Страница 35 из 78
— Задачи знаете? Карточка огня есть?
— А как же, товарищ генерал! Все записано.
— Боеприпасы?
— Тоже готовы. Вон их сколько! — ткнул в темноту сержант. У него окающий, явно не южный говорок.
— Откуда сам? Уж не вологодский ли?
— Оттуда, товарищ генерал!
— Значит, земляки. А знаешь ли, кого будете поддерживать?
— Знаем: пехоту Блажевича.
Командующему вспомнился командир стрелковой дивизии, который к нему прибыл еще два года назад, на Миусе. Это был крепко сбитый и совершенно седой полковник с живыми глазами. Теперь он уже генерал и командует гвардейской дивизией.
— Фрицу не устоять. Это уж точно, — произнес с уверенностью сержант.
— Желаю успеха, земляк!
Позади, на востоке, чуть обозначилась заря. А там, где проходил передний край немецкой обороны, было по-прежнему темно. Взлетела ракета, прочертила в небе крутую дугу и погасла. И еще одна взвилась, далеко в стороне от первой. «Пролаял» пулемет…
— Товарищ маршал, войска фронта, заняв исходные позиции, находятся в полной боевой готовности, — вырос перед Федором Ивановичем начальник штаба генерал Иванов. Он под стать командующему, высокий, слегка медлительный.
— Как связь с войсками?
— Установлена и устойчива.
Толбухин, за ним Желтов и Иванов направились к блиндажу. Блиндаж широк, свободен, надежно, в четыре наката, покрыт бревнами. Горит лампочка, освещая стол с картой.
Командующий подошел к столу, уставился на карту. Она в ярких радужных красках. Справа, слева и внизу, у обреза карты, — таблицы, расчеты, графики. Красные стрелы армейских ударов направлены на противника. Они уходят в расположение через минные поля, проволочные заграждения. Стрелы пронзают оборонительные позиции и полосы полков и дивизий, проносятся через огневые позиции артиллерии и районы сосредоточения и кончаются в далекой глубине.
Взгляд Толбухина скользит по карте, словно пытается вобрать в себя все, что изображено на ней… Да, нелегко будет войскам. Такую оборону с ходу не возьмешь. Придется прогрызать… Вспомнились слова из немецкого журнала, с которым ознакомил его начальник разведки: «Мощный оборонительный рубеж «Маргарита» неприступен. Штурмовать его — равносильно попытке пробить головой гранитную стену».
У красных стрел надписи: 9-я гвардейская, 4-я гвардейская армии. Эти две армии должны совместными усилиями сломить сопротивление врага на переднем крае и в ближайшей глубине, а потом уже после ввода подвижных соединений развить наступление. Рубеж «Маргарита» — это не ниточка, это полоса чередующихся на глубину десятка километров укреплений и войск.
Командующий смотрит на стрелы, нервно постукивает пальцами. Он видит атакующие цепи своей пехоты и танков, казаков-кавалеристов, артиллерийские батареи. И сержанта в вылинявшей гимнастерке, который встретился в дороге. «Фрицу не устоять. Это уж точно…»
По плану первыми должны нанести бомбовые удары по важнейшим неприятельским объектам самолеты. Задача авиации — расстроить управление, подавить зенитные батареи, наблюдательные пункты, узлы связи. Но проклятый туман срывает намеченный план.
Уже давно рассвело, а туман не проходит.
Начальник штаба поворачивается к телефонистам и, указав на завешанную у амбразуры плащ-палатку, командует:
— Сбросьте!
Солдаты поспешно срывают плащ-палатку, открывая амбразуру.
— Вызовите Неделина, — требует маршал командующего артиллерией.
— Товарищ ноль-первый, двенадцатый у аппарата, — доносится голос командующего артиллерией фронта Митрофана Ивановича Неделина.
— Готово ли ваше хозяйство?
— Так точно, — отвечает маршалу артиллерийский начальник. — Мешает туман. Но синоптики обещают скорое улучшение погоды.
В 14 часов 55 минут солнце наконец выглянуло и тут же заработала артиллерия. Почти четыре тысячи орудий и минометов, скрытых в лощинах и бал очках, ударили по обороне противника. Целый час били, круша позиции и укрепления врага, уничтожая живую силу и боевую технику. Все утонуло в плотном грохоте, невозможно расслышать голос рядом говорящего.
