Страница 63 из 72
Перед питьем, в прибрежных кустах
Зверя сковал, исковеркал страх.
— Не хочешь ты, зверь, от реки уйти:
Яма есть на твоем пути...
Солнечный путь золотой на реке!..
Я восхожу, я ищу вдалеке.
Я не покоя ищу, не питья.
Ласкаю капкан, глажу сети я...
Птицы летят в свои гнезда, в лес,
И на реке — серебристый плеск.
Солнечный диск рекою одет —
Золото с оловом на воде.
3
За мною идет ветерок по пятам,
Одежд твоих плеск никому не отдам!
Тело взывает к земле и к воде:
Кто плеск этот смел не услышать и где?
Как влажен сегодня степной ковыль...
Земля дорогая, любимая пыль!
Скажи мне, ответь, горизонта нить:
Как долго нам радость с тобою делить?
В сумерках ветер сладок, как мед.
Кому же сегодня до дум, до забот?
Навстречу мне — синий закатный дым...
Как долго я буду таким молодым?
Крылья ветрянок поют в вышине —
Как ветер сегодня ласков ко мне...
Жадные руки мои протяну.
Закат опоясал, зажег вышину.
Шелестом, плеском, дыханьем огня
Пышет одежда простая твоя.
Руки с моими руками сплети,
Чтоб телу из тонких одежд не уйти!
Иду я с охапкой ветров тугих.
Судьбу свою вижу на чреслах твоих...
Соки мои и крепость костей,
Где же скрещенье моих путей?..
4
Две мертвые птицы на землю легли.
Удар был удачен... Что лучше земли?
Здесь, в солнечной этой блаженной стране,
Упасть так упасть! Так мерещится мне.
Две вольные птицы пустились в полет,
Куда же им падать, куда их влечет?
Лететь так лететь! Как слепителен свет!
Широки просторы, и края им нет.
Довольство и мир, довольство и мир,
Земля зазывает нас будто на пир.
Но воля и солнце безмерно влекут,
Ведь там одиночества верный приют...
Птиц этих на свете не жаль никому;
Лишь мне захотелось уйти одному,
Но я позабыл и зачем, и куда.
Иду, предо мною заката гряда.
Лететь так лететь, а упасть так упасть.
Я землю забыл и небесную власть.
Вот солнце заходит, как пышный павлин.
Где путь мой, где путь мой? Я в мире один.
Шагнул я, пойдем же, ты слышал, пойдем!
Упал так упал. Не жалей ни о чем.
Лететь так лететь. Как слепителен свет!
Широки просторы, и края им нет.
5
В сиянии ночи бурлит моя кровь.
Земля, обогрей меня! Высь, укрой!
В сиянии ночи всхожу в тишине...
Но кровь моей родины дышит во мне.
В сиянии ночи, над шелестом трав,
Лечу я, всю землю руками обняв.
— Дорога! Ты — песнь... Не расстаться
с тобой...
Где здесь земля, где простор голубой?
Вспыхнула ночь в оперенье златом...
— Прильну к тебе грудью и жаждущим ртом!
Тобой я зажжен на средине пути,
Роди меня! Снова потом поглоти!
Горит моя плоть, и летуч я, как дым.
Один я в дороге, совсем один...
Светло от жары, брызжет светом она...
— Где же ты? Где твоих рук белизна?
Тропа ли ночная, дневной ли путь...
— Ты ли здесь? Может, другой кто-нибудь?
Ты — тайна жизни, само бытие,
Весь хочу влиться я в тело твое...
6
И скалится вечером темень сама:
— Сума с требухой! С мясом сума!
И вечер на улицу гонит меня:
— Эй, люди! Вставайте, пленники дня!
Туда, где скрещенье концов и начал,
Безмолвие гонит меня по ночам.
В ручьи переулков, в моря площадей
Ночь гонит меня от уснувших людей.
Гонит, как нищего гонит всегда
С рыжей сумою за хлебом нужда.
И скалится вечером темень сама:
— С руками сума! С глазами сума!
Я весь переполнен печалью дорог,
Как древний, вином переполненный рог.
На улицах пусто, и гомон утих...
Лишь свет голубой на ресницах моих.
И скалится вечером темень сама:
— Сума с требухой! С глазами сума!
7
— Возлюбленный! — тихо сказала она. —
Прислушайся — темень тревогой полна.
Сегодня никак не могла — отчего? —
Я запаха тела узнать твоего.
Мне чудятся стоны, мне чудится вой!
Мне душно, темно мне, как перед грозой.
Ты слышишь — вдали, ты слышишь — в ночи.
Я долго ждала... Почему? Не молчи!
И ночь тишину за собою влечет.
И боль изо рта ее тихо течет.
— Опять этот вой... Расслышал ли ты?
Как будто зверь воет: «Мяса! Еды!»
Когда тигру мясо дадут — почему
Он мясо целует, никнет к нему?
В глазах его — радость, в глазах его — боль,
Он тянется вширь, он тянется вдоль.
И мяса не рвет сверкающий рот:
Тигр слушает, смотрит, чего-то он ждет.
Но темная тяжесть придавит потом
Тяжелую голову с жаждущим ртом.
И голод горяч, и глаза горячи...
От воя вдали... От плача в ночи...
Спросила она: — Не могу — отчего —
Я запаха тела узнать твоего?..
8
Печально бело нынче ложе мое,
Тоскующе-холодно стен забытье.
Кто нынче спокойным остаться бы смог?
Проснувшись, дрожит в эту ночь потолок.
Всё ли я сделал? Да или нет?
Считаю я строй холостых моих лет.
Я их, как рубашки, считаю опять,
Которые надо в починку отдать.
Вот уже скоро... сейчас... — Обожди!
Есть еще день, еще ночь впереди!
Очаг не сужден мне ни мой и ничей.
О, спелость моих холостяцких ночей!
Созревшие ночи и сочные дни...
Как груши с деревьев свисают они.
Кто радостно рвать их сегодня придет,
Их соком, как хлебом, насытится тот.
Ну, так придет? Сок бродит в ночах...
Когда бы имел я дом и очаг!
Не пять прошло и не десять лет, —
А всё очага у бездомного нет!
Печально бело нынче ложе мое,
Тоскующе-холодно стен забытье.
9
Шагов твоих стежка ложится на снег.
Бегу за тобой я — и легок мой бег.
Просыпала вьюга миллион лепестков...
Я слышу напев торопливых шагов.
На стрелки ресниц снежинка легла...
— Как этот напев создать ты смогла?
Долго не тает снежинка... И пусть!..
В напрасный я, верно, отправился путь.
Шагов твоих стежка ложится на снег.
Настигну тебя? Догоню или нет?
Тебя догоню я. Настигну... Скажи,
Зачем поколенье мое так спешит?
Торопится век мой в боях и в пути,
Не смеет дыханья он перевести.
С рождения взяв небывалый разбег,
Не знает покоя стремительный век...
Не тают снежинки, белей лепестков...
Влечет меня песнь торопливых шагов.
В бою никакой, ни в какой из стран,