и там нас ждал красивый самолет, и мотор уже работал. — Ее лицо омрачилось на мгновенье, и опять она улыбнулась. — Я мало понимаю в самолетах, — призналась она. — Этот был роскошный, сиденья обиты красной кожей, и хромированная лесенка, очень удобно, подняться в кабину. Но Джон был такой грубый.
— Грубый? — переспросил Хоуард.
— Он сказал, что этот самолет похож на клопа, мсье, хорошо, что механики не слышали. Я сказала, что очень сердита на него за такие слова, ведь нам так любезно позволили полетать на этой машине. А он только засмеялся. А потом, когда мы летели над Парижем с grande vitesse[86], сто двадцать километров в час или даже больше, Джон обернулся ко мне и говорит «Он не летает, а ползет, как клоп». Представляете! Наши самолеты очень хорошие, мсье. Во Франции все так говорят.
— Надеюсь, вы поставили этого нахала на место, — улыбнулся Хоуард.
Николь расхохоталась, такого звонкого смеха старик от нее еще не слышал.
— Это было невозможно, мсье Хоуард. Мне никогда не удавалось поставить его на место, как вы говорите.
— Очень сожалею, — сказал Хоуард и, помолчав, прибавил: — Я никогда не летал над Парижем. Это красиво?
Николь пожала плечами.
— Красиво? По-моему, с воздуха ничто не кажется красивым, вот только облака. Но тот день был чудесный, потому что облака тогда были большие, пушистые, Джон их называл ку… кум… как-то так.
— Cumulus?[87]
Николь кивнула.
— Вот-вот. Мы больше часу там резвились, летали и вокруг облаков, и над ними, и между белыми крутыми откосами, в таких глубоких туманных ущельях. А далеко внизу опять и опять показывался Париж, то увидишь площадь Согласия, то площадь Звезды. Никогда не забуду этот день. А потом мы приземлились, и меня сразу одолел сон, мы возвращались в Париж в автомобиле, и я прислонилась к Джону, положила голову ему на плечо и заснула.
Довольно долго шли молча. Пьер и Биллем устали толкать коляску и уступили место Розе, Шейла семенила с ней рядом. Котенок свернулся в коляске и спал крепким сном.
Вскоре Николь показала вперед:
— Вот и дом… вон там, среди деревьев.
Надо было пройти еще около мили. По-видимому, это была большая, процветающая ферма; дом и хозяйственные постройки стояли среди деревьев, защищенные от ветра. На окрестных холмах, сколько хватал глаз, раскинулись, пастбища.
Через полчаса подошли к ферме. По длинному ряду конюшен сразу видно было, чем занимается владелец; неподалеку на огороженных участках бегали лошади. За все время пути Хоуард еще не видел такого крепкого, толково устроенного хозяйства.
Они направились к домику у ворот, подобию сторожки, и Николь спросила, где найти хозяина. Их послали к конюшне, и они пошли вдвоем, оставив детей с коляской у ворот.
На полпути их встретил Аристид Арвер.
Он был маленького роста, худощавый, лет пятидесяти пяти; острые черты лица, проницательный взгляд. Хоуард тотчас понял, что это человек очень неглупый. А потом подумал, что у такого человека вполне могла вырасти дочь-красавица, признанная королева красоты «мисс Ландерно». Тонкие черты лица, заострившиеся с годами, наверно, были очаровательны у молоденькой девушки.
Арвер был в мешковатом черном костюме, вокруг шеи вместо воротничка обернут не слишком чистый шарф; на голове черная шляпа.
— Вы не помните меня, мсье Арвер? — сказала Николь. — Вы были так добры, что пригласили меня однажды, я приезжала с отцом, полковником Ружероном. Вы показывали моему отцу конюшни. А потом принимали нас у себя дома. Это было три года назад… помните?
Тот кивнул.
— Прекрасно помню, мадемуазель. Полковник очень интересовался моими лошадьми, они хороши для армии, а он ведь, насколько я помню, служил в артиллерии? — Арвер запнулся. — Надеюсь, вы получаете от полковника добрые вести?
— Никаких вестей нет уже три месяца, тогда он был под Метцем.
— Я очень огорчен, мадемуазель.
На это отвечать было нечего, Николь только кивнула. Потом сказала:
— Будь отец дома, он, конечно, сам бы с вами поговорил. Но его нет, поэтому вместо него приехала я.
Арвер недоуменно наморщил лоб, но тут же слегка поклонился.
— Очень приятно, — уронил он.
— Нельзя ли пройти к вам в контору?
— Извольте.
Он повернулся и повел их к конторе. В пыльном, захламленном помещении полно было гроссбухов и обтрепанных канцелярских папок, по углам валялась негодная упряжь. Арвер затворил за ними дверь и предложил шаткие стулья, а сам оперся о край стола — больше сесть было не на что.
— Прежде всего, — сказала Николь, — позвольте представить вам мсье Хоуарда. Он англичанин.
Коннозаводчик слегка поднял брови, но ответил церемонным поклоном.
— Enchante[88], — сказал он.
— Перейду прямо к делу, мсье Арвер, — продолжала Николь. — Мсье Хоуард давний друг моей семьи. Сейчас у него на попечении несколько детей, он пытается, несмотря на немцев, вернуться в Англию. Мы с мамой говорили об этом, и так как отца сейчас нет, подумали, может быть, тут поможет Жан-Анри, даст лодку. А если это невозможно, может быть, сумеет помочь кто-нибудь из друзей Жан-Анри. У нас достаточно денег, мы оплатим любые услуги.
Довольно долго хозяин молчал.
— С немцами шутки плохи, — сказал он наконец.
— Мы это понимаем, мсье, — сказал Хоуард. — Мы совсем не хотим навлекать на кого-либо неприятности. Поэтому мадемуазель Ружерон и не обратилась прямо к вашему зятю, а пришла поговорить сначала с вами.
Арвер обернулся к нему.
— Вы хорошо говорите по-французски, не всякий англичанин так говорит.
— Я прожил долгую жизнь, не у всякого англичанина было столько времени, чтобы изучить ваш язык.
Француз улыбнулся.
— И вы стремитесь вернуться в Англию?
— Ради себя не так уж стремлюсь, — отвечал старик. — Я охотно пожил бы еще во Франции. Но, видите ли, у меня на руках дети, маленькие англичане, я обещал доставить их на родину. — Он запнулся. — И есть еще трое других.
— А что за другие дети? Сколько вас всего? И откуда вы приехали?
Понадобилось минут двадцать, чтобы все это разъяснить. Наконец француз спросил:
— Эти малыши — Пьер и маленький голландец… Допустим, они попадут в Англию, а что с ними будет дальше?
— У меня есть замужняя дочь в Америке, — сказал Хоуард. — Она живет в достатке. Она приютит их у себя в доме на Лонг-Айленде до конца войны, пока мы не разыщем их родных. Им было бы у нее хорошо.
Арвер испытующе посмотрел на старика.
— В Америке? Так я и поверил. Вы отправите их за океан к дочери? И она захочет с ними нянчиться, — с детьми, которых никогда раньше не видела? С чужими детьми, с иностранцами?
— У моей дочери есть ребенок, и она ждет второго, — сказал Хоуард. — Она очень любит детей, всех детей. Об этих малышах она позаботится.
84
капитан французского воздушного флота (фр.)
85
вообразите (фр.)
86
с большой скоростью (фр.)
87
кучевые облака (лат.)
88
очень рад (фр.)