Страница 14 из 24
«Приказ
Главнокомандующего Вооруженными силами на Юге России № 2925. г. Севастополь, 29 марта 1920 года.
Объявляю положение об управлении областями, занимаемыми Вооруженными силами на Юге России.
Правитель и Главнокомандующий Вооруженными силами на Юге России обнимает всю полноту военной и гражданской власти без всяких ограничений. Земли казачьих войск независимы в отношении самоуправления, однако с полным подчинением казачьих вооруженных сил Главнокомандующему.
Непосредственно Главнокомандующему подчиняются: помощник Гавнокомандующего; начальник его штаба; начальник военного управления; начальник морского управления – он же командующий флотом; государственный контролер; начальник гражданского управления, ведающий: внутренними делами, земледелием и землеустройством, юстицией и народным просвещением; начальник хозяйственного управления, ведающий: финансами, продовольствием, торговлей и промышленностью и путями сообщения; начальник управления иностранных сношений.
Все эти лица составляют при Главнокомандующем совет, имеющий характер органа совещательного.
Приказ этот я издал по предварительному соглашению с атаманами и председателями правительств Дона, Кубани, Терека и Астрахани.
Наконец Главнокомандующий в отношении подведомственных ему казачьих войск получал полную мощь и нахождению в рядах армии казачьих частей, хотя бы и разных войск, но на разных основаниях, был положен конец. Этот приказ впервые ясно и определенно поставил вопрос о диктатуре.
Глава II. Первые дни
Все вопросы по снабжению войск и населения, экспорту и импорту были объединены в руках начальника снабжения. Через два дня об этом последовал приказ.
Одновременно был издан ряд приказов по запрещению самовольных войсковых реквизиций лошадей, скота и пр., по уменьшению тягот городского населения от постоя войск, по обеспечению населения продовольствием, для чего, с целью сократить убой скота, введены были обязательные для войск и населения три постных дня в неделю. Войскам в городах запрещено было брать хлеб из частных лавок, и начальникам гарнизонов приказано было организовать повсеместное войсковое хлебопечение.
Запрещен был вывоз из пределов Крыма хлебных злаков, рыбных продуктов, всякого рода жиров и запрещено было приготовление сладких кондитерских изделий; предложено было городским самоуправлениям ввести на отпуск хлеба карточную систему с условием, чтобы на каждого едока приходилось не более одного фунта хлеба (отпуск хлеба войскам из войсковых хлебопекарен производился по прежним нормам).
Хлеб указывалось выпекать из пшеничной или ржаной муки с примесью 20 % ячменя. Такой хлеб, как показали произведенные опытные выпечки, оказался вполне удовлетворительным.
Вновь назначенный начальник снабжения взялся за дело с той исключительной энергией, которая была ему свойственна. Организовывался целый ряд мастерских, седельных, оружейных, слесарных, швальни и сапожных. Огромный Севастопольский портовый завод приспособлялся для починки орудий, пулеметов, броневых машин и аэропланов.
В Константинополь был дан ряд нарядов по закупке жиров и других необходимых предметов продовольствия, бензина, керосина, масла и угля. Первые транспорты с углем уже прибыли, и начало намеченной мною операции было назначено на 1 апреля.
Намечая целый ряд мер по приведению армии в порядок и организации тыла, я все время думал об обеспечении, на случай несчастья, возможности эвакуации, требуя присылки все новых и новых транспортов угля.
В нескольких десятках верст от Симферополя имелись залежи угля. Об этих залежах было давно известно, однако они доселе не разрабатывались, хотя пласты были поверхностные, разработка легка и уголь хорошего качества. Крым пользовался донецким углем. Я приказал срочно исследовать месторождение и произвести разведку для проведения к угольным месторождениям железнодорожной ветки от ближайшей станции Бешуй-Сюрень.
В случае необходимости для нас оставить родную землю нам трудно было рассчитывать на сочувствие других стран. Ни одна из них, вероятно, не согласилась бы дать нам приют. Исключение могли составить лишь славянские страны, и прежде всего Сербия, столь много обязанная великой России.
Я послал сербскому королевичу Александру письмо, прося его приюта и защиты на случай нашего несчастья. Я писал, что делаю все возможное, чтобы спасти от красного ига последний клочок Русской земли, и хочу верить, что Господь мне в этом поможет, но что я должен предвидеть худшее.
Приближались дни Светлого праздника. Как мало напоминали они такие же дни минувших годов тихой русской жизни; весна была в полном разгаре, церкви полны молящихся, но не было обычного предпраздничного радостного ожидания. Цены страшно росли, продуктов недоставало, все жили под гнетом грозного будущего. В Страстную пятницу я исповедывался, на следующий день приобщился.
После заутрени в соборе разговлялся в офицерском собрании лейб-гвардии Казачьего полка, несшего гарнизонную службу в городе. Полк этот был один из немногих, где сохранился старый офицерский состав. Большинство сотенных командиров командовали сотнями еще в Германскую войну.
В первый день праздника, 29 марта, я принимал поздравления представителей иностранных миссий и высших чинов, а вечером на яхте командующего флотом «Лукулл» вышел в Ялту. Я наметил посетить ряд городов, чтобы на месте ознакомиться с нуждами населения.
Мы прибыли в Ялту 30-го утром. На дебаркадере приветствовали меня целый ряд депутаций от сената, городского самоуправления, Красного Креста, прессы и т. д. Приняв депутации, я проехал в городской собор, где, прибывший со мной, епископ Вениамин отслужил молебствие, затем, в гостиницу «Россия» где в большом зале присутствовал на торжественном заседании сената, после чего принимал целый ряд лиц.
Тут же в гостинице «Россия» обществом помощи чинам Добровольческой армии был устроен завтрак. Днем я осматривал расположенные в Ялте лазареты и санатории.
На следующее утро я вернулся в Севастополь.
Встретивший меня, только что прибывший из Константинополя, генерал Шатилов сообщил неприятное известие. Накануне на городском бульваре офицер лейб-гвардии Петроградского полка капитан Манегетти, встретив нескольких матросов, сделал им какое-то замечание. Один из матросов ответил. Капитан Манегетти выхватил револьвер, выстрелил в упор и убил матроса.
Среди команд флота и в городе случай вызвал массу разговоров. Расследование уже было закончено, оно показало, что и офицер и матросы были в нетрезвом состоянии. Действия капитана Манегетти не были вызваны необходимостью самозащиты или защиты офицерского достоинства, и поведению его нельзя было найти оправдания. Я приказал на другой же день предать капитана Манегетти военно-полевому суду, причем заседание суда назначить гласным.
Зал был переполнен публикой, среди которой было много людей флотских команд. Капитан Манегетти был приговорен к смертной казни, причем суд постановил во внимание к прежним его боевым заслугам ходатайствовать передо мной о смягчении наказания. Я заменил смертную казнь разжалованием в рядовые. Инцидент не имел дальнейших последствий. Через несколько месяцев капитан Манегетти доблестно погиб в бою.
31 марта мною был подписан приказ о введении во всех частях гарнизонов судов чести для штаб– и обер-офицеров, причем права судов в отношении наложения наказаний были значительно расширены вплоть до разжалования в рядовые.
Генерал Шатилов имел в Константинополе несколько свиданий с Английским верховным комиссаром. Последний не скрывал своего убеждения в бесполезности переговоров Великобританского правительства с большевиками.