Страница 60 из 68
Она смотрела на возвышающееся над ней лицо, глаза его были закрыты, лицо сосредоточенно. Он ускорил движения, все сильнее посылая тело вперед. Мара вцепилась руками в его плечи и обхватила его тело ногами, стараясь притянуть еще ближе, принять его всем своим существом.
Ей казалось, что время как будто остановилось и они остались одни на всей земле, что только для них светит солнце и шумит листвой легкий ветерок.
Вдруг Адриан издал громкий крик, эхом отозвавшийся между деревьями, и вошел в нее последним движением. Его тело судорожно дернулось, дыхание стало неровным, и Мара почувствовала внутри себя его семя.
Потом он опять прижался к ней, по-прежнему наполняя ее полностью, и, принимая в райские кущи своих объятий, стал целовать ее шею, лицо, мочки ушей, его ласковые руки прижимали ее все крепче, и ей опять хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
Через некоторое время он неохотно выпустил ее из объятий.
– Теперь быстро темнеет. Нам надо возвращаться в Кулхевен.
Возвращаясь к реальности, Мара разочарованно вздохнула.
– Я хотела остаться здесь навсегда, – сказала она, наблюдая за тем, как Адриан встает и натягивает бриджи.
– Тогда слуги, без сомнения, начали бы беспокоиться и разыскивать нас. Представляю себе, какого цвета стала бы миссис Денбери, если бы обнаружила нас здесь.
Мара надела через голову рубашку и рассмеялась:
– Вероятно, но только не мистер Шипли. Он просто посмотрел бы на нас со своим обычным непроницаемым видом, как будто так и должно быть, и вежливо спросил, что мы будем пить за ужином – вино или мед.
Когда они оба оделись, Адриан в последний раз обнял Мару и поцеловал ее с такой нежностью, что у нее на глаза навернулись слезы.
Когда они, вдвоем на Хугине, наконец тронулись по направлению к Кулхевену, из-за горизонта пробивались последние лучи солнца. За Хугином медленно трусила Мунин. Мара сидела впереди Адриана, свесив ноги по одну сторону седла и положив голову на широкое плечо Адриана.
В его крепких объятиях Мара чувствовала себя в полной безопасности, так спокойно она не ощущала себя никогда в жизни. Ей хотелось провести в таком спокойствии и уверенности всю оставшуюся жизнь, потому что вряд ли она испытает когда-нибудь большее счастье.
Мара очень надеялась, что по возвращении в Кулхевен никакие события не доставят им больше беспокойства и не нарушат этого вновь обретенного мира.
Но, вероятно, ей надо было держать это желание при себе.
Потому что, когда они свернули на аллею, ведущую к дому, Мара увидела чужих лошадей, привязанных к столбу. Не успели они подъехать к лестнице и спешиться, как к ним подбежал Дейви.
– Милорд, вас хотят видеть двое каких-то грубиянов. Мистер Шипли сказал им, что не знает, когда вы вернетесь, но они пожелали подождать вас в гостиной.
Спешившись, Адриан передал поводья Дейви.
– Пойду посмотрю, что им от меня надо.
Он помог Маре слезть к лошади, и она прошла вместе с ним в гостиную.
Как и сказал Дейви, в комнате его ожидали двое огромных, угрожающего вида мужчин. В одном из них Мара узнала компаньона Оуэна, которого видела, когда встречалась с братом ночью в коттедже. Другой имел комплекцию и наружность медведя, на его грубое лицо беспорядочно свисали пряди темных волос.
– У нас есть новости об Оуэне.
Адриан остался стоять в дверях.
– Какие же?
– Он находится в Дублинской тюрьме. И хочет, чтобы вы приехали к нему.
– А что, если я этого не сделаю?
– Он сказал, что может рассказать кое-что, после чего вы займете соседнюю камеру. И если вы не приедете, он позаботится о том, чтобы она не долго пустовала.
На скулах Адриана вздулись желваки.
– Скажите ему, что я приеду.
Стуча каблуками, двое встали.
– И привезите с собой эту девку. Он хочет видеть ее тоже, – сказал мужчина, похожий на медведя.
Адриан ответил угрожающим тоном:
– Эта девка является моей женой и, следовательно, носит титул графини, поэтому будьте любезны относиться к ней с уважением.
