Страница 85 из 91
— Может, сударь, ты и прав, только разве чешские господа не глядят на тебя поверх головы, как на пустое место? Разве не приходится тебе отскакивать в сторону, когда их жеребцы несутся к воротам?
— Боже ты мой, да что тут удивительного? Ужели разумный человек полезет под копыта всполошенных коней? За такую осмотрительность ты никак не смеешь меня упрекать! Я ведь отлично разумею, как положено вести себя в моем положении! Я могу рассмеяться дворянам в лицо. Да пусть себе катаются под своим прапорцем с оруженосцем за спиной, пусть себе хорохорятся в храме среди таких же знатных нищих да корябают там пол остриями своих шпор, зато ты, богачка, будешь стоять на ковре в лучшем, прекраснейшем из храмов. Мещанки позеленеют от зависти, потому что у входа тебя встретит служанка и кончиками пальцев поднесет тебе святой водицы.
— Хватит уж, хватит! Все так, как ты говоришь, — согласилась пани Анжела, — но, ей-Богу, я не пожалела бы денег, чтобы отслужить девять месс, лишь бы ты сумел найти у этих гордецов слабину. Я готова отрубить себе мизинчик, чтоб перед конторкой, где толпятся наши должники, увидеть хоть одного дворянина.
— Да это же проще простого! — воскликнул купец. — У меня лежат две прелестные расписки пана Петра, управляющего королевским охотничьим замком.
Говоря это, купец стал рыться в своем сундуке и отыскал тонкую кожу, на обороте которой было написано:
«Высокородный дворянин, пан Петр, управляющий Збраславским королевским охотничьим замком и королевский советник, сим удостоверяет получение наличными пяти сотен, которые ему были одолжены под залог земли честным купцом и добрым моим кумом Рейхер-том из торгового дома „У лягушки“».
Купец расправил кожаный лоскуток, и лицо его напряглось, словно рука, хватающая меч.
— Ты погляди-ка, — сказал он, постукивая пальцем по слову, особенно выразительному, — погляди, он величает меня «кумом», а ежели бы «кумом» назвал его я, он тут же сдвинул бы свои косматые бровищи. Поверь, ежели бы он меня не боялся, то поступил бы и похуже!
— Не болтай глупостей! И забудь это свое «ежели бы»! — сказала купчиха. — У тебя никогда ни на что недостанет храбрости, даже вступиться за свою жену! Ведь Петр — это и есть тот дворянин, кто у тебя на глазах нанес мне оскорбление. Вот уж не знала я, что ты ссужаешь ему наши денежки!
— Кет-нет, об оскорблении мне ничего не известно, своими глазами я ничего не видел…
— Ах ты, Господи, когда же это было? Во второе или в третье воскресенье после Рождества Христова! Стою это я перед костелом, там, где проходят знатные господа со своими знатными супругами, и вдруг влетает этот Петр со своим недоноском — и прямо ко мне. Ты стоял в стороне, но все равно не мог не видеть, как он меня отпихнул. Я была как чумовая, а эта его девчонка, худышка эта, на меня даже не взглянула. Стоит мне об этом вспомнить, так, право, уж не верится, что пан Петр тебя боится да еще «кумом» величает.
У купца при этих попреках пробежал мороз по коже, и он решился высказать нечто великое:
— Какие могут быть разговоры! — воскликнул он. — Обещаю тебе, что в костеле святого Иакова ты будешь стоять рядом со знатными дамами. Будешь с ними беседовать и сверх того — если пожелаешь, худышка-дочка Петра станет супругой твоего сына!
— Вот это другое дело! Это достойная речь! Видно, сам Господь Бог укрепляет заботливых отцов, небось не откажет он в успехе и твоим начинаниям. А что до Петровой дочки… Да знаешь ли ты, что это приятнейшая, милейшая и нежнейшая барышня-дворянка?
СВЯТОЙ ИАКОВ
В Праге есть один костел, где при небольшом везении богатый купец может общаться с Богом, стоя рядом с дворянами, и костел этот посвящен святому Иакову. Понятно, что встречи купца с благородными господами происходят не всякий день, и конечно, на такую удачу лавочник может рассчитывать лишь по особым праздникам.
