Страница 38 из 68
Странно… Видимо, память избирательна… порой…
Глава двадцать первая
Расшифровка
Все эти воспоминания пронеслись перед мысленным взором Ивана, словно ветер с дождём. Ветер пробудил некие силы, дремавшие в подсознании, а дождь смыл многие сомнения и освежил голову.
Он взглянул на друга:
– Есть у меня к тебе две просьбы…
– Давай, чем могу – помогу.
– Ты этими бомжами не занимайся больше, хорошо? Ну, разве что случайно когда-нибудь что-то услышишь краем уха, тогда мотай на ус. Но это еще не просьба.
– Понял, партайгеноссе Грава! – шутливо отрапортовал друг. – Что ещё?
– Сейчас как раз первая просьба пойдёт. Ты помнишь, я тебе рассказывал, как в двенадцать лет отдыхал с родителями в глухом лесу и там на хуторе познакомился с одной девчушкой? С Аннушкой?
– М-м… Да нет, не помню…
– Ладно, неважно. Тут другое важно. В девяносто шестом её деда Фрола убили и пасеку его сожгли. Ты не мог бы выяснить все обстоятельства того дела?
Евгений пожал плечами, наморщил лоб в раздумье и ответил с сомнением:
– Постараюсь… Но твой-то какой в этом интерес?
– Особенный! – Иван глянул многозначительно в сторону выхода. – Этот самый капитан полиции… ну очень похож на того пасечника. Только года на два, на три моложе.
– А-а-а… Так ты думаешь, что этот крутой поли не иначе как сын того пасечника или племяш какой?
– Точно. Ну так как, выяснишь?
– Всё равно не пойму: зачем?
Загралов тяжко вздохнул, помялся.
– А ты не обидишься, если я не назову тебе причины моего интереса? Пока?
– Хм! Ну, хоть что-то намекни!
– Не получится, Женя… А ещё очень тебя прошу: никому ничего не говори про этого капитана. Ни-ко-му! Понял?
– Во как?! – заинтригованный до глубины души, Кракен потёр лоб и переносицу, словно пытался что-то вспомнить. – А ведь ты недаром это говоришь… Что-то я упустил, значит… Вот хребтом чую: упустил! Да?
– Никому не говори, – повторил Иван, не реагируя на слова друга.
– Хорошо, не буду.
– Тогда по этому вопросу всё… пока. Ручка у тебя есть? Я тебе координаты этого хутора и пасеки запишу.
Кракен молча достал ручку и протянул Ивану. Тот принялся писать на салфетке. Вручив её Евгению вместе с ручкой, произнес:
– Теперь следующее… Но учти: никто, никогда и ни при каких условиях не должен узнать о некоем моем интересе. Идёт?
– Идёт.
– Мне надо расшифровать кусок одного текста. Пробовал – не получается. Без специализированного криптографического компьютера мне не справиться. Есть у тебя выходы на такие? И чтобы никто там не успел считку установить, а потом восстановить мой рабочий файл.
Кракен подумал, доедая салат, взглянул на Ивана:
– Знаю я одного шизанутого историка, у которого есть то, что тебе нужно. Павел Цуканов. Он занимается расшифровкой всяких древних текстов. Могу гарантировать, что за его «железом» не следят. Вся сложность только в том, чтобы он разрешил тебе на его машине поработать. И, как я понимаю, ты не желаешь, чтобы он крутился рядом и заглядывал через плечо.
– Категорически не желаю!
– Ну вот… Придётся покумекать, как нему подъехать и чем мозги запудрить…
– А чем он, кроме своих древних текстов, увлекается?
– Ты не поверишь, но кино любит и собирает автографы актёров и актрис.
– Ура! – воскликнул Иван. – По счастливому совпадению, я теперь совсем не чужой человек для Ольги Карловны Фаншель. И могу привести ее в гости к твоему историку.
Брови Кракена поползли вверх:
– Ну, ты даешь, Грава! Коль так – думаю, проблем с ним не будет.
Друзья ещё сидели в кафе, когда непривычной трелью зазвонил новый телефон Ивана.
– Я уже почти освободилась! Ты где? – прозвучал радостный голосок Ольги.
– На проспекте Мира, заканчиваем плотно закусывать в «Ёлках-Палках»…
– У, а я голодная как тигрица. Но мне ещё надо заскочить…
– Постой, постой, – прервал Ольгу Иван. – У меня к тебе есть просьба, пока ты на студии.
