Страница 54 из 72
И оглушает нас порожних ведер гром...
И снова поворот. Шарахаются кони.
Навстречу вынырнул шальной автомобиль,
Он мимо пролетел, подняв завесой пыль,
И прячем лица мы за пыльный тент, в ладони,
Дорожной пыли шлейф взметнулся и повис.
И вновь берем подъем, и вновь съезжаем вниз.
17
СИМЕИЗ
Тиха морская даль, одета грустью сизой,
У ног утесов спит стальная гладь воды;
Ей снятся груды лун и скал седых ряды,
Прикрывшие собой молчанье Симеиза...
Как замки, над водой утесов строй навис,
Русалки здесь живут, а там — жилье дракона;
И ночью чудится, как из морского лона
Тайком на бережок выходит Симеиз...
Устало море, спит, а полночь голубая
Над ним склоняется, как нянька, обнимая,
И чутко слушает немую глубину...
Но, сбросив лунный сон, ворчун очнулся старый
И просит, засверкав, чтоб ночи темной чары
Вернули Симеиз в подводную страну...
18
КУРБАН-БАЙРАМ
На берег сумрачный, ворча, волна плеснула —
Вот так бросается к телеге волкодав.
Сняв бубенцы с коней и четки в руки взяв,
Татары шепчутся: “Письмо из Истамбула!..”
Ждет отдых лошадей, спят тропы по горам,
Забравшись в огород, стоит овца уныло, —
Она бы все кусты, все травы расспросила:
Не завтра ли в селе справляется байрам?..
Ползет в долины ночь, и синий сумрак плотен,
Он кутает сады, вершины гор и крыши;
Тоскливый плач муллы взлетел над тишиной.
А волны всё ворчат, как псы из подворотен,
Прижались домики к подножьям гор, как мыши,
И чутко слушают, что шепчет мрак ночной...
19
Мне солнце до крови подошвы обожгло,
И захлестнул меня густых колосьев пламень.
Дневной истомою глаза заволокло,
И тело всё блестит, как под волною камень.
Чешуйки на щеках. Целуется со мной
Песок. Я весь горю. Я говорю с камнями.
О плечи молнией дробится луч дневной,
Он шею мне оплел злачеными ремнями.
В ресницах блещет луч. Я пеною омыт.
Мне снится: надо мной вселенная простерла
Орлицы гнутый клюв — Ай-Петри гордый щит.
Нет, я от солнца пьян, я солнцем сыт по горло,
О плечи молнией дробится луч дневной.
Болтаю сам с собой...
20
С трудом я сбросил ночь... И день во весь размах
Раскрылся предо мной от скал до окоема, —
За мною по пятам он шел, в его зубах
Желтела длинная, хрустящая солома.
Он всё с меня сорвал, и я остался гол,
Он в плоть мою вонзил соломы острой пламя,
За мною по камням по раскаленным шел
И окружал меня, касаясь губ губами.
Он обхватил меня железною рукой,
Опутал ноги мне, перехватив дыханье.
Мой лоб отяжелел, и пот со лба — рекой...
Под скалами вода, и сини полыханье —
Внизу и предо мной, и весь я в голубом.
Я сбросил ночь с трудом...
21
О берег тычется слепой верблюд — бурун,
Он хочет здесь прилечь, он здесь задремлет вскоре.
Ты к тайной вечере уже готово, море,
И голубых гостей ты ждешь с наземных лун.
Как у тебя светло, в субботнем блеске, в пене!
С короной звезд к тебе склонился небосклон.
Но лодки мечутся, как жаб двуногих тени,
И серых далей холст весь кровью окроплен.
Благослови хребты. Их головы припали
К чернеющей воде, покой прибрежный пьют.
И трет свой мшистый бок о берега верблюд.
Безмолвье прервано. Вновь посветлели дали.
Ты что-то говоришь гостям с наземных лун.
О берег тычется слепой верблюд — бурун.
22
Кто путь вам преградил, о горы, кто в скитанье
На вас навьючил груз просторов и тоски?
Вам давит небосвод на плечи и виски,
Мечты гранитные, скалистые страданья!..
Увязли вы, как рать, попавшая в пески,
Как опухоли вы — на теле мирозданья.
Что слаще для людей, что выше, чем желанье
Проникнуть в недра гор — пусть кручи высоки!
Но в час, когда плывут созвездья над землей,
Уже не слышите вы наш призыв немой, —
В просторах он летит, но к вам дойдет едва ли...
Вы — каменная боль, гранитные мечты.
Не скажут никому теснин глубоких рты
О том, кто преградил вам путь к бескрайней дали.
23
Ты сотней челюстей грызешь материки,
Грохочут сотни гроз на голубой равнине,
В бесчисленных когтях ты держишь гор твердыни,
Обглоданы тобой утесов костяки…
В завесу вечных тайн вонзаешь ты клыки,
Ты тянешь сотни лап к заоблачной пустыне,
Чтоб жажду утолить, упиться далью синей,
Чтоб сердце охладить, чьи муки нелегки.
О море, в бездне ты рычишь осатанело,
Ты хочешь выпрыгнуть, но непослушно тело, —
Кто в глубину тебя столкнул с прибрежных круч?
Тебе бросает высь кровавый шар светила,
Чтоб снова небесам ты солнце возвратило,
Но к сердцу твоему, как трос, привязан луч...
24
Всё отдано тебе! Всё — в этих берегах!
Но дух твой закален, все блага отвергает.
Волна, как носорог, на отмель выбегает,
И ветры прочь летят, их гонит в горы страх.
Все земли — клавиши, а ты — нутро органа,
Как щебень, брошен в мир протяжный твой хорал;
Простор твой, как меха, он дышит беспрестанно,
То исторгает звук, то снова звук вобрал...
Твоя душа — из брызг, из пены — покрывало,
Твое дыханье — снег, а тело — мрак провала!
Повсюду гибель ждет! Повсюду — глубина!
Скажи, какая страсть тебя волнует, море?
Скажи, какая боль в тебе, какое горе?
Скажи, какой тоской твоя душа полна?..
25
Извивы молнии, как пляска маяков,
Поверхность черных вод огнем изрешетило,
Как будто брызнуло осколками светило,
Клинками пламени просторы распоров…
И волны вздыбились, бои и беды множа,
Синеют пасти мук в соленом вихре брызг.
Несите, ветры, весть о том, что божье ложе
Топтали ноги толп и разодрали вдрызг!..
Присели берега, дрожат утесы в страхе,
И крестят молнии далеких гор папахи,
А волны скалятся, и зубы их блестят.
Ты, море, — шумный пир, как саранча — перуны!
Багровой брагою запенились буруны,
Пьют брагу молнии, как пьют безумцы яд...
26
У черных пристаней на белой пене вод
Баркасы прыгают, как на снегу вороны;
В венке морской травы под рокот похоронный
Плывет на спинах волн погибший мореход.