Владелец торгового дома «У лягушки» так и сяк рассматривает свои виды на будущее, ломает голову, посылает на разведку хитрого слугу, строит козни и в конце концов узнает, что третьеводни пан Петр собирается на службу в костел святого Иакова. А почему бы и нет? Почему бы людям хотя бы раз в год не вспомнить, что все мы слеплены из одной грязи и глины?
Славный купец Рейхерт рассудил, что теперь все наладится. Кажется ему, что главное сделано. Он довольно потирает руки, пробует на вес кошелек, стряхивает с рукава перышко и спешит к своей супруге.
— Сударушка, послезавтра мы пойдем-на службу в костел святого Иакова, но упреждаю, ты должна вести себя благоразумно. Твое ожерелье по цене равняется стоимости девяти деревень, так что не осрами себя, не лебези, не старайся понравиться знатному сброду. Стой на своем месте, держись прямо! Наклоном головы ответь на приветствия товарок, слегка поклонись дворянам. Дошло до меня, что этот нищий, управляющий замком, хочет нас отыскать. Дай ему понять, что нравы купечества лучше, чем у воинской челяди, смотри на него слегка нрищурясь, не теряйся, но и не произноси ни слова!
Пани Анжела в знак послушания целует своему супругу руку; щеки ее рдеют румянцем, она счастлива, обещает сделать все как надлежит; однако, едва за хозяином захлопываются двери, тут же приступает к осуществлению собственных замыслов. Призвав одну из служанок, наказывает ей вот что:
— Ступай в храм святого Иакова, отыщи костельных слуг, раздели между ними вот этот мешок и не ворочайся, пока не посулят, что послезавтрева меня введут в храм как знатную госпожу. Я надеюсь, что за такие денежки они пойдут, повернувшись ко мне лицом и шаркая ногами. Кроме того, я надеюсь, что возле нас не будет толчеи. Ну, чего глаза таращишь? А случится, голубушка, вот что: хозяин встретится в костеле с благородным управителем замка, а я с барышней, которая когда-нибудь станет твоей госпожой. Нисколько не удивляюсь, что ты ошарашена, ведь тебе известны лишь простецкие манеры, ты же из простого званья, а вот все-таки хозяйка твоя доверяет тебе исполнить важное дело: иди, постарайся, чтоб около меня было попросторнее и чтобы храмовые служки поставили дочь управляющего пана Петра рядом со мною!
Служанка оказалась ловчее, чем пани Анжеле представлялось. Она выполнила все как есть до последней капельки, да еще кое-что и к ее рукам прилипло. Купчихе, однако, о сэкономленных деньжатах ничего не ведомо; купчиха служанку похваливает, хвалит день, хвалит другой — это как раз день субботний, — всю субботу перетряхивает она сундучки да ящички, а в воскресенье — наряжена на ять.
Когда раздался колокольный звон, супруга обратилась к Рейхерту и сказала:
— Пора. Позови-ка нашего сыночка, нашу утеху на старости лет! Кликни и мальчонку, что носит за тобою тулуп. И — пойдем.
У Рейхерта душа ушла в пятки. Понял он, что пропал. Понял, что теперь ему ничто не поможет.
Вот ведь оно как, полюбуйтесь: перед женою — так он смел! Хвастает, золотые горы сулит, себя кулаком в грудь колотит, а когда надо перед дворянином слово вымолвить, так он словно язык проглотил.
Короче: при первой встрече Рейхерт ничего ровным счетом не добился! Только он остановился перед рыцарем, раздвинув для надежности ноги, только взглянул на его острый нос — как прости-прощай задуманное, прости-прощай отвага. прощайте затверженные слова!
В тот раз пан Петр на красное словцо не скупился:
— Ты чего это несешь, торгаш, что так чудно стоишь? Не пролез ли у тебя козел промежду ног?
И королевский егерь, захохотав, нахлобучил Рейхер-ту шапку на уши. Этот хохот до сих пор звоном отдавался в ушах купца.
— Пресладкий Христос, прибежище грешников, конец мне пришел, аминь, аминь.
Со стоном на устах, сунув руку в карман, с одной штаниной, задравшейся вверх, а с другой — сползшей до полу, купец, шаркая ногами, поплелся к дверям.