И стал упрашивать актрису воспользоваться своим служебным положением. То есть взять автографы у нескольких коллег, а то и у самого Стаса Талканина. Дескать, надо для человека, который предоставит возможность расшифровать один сложный технический текст. Ну и очень желательно, чтобы автографы были адресными: Павлу Цуканову.
– Тебе повезло, – засмеялась девушка. – Тут у меня ещё два мэтра рядом, так что будут тебе автографы. Жди меня минут через сорок пять на углу Мещанской и Лаврского переулка. Мне там надо кое-что забрать у одной частной швеи.
Уже на улице, прощаясь, друг похлопал Ивана по плечу:
– Молодец, что не теряешь вкус к жизни! Такую женщину подцепил! Ну, бывай, созвонимся.
Они обменялись крепким рукопожатием и разошлись.
По пути к месту встречи с Ольгой Загралов зашел в интернет-кафе. Он не хотел создавать файл на своем ноуте и вносить туда зашифрованный текст. Если уж перестраховываться – то по максимуму, и делать это на чужом компьютере.
Двадцать минут сидения в кафе – и вот уже извлечённые из подсознания строчки улеглись в файл, который Загралов перенёс на флэшку.
Посетив домашнее ателье, где актриса забрала платье, они зашли в ресторанчик, и девушка поела. Пыталась и своего возлюбленного накормить, но он ей сумел доказать, что несколько тарелок закусок, съеденных в кафе, насытили его до конца дня. По крайней мере, сейчас ему и кусок в горло не полезет.
Затем отправились домой. И, когда уже вышли из лифта, настроение им попытался испортить один тип. Неприятный на вид индивидуум лет тридцати развязно улыбнулся актрисе:
– Привет, соседушка! – Его щегольские тоненькие усики выглядели нелепо на одутловатом лице. – Всё в классике снимаешься? На наши подмостки не хочешь выйти и поблистать во всей красе?
В этих словах слышался какой-то мерзкий подтекст. Иван уже шагнул вперёд, намереваясь врезать типу по противной морде, но Ольга повисла у него на локте, останавливая, и ответила соседу с надменной, уничтожающей улыбкой:
– Даже если бы я не побрезговала выступить в твоём клубе, там ещё ни разу не было ни одного достойного зрителя. И вообще в загоне для скота бисер не мечут!
И хохотнула так презрительно, что любой, кому этот смех адресовался, сразу бы почувствовал себя ничтожным червем у ног Снежной королевы. Скривило от ненависти, унижения и обиды и усатого молодчика. Щёки у него резко провисли, рот приоткрылся, нижняя губа затряслась. Но дожидаться, что он там из себя выдавит, девушка не стала. Подталкивая кавалера к двери своей квартиры, она продолжила прерванный разговор, словно в нём и не было паузы:
– И вот тогда Светка мне и говорит: Никита Михалков совершенно не умеет обниматься. Ведёт себя словно дикарь… – А уже в квартире дала пояснения, мотнув головой в сторону лифта: – Не обращай внимания на это ничтожество и никогда с ним не здоровайся. Он этого недостоин.
– Но ведёт он себя…
– Да, плесень, да, активная. Но проще не обращать на неё внимания, чем пытаться растоптать. Эта серость – владелец ночного клуба, и там у него что-то типа стриптиза. А три ночи в неделю «женские» дни, выступают «голубые» мальчики. Причём не только выступают, но ещё и хозяина-гомика охаживают как бараны овцу… Всё, всё, дорогой! Не кривись! Больше на эту тему ни слова!
Вечер прошёл отлично, ночь ещё лучше. Мало того, несмотря на потрясение, связанное со смертью Базальта, Иван еще раз убедился, что кое-что к нему уже начинает возвращаться. А значит, его мужское бессилие – явление временное, его можно вылечить покоем и определёнными ласками. А ласк, слава благосклонной судьбе, хватало. Оставалось только найти своё место в жизни и перестать волноваться о дне завтрашнем.
Утром Ольга позвонила Елене. Ту сегодня обещали выписать. А уже с завтрашнего дня она намеревалась с головой уйти в работу, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей. Роль за ней оставили, и никто в ней вроде не сомневался. Но Елена опасалась, что завтра на съёмках – студия работала и в воскресенье – будет несколько скованна, и попросила подругу прийти к ней на съемочную площадку – подбодрить, что-то подсказать.