Страница 38 из 78
Напротив, сохранилась запись о том, что князь, пройдя немного вниз по течению Дуная, поднялся на холм, откуда открывается чудесный вид на вершины Белых Карпат, и на просторную равнину, и на Дунай, который словно поднимается к горизонту. Рощицы и одиночные деревья окаймляют берега, подмытые водой, и птицы летят, следуя течению. Здесь-то и обрывается полузабытая легенда, отмечающая лишь, что там Бржетислав еще раз встретился с тем рыбаком. Летописец же упоминает о князе только следующими словами: «Бржетислав разбил свой стан на холме над Дунаем».
Позднее этот холм получит название Братислава, или Брецисбург, или Прессбург.
К этим сведениям о походе на восток следует, увы, добавить, что все, завоеванное тогда в Словакии, было потеряно после отступления императорских войск. Но идея, однажды пробужденная, продолжала жить в мыслях Бржетислава вплоть до его смерти.
Оба похода далеко разнесли молву о Бржетиславе. О нем рассказывали люди в селениях и городах. Хвалили его красоту и храбрость, и слава увенчала его чело. Живительно ли, что, возмужав, Бржетислав стал весьма разборчив в выборе жены. Ему нужна была не просто какая-нибудь девушка — он выбрал ту, что прекраснее всех. Звали ее Юдита, и была она дочерью могущественного немецкого графа, чей род по отцовской линии восходил к королевскому роду. Эту-то девицу и полюбил Бржетислав. Но он не стал просить ее руки должным образом — быть может, опасаясь услышать уклончивый ответ или намек на то, что он, Бржетислав, рожден не в законном браке. Поэтому, презрев обычаи жениховства, задумал он добыть Юдиту силой. Юная графиня жила в монастыре под названием Свиниброд, и был тот монастырь обнесен мощными укреплениями. Но разве это преграда для рыцаря?! Отнюдь! Княжич решил похитить девицу. Историю эту подробно излагает в своей хронике Космас. В коротких словах можно рассказать об этом так:
«Бржетислав приказал своим людям приготовить добрых, выносливых коней под предлогом того, что спешит к императору и хочет вернуться еще быстрее. И вот помчался он со своей дружиной, а всадники дивились: с чего это мы так торопимся?
После семидневной скачки достиг Бржетислав со своими людьми Свиниброда. Вот подъехали они к монастырским воротам, и Бржетислав — не как князь, а как один из дружинников, — попросил:
— Мы проезжие, позвольте нам поставить в ограде палатку для ночлега!
Им позволили, и, когда они вошли в ограду, Бржетислав внимательно оглядел двери и запоры. И собрался уже ломиться внутрь, как случайность помогла ему иначе.
В тот день, оказывается, был праздник; и вот неожиданно дева, тысячекратно желанная, сама Юдита, выходит из здания, отправляясь с подругами по обычаю звонить к вечерне.
Увидев ее, вне себя от радости, смелый похититель подбегает к ней, хватает, поднимает в седло — и летит к воротам. Но путь прегражден: от столба к столбу тянется цепь, толще мельничных канатов.
Бржетислав мечом рассекает эту преграду — до сих лор сохранилось разрубленное звено цепи, доказательство столь мощного удара.
Так вырвался Бржетислав, так ушел, увозя прекрасную Юдиту. Но люди его жестоко поплатились за это. Одним выкололи глаза, другим отрезали нос, третьим отрубили руки или ноги.
Меж тем Бржетислав с девою и немногими дружинниками доскакали до Праги, но не задержались там. Бржетислав не хотел, чтобы чехов обвинили в его бесправном поступке, и, только повидавшись с отцом, князем Ольдрихом, спешно уехал в Моравию, уже ранее отданную ему в удел».
Итак, жилище Бржетислава было в Моравии; там был его дом, там правил он с согласия князя Ольдриха и императора, чья власть над Чешскими землями в ту пору расширилась.
Тем временем в Польше возникла усобица между сыновьями Болеслава Храброго, и угасала слава польского имени. Мешко II обратился за помощью к пражскому князю, и тот, забыв о былой вражде, поверив, что у Польши и у Чехии общий недруг, же усмотрел в этом измену. Он схватил Ольдриха и заточил его в узилище.