Но вот в черное небо по всей ширине занимаемых войсками позиций взлетели красные ракеты. Атака!
Маршал Толбухин видел в стереотрубу, как из траншей поднялась пехота дивизии Блажевича и широкой цепью бросилась к утопавшим в черном дыму позициям врага.
— Хорошо пошли! — не удержался от одобрения командующий.
Войска 3-го Украинского фронта поддерживала авиация 17-й воздушной армии, которой командовал генерал-лейтенант Судец. Одновременно с артиллерийской подготовкой самолеты нанесли удары по расположенным в глубине обороны позициям, резервам и пунктам управления противника.
ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА
Шаркерестеш
Ночь на 16 марта…
Томительное ожидание рассвета. Солдаты пишут письма, пришивают свежие подворотнички, тихо, спокойно разговаривают, вспоминая прошлое.
О предстоящем бое упоминают вскользь, обходя главное… Успеет ли старшина вовремя накормить обедом? Где придется коротать следующую ночь?..
В одном из блиндажей солдат Семихов, приткнувшись к наспех сколоченному столу, огрызком карандаша писал на тетрадном листе. Чадящий светильник, сделанный из сплющенной снарядной гильзы, освещал его худощавое лицо, упрямый подбородок.
Я присел в темный угол и сразу почувствовал в теле тяжесть. Прикрыл глаза — весь день плыл в воображении: пятнадцатикилометровый марш мимо Ловашбереня, Патка, Баклаша, рекогносцировка на переднем крае; грязная дорога, по которой шагал в штаб полка. А вот сейчас нужно обойти все блиндажи, убедиться, что подготовка к наступлению завершена.
Рядом разорвался снаряд. С потолка сыплется за шиворот земля. Открываю глаза. Семихов, закончив письмо, аккуратно складывает его треугольником. На веснушчатом лице солдата — улыбка. Наверно, вспомнил девушку. Сколько же ему лет? Не больше девятнадцати… А может, и меньше?
— Ну вот, дождался боя, — говорю я. — А помнишь, неделю назад, под Монором, ты все жаловался, что долго сидим в тылу?
— Дождались, — улыбается он. — Когда атака будет? На рассвете?
— Быть в готовности к семи часам, а там обстоятельства подскажут.
— А правда, что перед нами эсэсовская дивизия, какая-то «Мертвая голова»? Мне бы письмо передать, а то пойдем утром в бой, так обязательно залежится.
Я взял письмо, прочитал: Марии Игнатьевне Семиховой.
— Жене?
— Какой жене! Матери.
Утро выдалось на редкость туманное. В двух шагах ничего не видно.
Семь часов. Роты замерли в траншеях, изготовились. Ждем артподготовки. Нервы натянуты до предела. Тишина кажется особенно гулкой. От каждого шороха вздрагиваешь.
Приходит распоряжение: артподготовку отложить; огонь вести нельзя — слишком густой туман. И мы снова ждем. Время растягивается, как резина. Скорей бы! Но туман не расходится. Кажется, что ты обложен ватой. Даже дышать трудно.
Туман исчез как-то разом. Выглянуло солнце. Открылось поле с бурыми танками и траншеей врага.
Артподготовка началась ревом «катюш». Далеко позади нас вспыхнуло облако. Оно на глазах росло, и вот уже в нем засверкали пунктиры огня. И земля впереди покрылась всплесками огня.
Все грохотало, и в грохоте тонули голоса людей. Потом в небе повисла красная ракета. Сигнал атаки!
Ракета не успела описать в небе дугу, как оглохшие, не слыша своего голоса, широко раскрыв рты, мы бросились вперед. Мы бежали, скользя и проваливаясь в напоенную влагой пахоту. Перед нами искромсанная проволока заграждения, за ней бруствер вражеской траншеи.
Я бежал, глотая ртом воздух. Бешено колотилось сердце. Слепил пот, и мне казалось, что бегу я медленно, что солдатская цепь удаляется и что все снаряды и мины непременно попадут в меня.
Бегу сильней, слышу рядом тяжелое дыхание радиста Артемьева и ординарца Забары. Два или три разрыва, возникшие между цепью и нашей группой управления, лишь подхлестнули.