Мужчина проворчал что-то и, махнув своему товарищу, вышел из комнаты.
Когда они ушли и топот копыт затих в ночи, Адриан повернулся к Маре:
– Собери вещи для поездки в Дублин, Мара. Мы поедем повидаться с твоим братом.
Глава 26
Дорога в Дублин заняла на целый день больше обычного; все время, пока они не въехали между двумя башнями Ньюгейтских ворот на улицу Святого Томаса, ведущую к центру города, почти непрерывно шел обложной дождь.
Часть времени была потрачена на то, чтобы вытащить карету из канавы у обочины узкой дороги близ Килдара, на которую по ошибке свернул Пудж. Остальное время ушло на остановки, которые они делали всякий раз, когда им попадался по дороге отряд солдат парламента, направляющихся справиться о состоянии здоровья лорда-протектора Оливера Кромвеля. Последний попавшийся им отряд представлял собой группу усталых и голодных пехотинцев в насквозь промокшей форме, возглавляемую человеком, назвавшимся себя полковником Фреттериджем, благодаря длинному острому носу и бусинкам-глазам напоминавшим вытащенную из воды крысу. Он сообщил им, что Кромвель находится на пороге смерти, что, казалось, полковника совсем не беспокоило, и добавил, что ни один врач в Лондоне не может определить, чем вызвано такое внезапное заболевание.
Услышав эти новости, Адриан еще глубже ушел в свои мысли, если только это было возможно, потому что и до этого почти не разговаривал.
Судя по тому, что ранее рассказал Маре Адриан. можно было сделать вывод, что покушение удалось.
Но Мара никак не могла понять, доволен он этими новостями или нет. Если до этого он едва ли произносил более пяти слов кряду, то с того момента, как услышал известие о плохом состоянии лорда-протектора, ему хватало и двух.
Вместе с тем его молчание давало ей возможность подумать о предстоящей встрече с братом в тюрьме.
Адриан сказал ей, что Оуэна непременно повесят, он считался самым опасным из ирландских тори, за его голову была назначена награда в пятьдесят фунтов – кругленькая сумма, мечтой о которой сейчас, без сомнения, наслаждается солдат, схвативший его.
Только что стемнело, когда они проехали через освещенные факелами ворота и выехали на опустевшую Хай-стрит. В дневное время улица обычно представляла собой шумную и живописную картину: женщины вывешивали для просушки белье, а уличные торговцы раскладывали рыбу, фрукты и хлеб на ступеньках церкви Рождества.
Пудж остановил карету на темном углу, но света от свечей, горящих за окнами расположенного рядом дома, оказалось достаточно для того, чтобы Мара смогла прочитать название улицы: Скиннер-роуд. Значит, они находились возле церкви Рождества, неподалеку отсюда они с Саймой когда-то жили в задней комнате лавки портного, в которой она, несмотря на отсутствие способностей к рукоделию, шила целыми днями, пока ее пальцы не становились точно деревянные, а глаза не начинали слезиться от плохого освещения.
Мистер Чипсайд платил плохо и заставлял работать до изнеможения, пока наконец она не ударила его по голове маленьким и неудобным деревянным стулом, на котором вынуждена была сидеть, когда он в очередной раз попытался схватить ее за грудь.
В тот же день ее уволили, и, получив причитающуюся ей плату, всего три шиллинга, и забрав свои скудные пожитки из убогой комнаты, в которой они спали, Мара и Сайма перешли в дом капитана Грина, одного из английских офицеров, служивших в Дублине. Там они работали на кухне, помогая готовить блюда и сервировать стол для многочисленных приемов, устраиваемых миссис Грин. На этом месте они пробыли до тех пор, пока Сайма, после того как миссис Грин дала ей пощечину за то, что она уронила на пол салфетку, не добавила одного из своих чудодейственных снадобий в тушеную баранину, после чего у всех, кто ее ел, выступила отвратительная болезненная сыпь.
Как раз тогда, когда она работала в доме Гринов, Оуэн и пришел к ней в первый раз, чтобы рассказать об Адриане, графе Сент-Обине, новом владельце Кулхевена. Именно там она впервые услышала об Арабелле и о том, что Адриан собирается жениться на ней. И именно там у нее впервые стал формироваться план возвращения в Кулхевен.