После этого, с поддержкой императора, на герцогский стол сел опять Яромир, но Моравия по-прежнему оставалась под властью Бржетислава.
Печальное настало время — и унизительное, ибо император распоряжался в Чешских землях как в собственных владениях. Такого положения не могли сносить гордые люди. Задумывались они над тем, что делать, и собирались на сходки, советуясь друг с другом. Так же поступали и Вршовичи. Был среди них человек по имени Кохан, для которого вообще неволя связалась с личным обнищанием — унижение Пршемысловичей разорило его. Созвал Кохан братьев и дядьев, и сыновей братьев, и более отдаленных родственников к себе в дом, запер накрепко двери и, обращаясь ко всем, сказал:
— Вам, наверное, случалось видеть всадника на сильном коне. И может быть, заметили вы, что сидит он в седле прочно и прямо. Мощна его рука, хорошо закален его меч, и взгляд его львиный. Бедняки преклоняют перед ним колена, купцы выплачивают ему десятину, и все уступают ему дорогу. Следовать за ним безопасно. Даже работорговец может идти по следу его; и рабы, хотя бы не связанные, хотя бы в безлюдном месте, все же не станут расправляться с ним.
Это — всадник порядка и силы.
А теперь, братья, дядья и вы, прочие, взгляните на другого всадника, который и сам хромает, и конь его спотыкается. Едет он, опустив голову, шатается в седле, и меч его обломан, а сгорбленную спину все время сотрясает лихорадка.
Это — всадник, лишенный мужественности. Это несчастный, кому приличествует быть рабом. Никогда не поскачет он быстрее, никогда не возьмется за оружие, никого не обогатит; он дрожит за собственную жизнь, и чем более он убог, тем крепче держится своей убогости.
Вот вам образы двух князей.
Первый — тот, кого вы любили, кто дал вам много добычи. А что дает вам князь, лишенный мужественности? Ничего! Ничего! Он слаб, он уклоняется от боя, и окружают его люди с писклявыми голосами, и всякий волен заговорить с ним. Что же далее? Или не видите, что никто не блюдет старинные права? Не видите, что рабы убегают беспрепятственно, и от бегства их скудеют вельможи? Поэтому говорю вам: отвернитесь от того, чье имя Яромир, переходите на сторону Ольдриха!
Во время своей речи Кохан все оглядывался на запертую дверь и поворачивал лысую голову то в одну, то в другую сторону: следил, не будет ли каких признаков неудовольствия; и, если бы далее последний из родственников обнаружил несогласие с ним, он готов был мгновенно повернуть вспять.
Но Вршовичи были люди рассудительные. Все они были против Яромира и приняли совет Кохана, решив тайно отправить посланцев к заточенному князю. Затем они поручили Кохану уговорить некоего человека, который, хоть и удалился от мира, все же был связан с вельможами и оделял их советами. Человека этого звали Винтирь. Жил он в грубо сколоченной лачуге, в которой едва умещались очаг да ложе. Немного скотины, улей-другой с пчелами — вот и все его имущество, но влияние его было сильнее власти князей, живших в крепко срубленных палатах. Люди приходили к Винтирю с просьбой обдумать их дела и дать совет, что им делать.
Что же до внешнего вида, то был Винтирь высокого роста, нос имел крючком, брови широкие и глаза, сверкавшие под вывороченными красными веками.
Как-то раз отдыхал Винтирь в тишине и шелесте листьев, успокаивавших его мысль, и вдруг раздался топот и у хижины остановился Кохан, сидевший в седле. Это было неслыханно: обычно люди спешивались довольно далеко от жилища отшельника из почтения к нему. Однако Вршовичу незнакомы были подобные чувства. Подъехав так близко, Кохан спрыгнул с лошади и вошел к отшельнику. Казалось, он не видит, как строго хмурит тот брови, и заговорил без всяких околичностей. Стал сразу хвалить Ольдриха, поносить Яромира и наконец попросил Винтиря отправиться к императору, чтобы передать ему мнение чешских вельмож.
Высказав все, Кохан смолк в ожидании ответа.
Но молчал и святой отшельник. Он был оскорблен и погрузился в размышления.